Создатель. Жизнь и приключения Антона Носика, отца Рунета, трикстера, блогера и первопроходца, с опи - Визель Михаил
В прессе разгорелась заочная дискуссия, один за другим появлялись большие обстоятельные материалы, оппонирующие Носику, – и сам он написал ещё не одну статью, продолжая тему. Банки, работавшие с машкантой для русских олим [93], что называется, взвыли.
Десятки и сотни людей потом обвиняли Носика в том, что из-за него они профукали квартиру, упустили время и т. д. Совершенно удивительный факт, если вспомнить, что речь идёт о статье 25-летнего журналиста, не имеющего никакого экономического бэкграунда, опыта работы в банковской или девелоперской сфере!
Кроме литературного таланта, сработало то, что Антон попал в болевую точку. Новоприбывшим репатриантам и без того было боязно – дома, в СССР, они, как справедливо отмечается в статье Носика, знали только одну форму кредита – «у соседа до получки», а тут им, шутка ли, предлагается вступать в отношения с банками на тридцать лет! Что сильно превышало горизонт планирования обычного советского человека.
Неудивительно, что те, кто колебался (и вообще не справлялся с избытком новой информации), охотно ухватились за предлагаемую им убедительно сформулированную готовую точку зрения – и так же охотно потом принялись осыпать её автора проклятьями.
Вся эта ситуация с машкантой совершенно нелепа, – степенно подытоживает Менахем Яглом. – Мне трудно поверить в то, что на кого-то повлияли его писания на эту тему, а если на кого-то и повлияли, то на совершенных идиотов, потому что кто ж газетам-то верит?.. То, что жилищная ситуация непонятна, надута – в тот момент было понятно всем, но слава богу, что не рухнула, а многие этого ожидали.
При этом сказать, что Носик «пострадал за правду», – значит сильно преувеличить. Даже ближайшие друзья признаю́т сейчас, что Антона, мягко говоря, занесло:
Носик действительно совершил грубую ошибку: не заложил рост стоимости квартир, – привычно, явно не первый раз, объясняет мне Ревазов. – Ему показалось, что это страшный глобальный обман всех русских в Израиле одновременно. Он первый раз столкнулся с этой темой. И провёл такие простые расчёты, из которых следовало, что проценты по машканте за 25 лет выйдут в какие-то фантастические деньги (что правда святая). Ему показалось, что через 10 лет выплата по машканте будет превосходить зарплату и т. д. Он не учитывал будущую стоимость денег: зарплата у тебя за эти 10 лет тоже вырастет. В смысле, инфляция. Плюс у тебя карьерный рост, так или иначе. И во-вторых, он не учитывал рост стоимости жилья. Совсем. И без этих двух параметров эти все расчёты… ему это Шарон объяснял, причём объяснял, когда он уже понимал, что не прав. Что эти проценты, конечно, могут нарастить в год сумасшедшую сумму, только рост цен на квартиры будет гораздо выше, чем эти проценты.
– Шарон объяснял?!
Да, он тогда был министром строительства. И Носик страшно мешал ему своими статьями продавать квартиры.
– Если бы это происходило в Москве XXI века, сразу встал бы вопрос: кто это заказал?
Не было никакого заказа, это не было никому выгодно. Ни-ко-му. Если бы он побежал искать денег на эту кампанию, он бы их не нашёл. Это был чистый альтруизм. Он был убеждён в том, что людей обманывают, и они не понимают, что попадают в кабалу навсегда.
Там наоборот, Шарон чуть ли не предлагал ему квартиру, не бесплатно, но почти, – только бы он перестал. Но Носик якобы гордо отказался. Это по его рассказам. Но я допускаю, что это плюс-минус правда.
Да, это всё оказалось против девелоперов и против государства. Была государственная программа по строительству дешёвого жилья. Задача была – расселить миллион людей. Это не просто в масштабах 5-миллионной тогда страны, и якобы один Носик мешал это сделать. Было очень забавно, мы все ржали в голос.
Обратим внимание на неожиданную концовку – «ржали в голос»! Как мы уже видели выше – это был типичный modus operandi для тогдашнего «Времени».
Мы были очень молоды, работа работой, мы получали за неё зарплату, но, в общем, для нас это было и развлечением, – втолковывала мне Маша Хинич. – Безусловно, он не очень серьёзно отнёсся к этому тексту. Для него это был один из проходных текстов, ему нужно было написать в тот день ещё десяток. Но влияние, которое оказала эта серия статей, было совершенно невероятно. Когда ты работаешь в газете, понимаешь, что люди её читают, – но как можно было верить тому, что написано в газете, этого я не понимала никогда. Вы решаете для себя судьбоносную проблему, квартирную проблему, – как можно её решать на основании 2–3 статей в газете?
Но неужели действительно сам Ариэль Шарон, будущий «бульдозер», что-то объяснял Носику? В интервью Юлии Идлис Носик «сбавил обороты»: «уже через две недели со мной встречался советник Шарона по экономике». Эдуард Кузнецов, когда я напомнил ему эту знаменитую историю, сбил пафос окончательно: «Очень сомневаюсь. Шарон по-русски не читал, что ему эта русскоязычная газета?». Но признал, что «статья была яркая»:
Я знаю этого мужика. [94] Это была его теория, что значительно выгоднее деньги тратить не на покупку квартиры, а вложить их в банк. Там расчёт, какие-то проценты… Я думаю, что Антон просто увлёкся. Потому что это для неспециалиста выглядит очень увлекательно: цифры, выкладки. Он просто его послушал – и написал статью. И народ клюнул. Я тоже в этом неспециалист. Мне тоже показалось это убедительным. А правда это или нет – я не знаю.
Тридцать лет спустя, с лавинообразным ростом независимых источников информации в Интернете, такую релятивистскую и даже постмодернистскую позицию (нет абсолютной истины, есть правды разного уровня вложенности, как в матрёшке [95]) стало принято называть «постправдой». И в дерзкой израильской газете, не скованной традициями «большого нарратива», хваткий молодой журналист сумел приобщиться к ней намного раньше своих коллег в метрополии. С полного одобрения не только главного редактора, но и его заместителя Меламида, непосредственного начальника Носика:
Мы все были не профессиональные журналисты. Я, например, по образованию математик.
Но что значит «разбираться в теме»? Есть основная идея. Тебе говорят: нужно написать об ипотеке. Или о новом самолёте. Ты идёшь, узнаёшь, что такое ипотека, или что такое самолёт. И дальше ты начинаешь… не то чтобы «придумывать», а строить для себя некую модель. И он построил свою модель.
В каком-то смысле это большая глупость: ходить к каждому и спрашивать его мнение, потом это всё записать… Что это для читателя, зачем ему нужна куча мнений «за» и «против»? Так принято в журналистике, к сожалению. Антон это всё похерил. Он этим не занимался. И правильно делал. Дай бог нам всем так делать.
Я как редактор не смотрю, правдивая эта история или не правдивая. Для меня важно, чтобы она была написана убедительно. И Антон всё, что он делал, делал очень убедительно.
В 1997 году, уже переехав в Москву и начав вести «Вечерний Интернет», Антон на его странице в ответ на очередной упрёк ещё раз подробно изложил своё видение той истории:
Я со своей стороны – исключительно справедливости ради – должен внести кое-какие уточнения.
Во-первых, уже первая моя статья об ипотечных ссудах состояла из полудюжины интервью с рядовыми работниками и руководством различных израильских ипотечных банков, с математиками, экономистами и политиками, вплотную занимающимися рынком ссудных денег. Так что к специалистам я пошёл не потом, а сначала – и именно они навели меня на эту горячую тему. <…>
Во-вторых, в те времена, когда я писал первые свои экономические статьи, каждый потенциальный иммигрант из России в Израиль получал в посольстве на улице Б. Ордынка, дом 54, красочно оформленные буклеты, где ипотечная ссуда объявлялась безвозмездным и безвозвратным подарком от заботливого государства каждому приезжему. Мои статьи были, возможно, первыми русскоязычными публикациями, из которых потенциальные получатели «подарка» могли узнать о его предстоящем возврате с процентами.
В-третьих, я писал не о невозможности погасить ссуду, а о риске невыплаты, с которым сопряжено её получение <…>. [96]
Уже не неизбежность таблицы умножения, а всего лишь «риск»!
