Eden (ЛП) - "obsessmuch" (электронная книга txt) 📗
Перебирая пряди моих волос за ухом, он не может — или не хочет? — отводить взгляд.
— Ты не шлюха, грязнокровка, — он говорит так тихо, что мне приходится изо всех сил напрягать слух. — Я не поставлю тебя на одну ступень со своей свояченицей.
У сердца словно выросли крылья, и оно воспаряет в небо, но следом — ухает куда-то вниз, когда я осознаю, что это только слова. Мне нужно больше.
— Тогда почему вы не желаете обращаться со мной, как с человеком? Спорю, с Беллатрикс вы вели себя лучше, потому что она чистокровная.
Он подходит еще ближе, если такое вообще возможно.
— Ты слишком много взвалил на меня, Люциус, — я так устала, и мне уже плевать на рвущиеся наружу рыдания. — И после всего, что ты сделал со мной, ты обращаешься со мной, как со шлюхой.
Черты его лица заметно искажаются, словно мои слова поразили его в самое сердце, оставив жгучую рану, каких он оставил уже сотни на моей измученной душе.
— Мне это не нравится так же, как и тебе, — со вздохом признается он. — Никогда не думал, что так все обернется.
Он сильнее прижимается ко мне, буквально вдавливая меня спиной в стену, и у меня перехватывает дыхание от его близости. Но я нахожу в себе силы сказать:
— Мы должны остановиться, — голос насквозь пропитан отчаянием. — Немедленно. Пока не стало слишком поздно.
Он наклоняется, и я почти чувствую касание его губ, вижу каждую морщинку на его лице так ясно, как могу видеть его душу, как бы он ни старался укрыть ее от меня.
— Слишком поздно, грязнокровка? — он облизывает пересохшие губы. — Этот мост мы сожгли уже очень давно.
А в следующее мгновение его губы накрывают мои.
Глава 32. Шрамы
Меня переполняет боль,
Ночами хочется кричать.
Моя любовь сродни болезни!
И тьма внутри меня порой
Пугает; некуда бежать!
Я с каждым днем все ближе к бездне… (пер. — kama155)
Сильвия Платт, «Вяз»
Вылезаю из ванны: теплая вода ручьями стекает с меня на холодные плитки пола.
Хватаю с вешалки полотенце и наспех вытираюсь.
Он скоро будет здесь. Нужно поторопиться.
Я не хотела затягивать допоздна. Просто я так устала сегодня. Я весь день работала и освободилась всего полчаса назад.
Но это не отменяет того факта, что он скоро придет. В последнее время он никогда не задерживается.
Прохожу в комнату, останавливаясь перед гардеробом. Открыв дверь, пробегаюсь взглядом по платьям: однотонные, простенькие платьица. Как у прислуги. Одежда, наиболее соответствующая твоему положению… именно так он сказал мне однажды.
Ублюдок.
Черное, черное, коричневое, синее, черное, зеленое, голубое, коричневое, серое, черное, черное…
Минутку.
Это что? Впервые вижу это платье в самом конце перекладины с вешалками, прямо за серым.
Оно… нет, оно не серое и не черное. Оно… розовое? Очень бледное, с сероватым отливом, но все-таки розовое.
И как это я раньше его не замечала? Хотя я никогда особо и не задумывалась над тем, что висит в моем шкафу.
Вытаскиваю платье из гардероба: несмотря на свой цвет, оно все же очень простое.
Никогда не была поклонницей розового. Оно вызывает ассоциацию с Панси Паркинсон и тем кошмарным платьем, которое было на ней на рождественском балу.
Но… так приятно иметь что-то, в какой-то мере олицетворяющее нормальную жизнь.
Все бы отдала за пару туфель и комплект нижнего белья — эти вещи в топе моих приоритетов.
Натягиваю платье на влажное тело. Ткань прилипает к коже, но когда я высохну, это прекратится, так что не беда.
Подхожу к прикроватному столику и, взяв гребень, расчесываю мокрые волосы, свисающие сосульками.
В последние дни я нечасто смотрюсь в зеркало: мне противно собственное отражение. Меня тошнит от той, кем я стала. Видеть ее не могу!
Но расчесывая волосы, я невольно бросаю взгляд в зеркало.
Господи, я такая тощая. Сколько же килограммов я потеряла?
Впрочем, это неудивительно. Я ем от силы раз в день, ну а если повезет, то два.
Ненавижу. Чувствую себя только что вылупившимся птенцом: такой хрупкой, что кажется, дотронься пальцем — и я сломаюсь.
При желании я даже смогу пересчитать свои ребра.
Со вздохом откладываю гребень в сторону, и в следующее мгновение в комнату входит Люциус, прикрывая за собой дверь.
Он бегло осматривает комнату, а затем, глядя на меня, произносит:
— Сегодня ты пойдешь ко мне, — его глаза темнеют.
— Почему? — удивленно моргаю в ответ.
Он вновь обводит комнату взглядом и ухмыляется.
— Эта комната… какой-то чулан для прислуги. Не хочу находиться здесь дольше необходимого.
Ах, ну конечно. Эта убогая комнатушка напоминает ему, кто я и кого он… Интересно, могу ли я все еще использовать слово трахает?
— Пошли, — он протягивает мне большой кусок серебристо мерцающей материи: что-то подобное я уже видела у Гарри. Мантия-невидимка. — Надень это. На случай, если мы встретим кого-нибудь в коридоре.
— А не слишком ли это рискованно? — дрожащим голосом спрашиваю я. — Вдруг кто-нибудь войдет в твою комнату?
— Каждый раз, когда я прихожу к тебе, мы тоже рискуем. В моей комнате мы будем не в большей опасности.
Знакомое чувство зарождается где-то глубоко внутри: страх — я переживала его уже несчетное множество раз, но все еще никак не могу свыкнуться с этими ощущениями.
Несмело протягиваю руку и, взяв мантию, накидываю ее на голову, стараясь, чтобы ни платье, ни босые ступни не выглядывали из-под нее.
Люциус окидывает меня взглядом и кивает.
— Хорошо, — шепчет он. — Следуй за мной и не отставай, — его взгляд ожесточается. — И не думай сбежать. Дверь в конце коридора заперта.
Необязательно было говорить мне это. Я не смогла бы сбежать, даже если бы у меня была возможность… я бы не сбежала.
Развернувшись, он на секунду приникает ухом к двери, прислушиваясь, — нет ли кого-нибудь в коридоре, а затем открывает ее и выходит из комнаты. Следую за ним, нарочно шурша мантией, давая ему понять, что я рядом.
Не глядя в мою сторону, он запирает дверь и направляется к своей комнате. Он уже сделал несколько шагов, но тут позади нас открывается дверь.
— Люциус?
Мы поворачиваемся, и — хвала Господу, что я скрыта мантией.
Беллатрикс медленно направляется в нашу сторону.
— Чего тебе? — грубо спрашивает он.
Слабая улыбка касается ее губ.
— Ты знаешь, чего я хочу, — не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, на что она намекает. — Было время, когда ты прекрасно это знал.
Желудок скручивает стальными жгутами. Не хочу, чтобы она разговаривала с ним, не хочу, чтобы она даже смотрела на него…
Черт. Теперь понятно, что она чувствует по отношению ко мне.
Стоп. Ну уж нет! Я не собираюсь жалеть еще и эту стерву. Мне очень стыдно перед его женой, но испытывать угрызения совести из-за той, которая пыталась заставить Рона переспать с его младшей сестрой… никогда!
— Ты пьяна, — ледяным тоном произносит Люциус. — И уже поздно. Возвращайся в кровать.
Она смеется и проводит пальцем по вороту его мантии.
Кажется, меня сейчас стошнит.
— Я вернусь, Люциус, — шепчет она, — но не хочешь ли присоединиться ко мне?
Едва не теряя сознание, я с облегчением вздыхаю, когда он сбрасывает ее руку.
— Уходи, Белла, — приказывает он. — Ты ставишь себя в глупое положение.
На ее лице мелькает разочарование, и она отступает на шаг назад.
— Почему ты прекратил это, Люциус? — в ее голосе почти нежность, никогда не слышала, чтобы она говорила таким тоном. — Нам ведь было хорошо вместе. Я помню, как ты не мог насытиться мною…
— Просто потрясающе, — обрывает ее речь Люциус, — удивительно, как ты можешь извратить вещи, выставив их такими, какими они никогда не были.
Она бледнеет, в глазах загорается опасный огонек, а губы кривятся от злости.
— Ты была лишь развлечением, Белла, — безжалостно бросает он. — Весьма приятным, но все же только развлечением — и не более. А теперь все кончено, — он поворачивается к двери в свою комнату. — Спокойной ночи.