Проклятие Черного Аспида (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (прочитать книгу .txt) 📗
— Врожка, — рявкнул так, что воздух задрожал и уши заболели, — почему простоволосая ходит и лицо не закрашено?
Врожка как из-под земли появился, то на меня смотрит, то на барина своего.
— Так обтерлось. Прыгали-скакали. А краску наносить некому. Пелагеи нет.
— Накидку ей найди самую грязную и засаленную, волосы сажей обмажь. Пусть их спрячет и лицо капюшоном закроет. С Таиром в конце самом поедет. Что у других с лицами?
— Я не проверял, барин. Но могу проверить.
— Проверь. Как к границе приблизимся, чтоб не пялились на девок стражи лесные. Повозки нет с нами. Одноглазый ошалеет, черт наглый, и начнет требовать, кого не положено.
— А кого не положено? — округлил глаза Врожка. — По правилам любую забрать может.
Князь сверкнул глазами, и шут скукожился весь, подобрался.
— Изыди, Врож, не зли. Не то в довесок с откупом пойдешь. Рубаху мне найди чистую.
Врожка меня за руку схватил и как раз за собой потащил, как вдруг стал словно в землю вкопанный.
— Чтоб меня черви навские живым обгладывали.
— Что такое?
— Ваши раны…
— Что с ними? Гниют?
— Нет… то есть их нету.
Я сама от удивления замерла — вся спина воеводы чистая, словно и раны ни одной на ней не было никогда. Только дракон уродливый крыльями колышет, когда князь напрягается или руками шевелит.
— Пелагея зелье, значит, новое состряпала.
— Нет. Зелье то же, что и всегда. Я спрашивал, когда брал. Да и что сучка старая уже может наварить, все одно и то же веками. Черное колдовство вне закона, а белым она и так промышляет.
Они друг на друга посмотрели, а потом на меня.
— Та нет. Смертная — она бесполезная. О мире нашем вряд ли представление имеет.
Я медленно выдохнула и стараюсь на склянку с красной мазью не смотреть, чтоб и они не увидели. И самой страшно — откуда знаю все это, или кто в уши нашептывает. Проклятое место. Не знаю, что с ним не так, и все страшнее становится и тревожнее.
Дальше Врожка распорядился, чтоб воины нас везли каждый в своем седле. Я теперь с кем-то другим сидела, от него пахло невкусно и неприятно, и руки меня держали иначе совсем, локтем давили к себе, как неживую. Словно трогать запрещено было ладонями. Я взглядом князя поискала, и когда нашла, пальцы сами сжались в кулаки — с ним Забава теперь ехала впереди, я по накидке узнала — она у нее цветами расшитая, как она сказала — мамки да няньки к ритуалу великому ее готовили. Она одна предназначена Вию. Я даже забыла про Вия этого, одно имя в дрожь бросает и Гоголевские повести напоминает. Только сейчас не от ужаса все тело напряжением сковало. А у меня только одно в голове пульсирует — а князь девку эту черноволосую тоже ладонями держит или локтем? Трогает ли ее длинными пальцами?
Я голову вскинула, чтобы увидеть, где он, как меня тут же сильно сдавили под ребрами, чтоб не смотрела вперед, а только на седло. Когда мы ждали воинов, одна из девушек сказала, что в Лихолесе нельзя никуда смотреть, только в землю или себе на руки. Нельзя с лихим взглядом встречаться, и лицо держать надо закрытым. Но никто не знал, кого и как Лихо выбирает себе, и почему.
В лесу все так же воняло серой и торфом, и я смотрела перед собой на землю, где то тут, то там вспыхивали огоньки. Словно лампочки или гирлянды — страшно и красиво одновременно. Потом я пойму, что они дорогу воинам показывают, ведут в логово Лиха у самой границы, а может, и заманивают в самую топь. По мере того, как продвигались все дальше, ветер становился все сильнее, несколько раз капюшон мне с головы содрал и факелы в руках воинов гасил. Пока заново разжигали, мне казалось, что ветер материализуется в ледяные веревки и по телу моему шарит. Невольно голову вскинула и от ужаса чуть не заорала, но в горло воздух ледяной забился, и я зажмурилась, не зная каким образом вспоминая Отче наш и дрожа от невыносимого холода и панического страха. То, что я увидела… это не могло быть правдой, не могло быть по-настоящему. Я такого даже в самых диких кошмарах не видела. На стволах деревьев трупы развешаны, они вросли в сами растения плотью, и из них ветки торчат, где из глаз, где изо рта, и листва прямо внутри тел копошится.
"Господи… господи, можно я проснусь, пожалуйстаааа…"
"Голову закрой, держи капюшон руками и смотри только в землю, смертная, и молиться не потребуется. Не в сказку попала, а в саму преисподнюю, если не хочешь вот так же деревьями прорасти, делай, что говорю".
Когда последний раз факелы погасли, воины стали на месте, как вкопанные. Издалека из самой чащи, как из тоннеля, показался светящийся круг, как отсвет гигантского фонаря. Я старалась не смотреть, но оно само тянуло голову вскинуть, тянуло глянуть, аж затылок сводило и спину пекло.
— Приветствую тебя, князь Ниян, Воевода и дозорный Навских границ.
Голос мерзкий, завывающий словно ветер и дребезжащий, как скрип старых веток.
— И тебе в пыль не рассыпаться, царь Лиходей.
— Язвишь?
— Матерь всея ветров меня упаси. Только искренние пожелания.
Слышу, что он улыбается. Не знаю почему, но я в этом уверена. Улыбку представила белозубую, наглую, и пальцы сильнее края капюшона сжали.
— Времени нет у меня лясы точить с тобой, князь. Иди куда шел, только выкуп мне отдай и убирайся.
— Не больно ты гостеприимен. Поди Мракомира радушнее принимал.
Вихрь по деревьям пронесся, и листва словно зашепталась, заставляя обомлеть и задержать дыхание, чтоб справиться с дрожью во всем теле. Злится Лихо, это даже я, ничего не знающая, всем телом чувствую.
— Не твое дело, Аспид. Выкуп отдавай и катись, пока я законы не нарушил и не потрепал твое войско.
— Мое войско трепки гнилых деревянных истуканов не боится, но я и есть закон Нави, не забывай, царь. Поэтому выбирай и лишнего не шелести, не то я могу принять вызов.
— Я давно выбрал.
Надтреснутый голос задребезжал иными нотками, словно в предвкушении.
— Даже так? Шустрый ты. Не зря мне казалось, ты нас от самого моста сгоревшего ведешь. И кого возжелал Царь Леса?
— Ту, что пахнет цветами подводными и волосы цвета неба имеет. Ту, что спрятал от глаз моих в самом конце под плащом грязным и думал, я красоты ее не увижу.
В эту секунду шелестеть перестали даже листья, и ветер прекратился. Теперь я слышала только гулкие удары своего сердца. И вдруг от боли дернулась — под мокрым бинтом, которым я кольцо еще в своем мире заматывала и прятала от всех, словно иглы в палец впились.
ГЛАВА 7
Ты вышел из голода, из вечного холода,
Из горной, железной тьмы.
Из сумрака севера, соцветием клевера,
Последний весны росток
Вплетется в венок.
Роса рассветная, светлее светлого,
А в ней живет поверье диких трав.
У века каждого на зверя страшного,
Найдется свой, однажды, Волкодав
Найдется свой однажды Волкодав
© Мельница
— Больно глазастый ты для Одноглазого. Коли спрятана, значит, не для тебя избрана. Другую выбирай, а то и двух. Щедрый я сегодня.
— Так того и щедрый, что эту отдавать не желаешь… а я в праве своем любую выбрать. Так гласит наш священный договор, скрепленный печатью еще отцом твоим. Не тебе законы менять. Не царь ты и царем никогда не станешь.
И земля дрогнула. Не сильно. Так, словно зыбь по ней прошла, маленькой волной прокатилась. Когда-то у нас в городе землетрясение было, вот точно так же под ногами дрожало. Страшно и дух захватывает, потому что в ответ лез загудел, как пчелиный улей.
— И не тебе их менять, царь Лиходей. Оговорочка есть одна в договоре вашем с отцом моим. Не запамятовал, какая именно?
— На бой меня вызовешь? Ради человечки жизнью рискнешь? Об этой оговорочке молвишь, аль другая там какая имеется мне неведомая?
— Об этой самой. На бой тебя вызываю.
