Эрос за китайской стеной - Виногродский Бронислав Брониславович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗

— Ну, как твои дела? — спросил он.

— Батюшке надо спасибо говорить, сжалился. Лайбао в столицу отправил.

— Ну и хорошо! Значит, можешь быть спокойна.

Гуйцзе пошла.

— Поди-ка сюда, потаскушка! — задержал ее Боцзюэ. — Поди, я тебе что скажу.

— Потом скажешь! — она направилась к Пинъэр.

Ин Боцзюэ и Симэнь обменялись приветствиями и сели на веранде.

— Вчера, когда я был на пиру у Ся Лунси, — начал Симэнь, — цензор Сун прислал мне подарки. Между прочим и свиную тушу, совсем свежую. Я уж сегодня велел повару разделать, а то испортится. Голова с перцем и специями будет, так что не уходи. Надо будет и Се Цзычуня позвать. В двойную шестерку сыграем и полакомимся.

— Симэнь кликнул Циньтуна: — Ступай дядю Се пригласи, Дядя Ин, скажи, уже пришел.

— Есть! — ответил Циньтун и ушел.

— Ну как? — спросил Боцзюэ. — Вернул Сюй серебро?

— Ох уж этот негодяй, собачья кость! — заругался Симэнь. — Вот только что двести пятьдесят лянов вернул. Скажи им, пусть послезавтра приходят.

— Ну и прекрасно! — воскликнул Боцзюэ. — Мне кажется, брат, они тебе сегодня подарки принесут.

— Ну к чему им тратиться? — возразил Симэнь. — Да! Ну, а как Сунь и Рябой Чжу?

— Как их у Гуйцзе забрали, они ночь в уездной тюрьме пробыли, — рассказывал Боцзюэ, — а на другой день их заковали в одну цепь и препроводили в столицу. А оттуда, известно, так просто не выпустят. Ну скажи! Целыми днями пили-ели да гуляли, и на тебе, такую пилюлю проглотить, а?! Достанется им теперь. В такую-то жару да в цепях, в кармане ни гроша… И за что?

— Чудной ты, сукин сын! — засмеялся Симэнь. — Если каторги испугались, не надо было бы им с лоботрясом Ваном шататься. Чего искали, то и нашли!

— А ты прав, брат, — поддержал его тут же Боцзюэ. — Будь яйцо целое, никакая муха не залезет, это верно. Почему они со мной, скажем, или с Се Цзычунем не дружили, а? Свояк свояка видит издалека, вся муть на дно оседает.

Появился Се Сида и после приветствий уселся, усиленно обмахиваясь веером.

— Что это ты весь в поту? — спросил Симэнь.

— И не говори, брат! — воскликнул Се. — Даже к тебе опоздал. То меня дома не было, а только я из ворот, как ее принесло. Ни с того, ни с сего наскочила, из себя вывела.

— Это ты о ком же, брат? — спросил Боцзюэ.

— Да о старой Сунь, — объяснил Се. — Как же, с раннего утра пожаловала. Из-за тебя, говорит, моего мужа угнали. И откуда она это взяла, глупая баба? Твой же старик целыми днями гуляет, пьет да ест, деньгами швыряет, говорю. Что, спрашиваю, ты с того света, что ли, явилась? Ты, говорю, сама с вышибалы зарабатывала. Чего же теперь возмущаешься? Отчитал я ее, ушла. Тут меня слуга твой позвал.

— А я о чем говорю! — вставил Боцзюэ. — Вот взять хотя бы вино. Если оно чистое, так чистое и есть, а муть, так вся на дно оседает. Сколько я их предупреждал! Не доведут, говорю, вас до добра пирушки с этим Ваном. Вот и попали в ловушку. Некого теперь винить!

— Да что он из себя представляет, этот Ван? — говорил Симэнь.

— Так, молокосос! Усы не отросли, а уж тоже мне, за девками ухаживает. Разве ему с нами равняться! Небось, не знает, что к чему. Стыд и смех!

— Да что он знает? — поддержал Боцзюэ. — Где ему, брат, с тобой равняться! Ему про тебя сказать, так он умрет со страху.

Слуга подал чай.

— Вы пока в двойную шестерку поиграйте, — предложил Симэнь, — а я пойду скажу, чтобы лапшу подавали. У нас сегодня лапшу делали.

Вскоре появился Циньтун и накрыл стол. Хуатун принес на квадратном подносе четыре блюда закусок, а к ним ароматный соус из баклажанов, сою, подливки из душистого перца и сладкого чеснока, а также три блюдца чесночного соуса. Когда все расставили на столе, подали большое блюдо солонины с серебряным половником и три пары палочек из слоновой кости.

Появился Симэнь и сел рядом с друзьями.

Потом подали три тарелки лапши, и все принялись за солонину, подливая к ней чесночный соус и специи. Ин Боцзюэ и Се Сида, вооружившись палочками, вмиг опорожнили по чашке лапши, а немного погодя уплели по семи чашек, тогда как Симэнь доедал вторую.

— Ну и глотка же у вас, дети мои! — воскликнул он.

— Скажи, брат, какая сестрица готовила лапшу, а? — спросил Боцзюэ. Вот мастерица! Пальчики оближешь!

— А соусы с подливками чем плохи?! — подхватил Се Сида. — Жаль, я только что дома пообедал, а то бы еще с удовольствием чашку пропустил.

Оба раскраснелись и сняли халаты, повесив их на спинки своих стульев. Циньтун убирал пустую посуду.

— Принеси-ка воды, — попросил Боцзюэ. — Рот прополоскать не мешает.

— А можно и чаю, — уточнил Сида. — Горячий чай чесночный запах отбивает.

Немного погодя Хуатун подал чай. После чаю они вышли на сосновую аллею и прошлись до цветочных клумб. Тем временем Хуан Нин прислал четыре коробки с подарками. Их внес Пиньань и показал Симэню. В одной коробке были водяные орехи, в другой — каштаны, в третьей — четыре крупных мороженых пузанка и в четвертой — мушмула.

— Какая прелесть! — воскликнул Боцзюэ, заглядывая в коробки. — И где только такие редкости откопали? Дай-ка хоть орешек попробовать.

Боцзюэ загреб целую пригоршню каштанов и протянул несколько штук Се Сида.

— Другой ведь до седых волос доживет, а то и на тот свет уйдет, да так и не отведает таких вот яств, — говорил он.

— Будде, сукин сын, не поднес, а уж сам хватаешь, — заметил Симэнь.

— А к чему Будде-то, когда они мне по вкусу? — возразил Боцзюэ.

Симэнь распорядился отнести подарки в задние покои.

— Попроси матушку выдать три цяня, — наказал он слуге.

— А кто же принес-то, Ли Чжи или Хуан Нин? — спросил Боцзюэ.

— Хуан Нин, — ответил Пиньань.

— Повезло сукину сыну, — заметил Боцзюэ. — Еще и три цяня получит.

Но не будем говорить, как Симэнь наблюдал за игрою Боцзюэ и Се Сида. Перейдем пока в покои Юэнян.

После обеда она с Гуйцзе, Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь, Пинъэр и падчерицей вышла из залы. Они сидели в галерее, когда из-за ширмы показалась голова цирюльника Чжоу.

— А, Чжоу! — воскликнула Пинъэр. — Кстати явился. Заходи. У малыша волосы отросли. Постричь надо.

Чжоу поспешно отвесил земной поклон.

— Мне и батюшка наказывал постричь наследника, — сказал он.

— Сестрица! — обратилась к Пинъэр хозяйка. — Принеси календарь. Погляди, подходящий ли нынче день.

— Сяоюй! — крикнула Цзиньлянь. — Ступай, принеси календарь.

Цзиньлянь раскрыла календарь и сказала:

— Сегодня у нас двадцать первое число четвертой луны. День под знаками гэн-сюй. Металл водворился в созвездии Лоу. Сторожит металлический пес [359]. День молитв, служебных выездов, шитья, купания, стрижки и закладки постройки. Наиболее благоприятное времяполдень.

— Раз счастливый день, — заключила Юэнян, — пусть нагревают воду. Надо будет потом ему голову вымыть. — Юэнян обернулась к цирюльнику: — А ты стриги потихоньку да забавляй его пока чем-нибудь.

Сяоюй встала рядом с платком, куда собирала волосы. Не успел цирюльник начать стрижку, как Гуаньгэ разразился громким плачем. Чжоу спешил стричь, а младенец тем временем так закатился, что и голоса лишился. Личико его налилось кровью. Перепуганная Пинъэр не знала, что и делать.

— Брось! — крикнула она. — Хватит!

Цирюльник с испугу бросил инструменты и опрометью выбежал наружу.

— Я же говорила: ребенок слабый, — заметила Юэнян. — Самим надо стричь, а не звать кого-то… Одно беспокойство.

На счастье, Гуаньгэ наконец успокоился, и у Пинъэр будто камень от сердца отвалило. Она обняла сына.

— Ишь какой нехороший Чжоу! — приговаривала она. — Ворвался и давай стричь мальчика. Только обкорнал головку да сыночка моего напугал. Вот мы ему зададим!

Она с Гуаньгэ на руках подошла к Юэнян.

— Эх ты, пугливый ты мой! — говорила Юэнян. — Тебя постричь хотели, а ты вон как расплакался. Обкорнали тебя, на арестанта теперь похож.