Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия (читать книги полностью .txt) 📗
— Как дела? — спрашиваю на автомате.
— Вышла замуж, переехала сюда, ожидаем пополнение в семействе.
Лишь теперь замечаю блеск обручального кольца, слегка округлившийся животик, тоску в глазах. Больше никаких перемен. Стройная и звонкая девочка модельной внешности.
— Я тоже скоро замуж, за него, — киваю на Дорика. — Переезжаю в Америку, пополнение пока не ждем.
— А мой супруг все еще на работе, я с подружками, — указывает на противоположный столик.
— Где трудится? — очередной машинальный вопрос.
— В прокуратуре, — непривычно тихий ответ.
Прикольный контраст.
— Не хочешь поболтать наедине? — предлагает Дана.
— Хочу, — устоять невозможно.
Маша неодобрительно цокает языком. Наверное, ревнует.
— Только недолго, — выдает строгое наставление вслух. — Нам еще важные проблемы надо обсудить.
— Вернемся через несколько минут, — произношу уверенно, а потом информирую жениха: — Dorian, I’ll talk to my friend a bit. Don’t miss me, darling. (Дориан, я чуток поговорю с подругой. Не скучай, милый.)
— A second without you is like an eternity, (Секунда без тебя словно вечность,) — без зазрения совести льстит наглец.
Интересно, как заставить фон Вейганда выражаться в подобном стиле? Приковать цепями в подвале, долго пытать, приставить револьвер к виску?
Мы с Даной уединяемся в зале для некурящих. Она заказывает апельсиновый сок. Я долго сомневаюсь, выбираю Bacardi, намереваюсь набраться по полной программе.
— Прости.
И она туда же.
— За что? — скрываю эмоции крупным глотком рома.
Ну, отморозилась в тяжелый момент. Ну, отдала на растерзание бойфренду бандитской наружности. Ситуация житейская. Тем более, товарищ Доктор вряд ли бы повелся на уговоры, когда речь шла о крышесносной сумме зеленых.
— Да за все, — выдыхает устало, снова улыбается. — Столько раз собиралась позвонить, но не решалась.
— Ничего страшного. Я работала за бугром, была вне зоны доступа.
— Там и познакомилась со своим американцем?
— Ага, — подтверждаю лаконично.
— Он симпатичный.
— Не спорю, — решительно пополняю организм алкоголем.
— Знаешь, удачная встреча, — пробует сок. — Теперь я смогу рассказать честно.
— Валяй, — поощряю.
— Ты прости, что так вышло. Я не решалась просить Вову, не видела смысла, он бы не согласился. Я реально ничего не могла сделать.
— Не парься, понимаю, — прерываю исповедь. — Проехали, забыли.
— Лора, ты не понимаешь, — качает головой. — Я же тебя во всем обвиняла. В том, что Вову арестовали.
— Любопытно, — нервно хихикаю. — Мне эти выверты не под силу.
— Просто совпало, да, — криво улыбается. — Но я винила именно тебя.
— Почему?
Хранит упрямое молчание и вдруг выпаливает на одном дыхании:
— Одолжи сигарету.
— Ты же беременная, — замечаю резонно.
— Просто подержу во рту, поджигать не стану, — виновато улыбается. — Не умею иначе. Когда вспоминаю о нем, хочется закурить.
Как знакомо.
— Держи, — протягиваю пачку.
— Я люблю его до сих пор. Я была у него в тюрьме. Дважды.
— А муж? — осушаю стакан до дна.
— А что муж? — усмехается, продолжает надрывно: — Мне на него плевать. Я ничего к нему не чувствую. Ни-че-го. Думала, буду ненавидеть. Думала, начнет раздражать. Но ничего нет. Совсем ничего. Не знаю, что лучше. Ненависть, презрение, отвращение. Или ничего.
— С «ничего» спокойнее и проще, — жестом прошу официанта повторить заказ.
— Хочу, чтобы это был ребенок Вовы, — проводит ладонью по животу.
— Может потом, позже, когда-нибудь…
— Не с тем сроком, который ему присудили, — прерывает с горечью, в красивых глазах сверкают слезы. — Он похудел, сильно изменился, матом меня послал на последнем визите. Просто бережет, чтобы я не приходила. Знает, что будущего у нас нет. Но я по любому приду опять. После родов.
«Ей тоже поможешь? — издевается внутренний голос. — Анне дала денег, для Даны вытащи бандита из тюрьмы. И все вокруг будут счастливы».
— На Вове много крови, много зла он натворил. Но я люблю его. Любят не за что-то, а вопреки.
«Ей подмешали сыворотку правды в апельсиновый сок? — не унимается скептик. — Или это спонтанный порыв откровенности?»
Это стечение обстоятельств. Когда встречаются два человека из прошлого, пусть ставшие чужими, но раньше-то друзья. А в целом — порой лучше открыться незнакомцу.
— Тебя винила, потому что… ты хорошая, — кусает губы, смеется. — Вроде кары небес. Вова разных людей трогал, много и хороших, но видимо не таких как ты. На тебе совпало. Ты меня прости. Больше не виню.
— Я не хорошая, — рассматриваю свежую порцию Baccardi и четко разумею, что необходимо нажать на «стоп». — Пожалуй, надо вернуться. Маша меня прибьет.
— Сколько еще задержитесь в Одессе? — явно с прицелом.
— Дня три, — лгать не стоит, можем снова пересечься по случайности.
— Тогда давай увидимся. Подружек много, но… то обычные подружки.
— Обязательно увидимся, — согласно киваю.
Потом. Позже. Когда-нибудь.
***
Трель мобильного прорезает тишину ночи.
Дорик меланхолично посапывает на диване по соседству, глубоко и надолго погружен в сладкие грезы о пельменях да варениках. А я буквально подпрыгиваю на кровати, чуть ли сальто не совершаю.
Шарю руками в темноте, отыскиваю источник противного звука. Смотрю на дисплей и не верю. Элементарно отказываюсь принимать очевидное. Вздрагиваю, неподвижно втыкаю несколько бесконечных мгновений, не сразу умудряюсь клацнуть на «принять вызов».
— Рада звонку? — иронично спрашивает фон Вейганд.
— Очень, — искренне шепчу в ответ.
Холод крадется по спине, немилосердно жалит взмокшую кожу. Жар разливается внутри, воспламеняет замерзшие жилы.
— Очень-очень? — следует уточнение.
— Безумно, — выдаю чистосердечно, медлю и решаюсь пошутить: — Секретарши надоели, проститутки закончились. Чем обязана?
— Возник серьезный вопрос, — произносит с расстановкой, а после многозначительно хмыкает: — Неужели сама не догадаешься?
Черт.
Вот дерьмо.
Беда пришла откуда не ждали.
Анна раскололась? Проклятая сучка. Дана настучала? Но вроде некому и незачем.
Ладно, выдохни и забей на тревожные сигналы, соберись и сосредоточься на позитиве.
Со зверской жестокостью допрошен Леонид? Ублюдочного Стаса потрошат в подвале?
Можно ведь рассчитывать на приятные сюрпризы. Хоть иногда, хоть в виде редчайшего исключения. Типа раз на Ёлку, раз на Пасху.
Ага, держи карман шире.
Паническая атака усугубляется. Ощутимо напрягаюсь, обращаюсь в комок оголенных нервов, смахиваю со лба ледяной пот. Морально готовлюсь к худшему из вероятных вариантов.
— Не догадаюсь, — нарушаю гнетущее молчание.
Очередная выразительная пауза и тонкий удар по расшатанной психике:
— Во что ты сейчас одета?
— Майка с котятами, трусы в цветочек, — перечисляю на автомате, спохватываюсь и затыкаюсь, спешно исправляясь: — Короче, эротичное нижнее белье. А почему собственно…
— Поласкай себя, — прерывает грубо.
— Прости — а где серьезный вопрос? — уповаю на глухоту.
— Давно простил, это и есть серьезный вопрос, — небрежно бросает фон Вейганд и строго повелевает: — Ласкай себя.
— В смысле? — догоняю с трудом.
— Раздвинь ножки, проведи пальчиками по шелковистым складочкам, крепко сожми чувствительный бугорок.
— Кто ты и что ты сделал с моим любимым шефом-монтажником? — взволнована не на шутку.
— Чувствительный бугорок, — повторяет нарочито задумчиво, цокает языком и живо интересуется: — Это клитор?
— Эх, наивная дура, — заключаю скорбно, сетую на вселенскую несправедливость: — Раньше ржала аки конь над передачами про НЛО, теперь же зеленые человечки стали суровой реальностью. Их сверкающие тарелочки уже не бороздят просторы Космоса, а посягают на святое, стремятся к полному порабощению цивилизации.
— Не трать время впустую, — пресекает вдохновенное словоблудие, напоминает о насущной проблеме: — Разведи ножки в стороны и пальчиком обведи клитор.
