Как музыка стала свободной. Конец индустрии звукозаписи, технологический переворот и «нулевой пацие - Уитт Стивен
Студийные инженеры не верили в это, убеждённые, что на любом уровне качества уловят массу отличий CD от mp3, и, более того, возмущались, когда их профессиональное суждение ставили под вопрос.
Многие знаменитые артисты с этим соглашались. Некоторые, как, например, Нил Янг, годами боролись за сохранение стандартов аудио и проиграли [55].
Но здесь шёл не просто технический спор. Это была битва цивилизаций. Хотя практически звукоинженеры и учёные работали в одной сфере, но на самом деле — это существа разных пород. Звукорежиссёр — это человек с образованием в области музыкального менеджмента, а не дипломированный инженер. Многие другие — сами музыканты и авторы песен — со временем вырастали в высокооплачиваемых продюсеров (Джимми Айовин сам так начинал). Другими словами, они сами артисты, у них отсутствует научный взгляд на мир. Для студийных чуваков звук — категория эстетическая, описываемая в терминах вроде «тон» и «тёплый». Для учёных же звук — это физическое явление Вселенной, колебание воздуха, описываемое логарифмическими единицами. Когда физик-акустик спорит с продюсером записей, они на самом деле разговаривают на разных языках.
Ну и, наконец, никакие данные и выкладки не способны целиком и полностью подтвердить мнение Бранденбурга. Ухо — это орган с такими же индивидуальными особенностями,как отпечаток пальца, так что звучащий мир у каждого свой. Хотя, конечно, один студийный звукоинженер вряд ли слышит что-то такое, что упускают сотни опытных профессионалов, но и исключать такой возможности нельзя. Как бы то ни было, но на время эта точка зрения выиграла.
Для Бранденбурга наплевательское отношение RIAA оказалось неудачей небольшой, а вот для музыкального бизнеса — чудовищной непоправимой ошибкой. Даже если принять мнение маньяков микшерного пульта, тем не менее, какое отношение качество звука имеет к продажам? Не так давно воспроизведение аудио на дому сопровождалось треском виниловых пластинок на дешёвых вертушках, а «портативное» аудио звучало из приёмника АМ-диапазона на пляже. Звук mp3-то был гораздо лучше всего этого. На самом деле, подавляющее большинство слушателей не обращают никакого внимания на качество записи, и вот эта одержимость идеальным качеством звука означала только то, что рекорд-индустрия просто перестала понимать своего клиента.
Другие индустрии действовали мудрее. Там, где мейджор-лейблам померещился упадок, производители домашней электроники узрели знак доллара. Примерно в то же время, когда состоялась первая встреча с RIAA, во Фраунгофер обратились независимо друг от друга две корейские компании, Diamond Multimedia и Saehan International. Обе хотели выпустить первый в мире портативный mp3-плеер (им было невдомёк, что двумя годами ранее Харальд Попп уже заказывал работающий прототип). Ни у первой, ни у второй компании не было вразумительной концепции дизайна, и Анри Линд быстренько провёл переговоры по этим сделкам, полагая, что вскоре подтянутся японские гиганты бытовой электроники Sony и Toshiba.
Они не подтянулись. Начав как рисковые стартапы, эти японские мейджоры теперь уже потеряли вкус к риску. А mp3 представляли опасность: большинство файлов в интернете нелегальные, хранить их — подсудное дело. Индустрия электроники и музыкальные мейджор-лейблы и так всю жизнь находились в непростых отношениях. Например, появление в 1980-х двухкассетных магнитофонов вызвало шквал судебных разбирательств. Теперь осторожные Sony, Toshiba и другие японские лидеры спокойно наблюдали с бережка, как корейские игроки второго ряда заплывают в кишащие акулами воды.
Но есть индустрия, которая обожает скандалы. Это пресса. После статьи в USA Today пиарщиков Фраунгофера завалили запросами на интервью, а кампус Эрлангена наводнили телевизионные команды с камерами. Журналисты, понятно, хотели знать, кто главный ответственный за эту технологию, и, конеч-но же, сфокусировались на Бранденбурге. Он аккуратно уклонялся. В следующие годы, когда mp3 уже во всём мире считался аудиотехнологией будущего, его изобретатель удивительным образом сохранял почти что анонимность.
Он добился этого, преуменьшая свою роль. В каждом интервью он повторял, что mp3 — это коллективное изобретение, у него нет одного отца, усилия всей команды очень важны (это вообще первое, что обычно срывалось с его уст). Дальше он отмечал важность всех вложившихся в проект: Thompson, AT & Т, а в поздние годы и вообще — саму MPEG. Иногда упоминал даже MUSICAM, поскольку их фильтр Фраунгофер был вынужден использовать. Это означало, что когда денежки потекли, то какие-то крохи получал даже Philips.
Бранденбург рисовал публике эдакий обширный консорциум, включающий ворох патентов, денежные потоки от лицензий, проект, в котором десятки акционеров и никакой центральной движущей силы. Но Анри Линд подозревал другое. Будучи лицензионным менеджером, он один из немногих сумел разобраться в бумагах и понял, что Бранденбург просто мутит воду. Этот феномен он назвал «спрятаться в команде».
Безусловно, Бернхард Грилл, Харальд Попп и остальные из оригинальной шестёрки сделали свой вклад, и Бранденбургу крупно повезло собрать команду из таких талантов. Правда, что Thompson обеспечил серьёзную поддержку в решающий момент, особенно в виде Линда. Правда, что у проекта много акционеров — двадцать разных патентов на всю mp3-технологию приносили проценты по меньшей мере двум дюжинам изобретателей, после того как причастные организации получали свою долю [56].
Нужно было глубоко закопаться в лицензионные соглашения, чтобы обнаружить: от mp3-лицензий Бранденбург получал гораздо, гораздо больше, чем кто-либо ещё. Его имя фигурирует в патентах чаще любого другого, а в первом и самом главном, выданном в 1986 году, оно вообще одно. Он обладал огромной долей в mp3-проекте.
Именно это он пытался сокрыть. Человеком он был скромным, внимание ему не нравилось, и всё это, вероятно, осложнялось его немецкой культурой, где считается неприличным выставлять богатство напоказ. А может быть, это был такой тонкий отвлекающий манёвр не без иронии, ведь его состояние, сделанное на интеллектуальной собственности, обернулось самым гигантским нарушением авторских прав в истории.
Коммерческий потенциал mp3 начали замечать и другие. Поначалу инноваторы вели себя как Diamond и Saehan, то есть законы об интеллектуальной собственности их не очень волновали. В апреле 1997 года Джастин Франкел, первокурсник Университета Юты представил Winamp — mp3-плеер, фактически WinPlay3 с небольшими внешними изменениями, из которых главное — возможность создавать плейлисты. Франкел не озаботился получением лицензии Фраунгофера, хотя сохранил даже первородный грех Грилла — бездумно сделал дизайн а ля тот же монохромный LCD-экран [57].
За один год Winamp скачали 15 миллионов раз, примерно в то же время несколько компаний выпустили свои mp3-кодировщики — совершенно легально, по лицензии улучшенные L3Enc. Оригинальное ПО Грилла для mp3 вскоре уступило этим, гораздо более симпатичным внешне, программам и исчезло.
В сентябре того же года в университеты и колледжи поступили вчерашние школьники — так у них появилась беспредельная возможность копировать и обменивать музыкальные файлы при полном нежелании/невозможности платить за музыку (я сам один из них). Количество файлов на веб-сайтах и «андеграундных» серверах выросло на несколько порядков. В комнатках общежития у каждого первокурсника хард под завязку был забит пиратскими mp3 — вузы сами оказались в роли невольных сообщников. Вообще, музпиратство поколения 90-х напоминало наркоманию молодёжи 60-х: и те, и другие попирали общественные нормы и закон, не слишком задумываясь о последствиях.
Шесть лет mp3 оставался мировым технологическим лидером в своей области. За это время он распространился от крошечной ниши до всего рынка. Когда появился ААС, mp3, казалось бы, официально устарел: сам изобретатель отстранил его от службы. И тут вдруг оказывается, что это — формат будущего. Бранденбург от этого выиграл. Выиграли также Грилл, Попп и остальные члены команды. Выиграли все исследователи из Фраунгофера, кто присоединился к команде в процессе, поскольку германские законы гарантируют изобретателю определённый процент гонорара, и это неотчуждаемое право, которое никакими переговорами изменить невозможно. Другим повезло меньше. Американское законодательство тоже защищает патент и авторские права Конституцией, не меньше, но права на будущие доходы, как и всё в США, могут быть объектом купли-продажи [58].
