Газета Завтра 767 (31 2008) - Газета Завтра (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Не только коммерсанты ссылают граждан к чёрту на рога, но и сами граждане едут на эти рога, называемые спальными районами Москвы. Если раньше государство улучшало жилищные условия граждан, строило дома, куда из коммуналок переселяло людей в отдельные квартиры большей площади, то сейчас граждане сами из центра переселяются в спальные районы, почти всегда ухудшая свои жилищные условия. Но делают это сами! Государство разве здесь при чём? Масштабы этой миграции не идут ни в какое сравнение с прежними. И ни об одном бедолаге соболезнующей строки не напишет никто, и сам он поведать о своём переселении никогда не будет иметь возможности — разве только такому же бедолаге.
Спальными некоторые районы Москвы называются лишь людьми, которые там никогда не ночевали. В этих районах выспаться не удастся, если не проявить некую смекалку: вату в уши, залезть с головой под два ватных одеяла, три дополнительные рамы на окна поставить…
Район Южное Бутово. Спальным его можно назвать лишь в качестве издёвки. Это район — бессонный. Раньше, как нам разнообразно в красках и звуках ныне ведают, пытали лишением сна. Сейчас эта пытка распространяется на всех жителей домов, расположенных вблизи так называемого лёгкого метро. Грохот от лёгкого метро сильнее, чем от включенных на всю мощь динамиков тяжёлого рока. Жители подвергаются еженощной пытке. От этого грохота не скрыться ни в одном уголке квартиры, на какую бы сторону ни выходили окна. Грохот всепроникающ! Вибрация всеохватывающа! Заканчивает метро работу около 2 ночи, а начинает около 6 утра. За четыре часа отдохнуть невозможно, и утром в транспорте не выспавшиеся граждане встречаются с такими же бедолагами, которых городские власти, обеспокоенные только набиванием мошны своих и ближайших родственниц, обрекли на нескончаемые пытки лишением сна. Люди раздражительны, рвутся занять места в автобусе или метро, чтобы хоть там вздремнуть, коль не удаётся сделать это ночью дома.
При строительстве лёгкого метро городские власти рассказывали, как прекрасно это будет, какая звукоизоляция предусмотрена — никакого шума. Что было предусмотрено — не знаю. А знаю лишь, что грохот при движении поездов, идущих с интервалом в минуты, стоит такой, что без специального усиления звука дело явно не обошлось. Может, перепутали методику и вместо звукоизоляции смастерили звукоусиление?
Говорят: мол, нет. Просто деньги на эти звукоизоляционные мероприятия разворовали. Охотно верю. На уворованное уворовавшие поселились в тихих предместьях того же Парижа. Лондон тоже неплох для захребетников, одна из строительниц "лёгкого метро", особа приближённая, прикупила особ-няк за 50 миллионов ф.ст. Странно, но Запад почти исключительно привечает наших граждан, не ладящих с законом. То с советским законом не дружившими, то сейчас — откровенных воров и головорезов пригревает. Лишь бы деньги у них с собой были, а не где-то в российском огороде закопанными хранились.
Ну, а у нынешних экономических ссыльных перспектива одна — на кладбище. Тоже отдалённое. Вот где настоящие российские спальные районы — погосты. Что называется, "отдохнёшь и ты". И даже скорее, чем рассчитывал. Уж об этом-то власть заботится!
Евгений Головин ГЕРОЙ В ГРЕЧЕСКОЙ МИФОЛОГИИ
В семнадцатом веке французский поэт Пьер Матье написал такие строки:
Пейзаж смерти нельзя спутать
Ни с каким другим пейзажем.
Здесь солнце всегда в зените.
Заблудиться здесь невозможно,
Кто идет против дня, не должен бояться ночи.
Ни малейшего страха. Деловитый и спокойный тон путеводителя. Использование древней метафоры "день — жизнь, ночь — смерть" традиционно подчеркивает наше центральное непонимание проблемы, ибо хорошая метафора создает напряженную обстановку вокруг, но никак не проясняет сути вопроса. Каждый из нас худо-бедно представляет, что такое "жизнь", хотя подобное представление субъективно и фантастично. "Смерть" проступает химерической сказкой, если "химеру" понимать в смысле чудовища греческой мифологии. И все же мифологическая смерть своеобразна и отличается от любой другой — в ней отсутствует "ничто", полное уничтожение, тотальная пустота. Так или иначе, это крайне оригинальная форма жизни. Нельзя увидеть абсолютную тьму или абсолютный день. То же касается смерти и жизни — речь может идти только о гипотезах одна другой непонятней. На специалистов по греческой мифологии века христианского господства оказали столь серьезное влияние, что необходимо пристальное внимание, дабы отличить одно от другого. Смерть разделяет душу и тело — таков общий постулат. Но в греческой мифологии и в христианстве совершенно разные понятия о том и о другом. Душа оживляет тело — спору нет. Но если у христиан душа пребывает в теле, то в греческих мифах наоборот — тело пребывает в душе. Поэтому греки принимали смерть несравненно легче, нежели люди более поздние: либо как освобождение от нечто тяжелого и гнетущего, либо как утрату сравнительно приятного, но рискованного дара. Отсюда полностью иное отношение ко всему на свете, о котором ныне можно только гадать.
Неподалеку от дворца Аида и Прозерпины — его окружает луг, поросший асфоделиями, — текут две реки: забвения и памяти. Слева — белый кипарис, отраженный в Лете (реке забвения), справа — белый тополь, отраженный в водах Мнемозины (реке памяти). Но до этого необходимо, чтобы скупой старик Харон за обол (мелкую монету) переправил покойника через Стикс. Если родственники забудут положить обол под язык мертвеца, перевозчик вполне способен отвезти челн за Стикс в непроходимые болота и сбросить там своего "пассажира". Из этих болот выбраться невозможно. Вообще говоря, вопросов здесь куда больше, нежели ответов. Что значит для призрака "непроходимость"? Да и тот, кто после гибели физического тела попадает в аид, может называться призраком? Мы опять встречаемся с вопросом о душе и теле. Душа только своей незначительной частью оживляет избранный объект — человека, животное, камень. После смерти (разделения) форма объекта туманным силуэтом уходит в аид — при ней остаются обрывки памяти, тени чувств, разнообразные ассоциации телесной жизни. Этим воспоминаниям покойный обязан карам и наказаниям, которые его поджидают в аиде. Более о судьбе туманной формы сказать ничего нельзя — она разлагается, рассеивается…Эврипид предполагает, что эти туманные формы уплотняются, сгущаются в виде облаков и туч и, проблуждав некоторое время по каменистому небу аида, падают дождем, обретая таким образом "вторичную смерть". Но возможно это лучший выход для них, если вспомнить слова "тени Ахилла", что "судьба поденщика бедного крестьянина лучше судьбы повелителя аида". Отсюда желание грешных людей попасть в Лету (реку забвения), то есть потерять память. Воспоминания и наказания возрастают соответственно. Только праведники и посвященные (скажем, в Элевзинские мистерии) сохраняют ориентацию и продолжают путь к белому кипарису или тополю, дабы не перепутать эти два дерева. Купанье в реке памяти (Мнемозины ) помогает разделить смертную воплощенную часть души от бессмертной. В отличие от христиан, изначально обладающих бессмертной душой, ситуация древних греков куда сложней. Христианин может "продать" или "потерять" душу, она, отягощенная грехами, может опуститься на самое дно ада.
У греков дело обстояло несколько иначе. Мы уже упоминали — в аид попадает только часть души, оживляющая физическое тело. Это мифическая, а не религиозная концепция. Миф нельзя исследовать, интерпретировать, на основании мифа нельзя "приходить к выводам" психологического или нравственного характера, миф просто дает знать о своем присутствии — так молния предупреждает бузину: "я иду, скрывайся". И это дерево имеет свойство уклоняться от молнии.
Мифы, как правило, рассказывают о судьбе героев — потомков богов с отцовской либо с материнской стороны или о людях, имевших контакты с богами (это называется "нумен"). Никакой "исторической правды" здесь нет и быть не может. Отсюда бесконечные разночтения в повествованиях мифологов. Даже судьба величайших героев подвержена трагическим случайностям. Деянира, жена Геракла, прислала мужу в подарок нарядный хитон. На беду хитон окрасили кровью кентавра Несса, в которую подмешали яд гидры. Когда наступила жара, Геракл начал испытывать чудовищную боль — хитон отрывался от тела вместе с кусками плоти. В конце концов, Геракл велел себя сжечь на костре из дубовых ветвей и дикой оливы.
