Журнал «Компьютерра» № 16 от 25 апреля 2006 года - Компьютерра (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Впрочем, пока такое возможно лишь там, где уже есть реальные деньги. А это – что-нибудь связанное либо с энергоносителями (но ни в коем случае не сами «нефтянка» или «газпром» – там олигархи, это не бизнес в точном смысле слова, это не то, что я изучаю), либо с деньгами потребителей.
Сегодня я могу аргументированно говорить лишь о том, что именно в этом секторе произошел рывок. Там наши кластеры, и там мы уже получили нечто – маленькое, но приятное.
То есть маленькое экономическое чудо в России уже состоялось.
Хотелось бы, чтобы такие процессы роста захватывали все больше секторов. Но мы знаем, что экспоненты долго не живут. Они на что-нибудь натыкаются. Сейчас они растут за счет неисчерпанных пока ресурсов. Довольно скоро этот рост выйдет на плато – но, с другой стороны, разве это плохо? Ведь сектор разовьется – и создаст, быть может, базу для второго поколения экспонент.
Но людям подозрительны даже такие умеренно оптимистические выводы. На семинаре теоретического отдела ФИАНа[Физический институт им. Лебедева РАН. Многие физики сейчас занимаются эконофизикой и часто приглашают на свои семинары экономистов. – Л.Л.-М.] меня спросил руководитель семинара Дмитрий Чернавский: может быть, все эти фирмы, которые «на потребителя», на самом деле только на богатых работают? Я тогда не сразу сообразил, что ответ тут не просто отрицательный. Он содержательно отрицательный! Его можно обосновать экономически.
Дело в том, что у нас очень сильное неравенство в распределении доходов. Их традиционно делят на так называемые квинтили, 20-процентные доли. Самая богатая 20-процентная доля населения даже по официальной статистике получает 50% всех доходов в России (есть как бы две России: в одной живет 80% жителей, в другой – 20%, а по размерам доходов они одинаковы). Но если взять примеры фирм из моих зверюшек – никто из них не работает на верхний квинтиль. Они работают на второй квинтиль! На ту двадцатипроцентную долю населения, которая получает ровно 20% доходов.
Кто эти люди? У нас термин «средний класс» постепенно девальвируется. Выясняется, что этого среднего класса всего 14 процентов. Из него сверху нужно еще процентов 5 вычесть, остается 9 процентов, приближенных к «самым верхним». Начинаешь думать, что это просто разновидность богатых, по-другому названная. А вот второй квинтиль – это профессионалы и служаки. Недавно руководитель «Хоум Кредит энд Финанс Банк» сказал: мы не работаем на средний класс, мы работаем на тех, кто несколько беднее. И четко проаргументировал: ведь представителю среднего класса не нужно брать кредит, чтобы купить холодильник! Это же правда, согласитесь. Тот же «Коркунов» – хорошие конфеты и относительно дорогие. Но вы же понимаете, что есть еще и «Линдт», и «Ферреро», которые в три раза дороже (хотя конфеты-то у «Коркунова» по-настоящему хорошие!).
Ну а главное обобщение по поводу выбора ниш такое: сегодня наибольший эффект дает не текущая конкуренция, а конкуренция за будущее.
Когда речь заходит о будущем и тем более о конкуренции за него, сразу приходит на ум извечная российская борьба за модернизацию и передний край прогресса. Юданов с оптимизмом относится к намеченным правительством шагам по направлению к инновационной экономике. Однако естественные, ненавязываемые сверху процессы развития вызывают у него большую симпатию.
А.Ю.: Во всех наших концепциях развития хайтека, инноваций мне не нравится только одно – их чрезмерная искусственность.
Тем не менее я думаю, что идеология технопарков, особых зон для хайтека – то есть довольно искусственных образований – в основе своей правильна. Технопарки, венчурный бизнес – это совершенно особая экономика. В нее нужно вкладывать деньги – но эффект дадут только те самые знаменитые «умные деньги». То есть не просто рубли, а рубли вместе с консультациями, со связями на рынке, с защитой интеллектуальной собственности. Из практики известно, что механизмы венчурной технологической экономики работают только на ограниченном пространстве. Не случайно Кремниевая Долина такая компактная, при том что там сидят многие тысячи фирм.
Причина проста, и эта причина – информационная. Как профессор экономической теории, я сразу вспоминаю термин «информационная асимметрия». Любой венчурный бизнес – это ситуация, в которой принципиально не хватает данных.
Предприниматель не знает, что за сумасшедший изобретатель к нему пришел. Он не знает, как рынок примет новое изобретение.
Неизвестно, сколько времени и средств понадобится для успеха. Если такой информации нет, венчурный механизм не сработает, у него будет КПД паровоза. Вот почему сторонние источники информации необходимы. А они возникают за счет очень тесной, узкой тусовки, в которой знают, что по гамбургскому счету ценно, а что – безобразие, хоть и очень красиво упакованное.
Впрочем, инновационная экономика у нас уже существует. Это пока маломощная, но уже превратившаяся в касту сфера деятельности.
Конечно, взрывы роста будут, когда в нее по-серьезному придут западники. Но хотелось бы, чтобы еще и государство по-серьезному помогло. Хотелось бы чего-то вроде «второго пришествия голландцев», как было при Петре Первом. Главное, что нам нужно туда привлечь, – не деньги как таковые, а головы выдающихся венчурных капиталистов.
Самое интригующее в истории с экспонентами – ее человеческое измерение. Что следует из появления этих обнадеживающих признаков экономического роста для каждого из нас? Какой должна быть персональная стратегия человека, стремящегося к личному успеху? В первую очередь этот вопрос задают себе студенты. Андрей Юданов знает, как на него ответить.
А.Ю: Одна из критических слабостей нашего образования (в частности, экономического) в том, что оно не ориентировано на формирование предпринимательского духа. Я показываю материалы по взрывному росту студентам и вижу, как они шалеют, как у них глаза вылезают из орбит.
У себя в Финакадемии мы теперь учим экономической теории (пока – только ей) в формате менеджериал (managerial). В свое время Хайек объяснил простую вещь: рынок состоит из кучи непередаваемой друг другу «информации времени и места», как он ее называл. Я на своем месте знаю одно, ты на своем – другое. Предприниматель – человек, который умудряется вытащить эту скрытую информацию. Средство для этого – денежный механизм, цены. Если что-то вдруг начало хорошо продаваться, ты можешь не знать, какие обстоятельства времени и места определили большой спрос. Но этот интегрирующий способ передачи информации, через деньги и рынок, позволяет предпринимателю ориентироваться.
Австрийский экономист Израэль Кирцнер (Israel Kirtzner) приводил такую метафору: предприниматель вовлечен в текущий бизнес, он всегда занят рутиной, но если он настоящий предприниматель, он откуда-то знает, что за спиной у него пролетает стодолларовая купюра, и умудряется в нужный момент выбросить руку и поймать ее. Я считаю, что вот это надо воспитывать. Особенно для работы на нашем рынке. Сейчас российский рынок можно сравнить с куском сыра, источенного дырами. Каждая дыра – ниша для умного предпринимателя. Выигрыш-то не в том, чтобы конкурировать с другим таким же, сидя на заполненном куске сыра. Ничего ты там не высидишь. Выигрыш в том, чтобы найти новую нишу.
В теоретических учебных курсах, к примеру, часто преподают идиотские вещи: как решить, производить на предприятии 621 деталь или 622 детали? Сравнивая два показателя, ты находишь оптимум и на основе дальнейшего анализа принимаешь это эпохальное решение. Получается, что предел мечтаний предпринимателя в том, чтобы производить 622 детали! А в жизни надо смотреть не только на переменные «цена-количество». Сам продукт должен быть одной из переменных! Сегодня надо мыслить в категориях риска и неопределенности, но эти категории не входят в обычный канон, в парадигму, в которой написано предыдущее поколение наших учебников.
