Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки - Автор неизвестен (читать книги полностью .txt) 📗

Сразу они их встретили. Обрадовались. Каманхнавт испугалась, сказала:

— Я пойду во двор, помочусь!

Это она убежать хотела, но ее не пустили. Марокльнавт сама себя по пробору на голове ножом ударила — сразу две женщины стало. Один бок — Эмэмкуту, другой бок — гусю. Устроили праздник, всех позвали, наварили мяса, толкушу сделали. Эмэмкут нагрел на огне каменную миску, миска как огонь красная стала. Каманхнавт застонала:

— Ой, ой, больше терпеть не могу, хочу на двор!

Эмэмкут рассердился, схватил Каманхнавт, потащил на кухню, посадил ее в горячую каменную миску. Потом выбросил ее во двор. Всю ее толкушей облепило. Так и пошла она к своей бабке. Пришла к бабке и сказала:

— Вот тебе толкуши немножко!

Старушка сказала:

— На что она мне, сама ешь!

Стали Эмэмкут и гусь хорошо жить и радоваться.

186. Каманхнавт

Два сына Кутха, Эмэмкут и Котханамтальхан, отправились на осеннюю охоту, а семья осталась с родными на зимнике. Охота была удачная: увидят зверя — добудут. Вдруг неудача пришла: целый день ходили они по тундре, но все живое от них убегало. И пришлось им, чтобы не пропасть с голоду, «старое есть».

Эмэмкут улегся на постель, а Котханамтальхан начал стряпать. На другой день решили идти врозь: один в тундру, а другой в березняк.

Эмэмкут в березняке нашел длинную черемшу, выдернул с корнем на суп. Принес домой, залез в балаган и положил ее там в ящик, а сам лег спать — брату велел суп варить.

Приготовил Котханамтальхан дрова, воду и пошел за черемшой в балаган. Поднялся, вошел — нет черемши, а сидит на балагане девушка. Сидит она, волосы расчесывает. Стало ему стыдно — очень уж красивая девушка — скорее убежал.

Брат спрашивает его:

— Почему не принес черемшу? Как будешь суп варить?

— Нет черемши: На балагане девушка сидит и волосы чешет. Красавица — любо поглядеть! Боялся я глядеть на нее.

Услышал это Эмэмкут, вскочил с постели и побежал к балагану. Увидел Марокльнавт, сразу же женился, и тут же сын родился.

Котханамтальхан от стыда убежал к отцу и рассказал, какая красавица жена у брата.

Стал Эмэмкут со своей женой жить. Один раз утром жена не пускает его на охоту:

— Я сон худой видела.

— Надумал — поеду! — ответил Эмэмкут.

— Худо будет — не езди, — просит жена.

— Не бойся, близко промышлять буду.

И уехал.

Подслушала их разговор Каманхнавт. Только Эмэмкут за дверь — она уж на пороге. Вошла.

Стоит Марокльнавт, молчит, испугалась: знает — беда будет.

— Ну, садись, баба! — говорит Каманхнавт.

— Не сяду!

— Штаны дай мне!

— Не дам!

Стали бороться, победила Каманхнавт Марокльнавт и раздела ее. Стыдно стало жене Эмэмкута, что голая осталась, вышла она, села во дворе и заплакала. Сама травой прикрывается.

Каманхнавт села на порог, голову завязала, охает — будто голова болит.

Вернулся с охоты Эмэмкут, не узнает жену: черная как уголь стала. А Каманхнавт говорит ему:

— Зачем уходил? Ведь я говорила, худо будет, — сон плохой видела.

Остался Эмэмкут с черной как уголь женой-ящерицей, а настоящая жена голая во дворе сидит, плачет, убивается.

Настала ночь. Уснули все в доме. Марокльнавт вошла в дом, сына покормила и укрыла потеплее, Эмэмкута поцеловала и пошла обратно во двор. По дороге охотничий нож Эмэмкута взяла и в балагане наверху положила. Каманхнавт утром встала и говорит Эмэмкуту:

— Давай откочуем отсюда; нечисто у тебя в доме.

А бедняжка жена Эмэмкута спряталась: стыдно ей, нагая она.

Дорогой у нарты полоз сломался. Хотел Эмэмкут его поправить, а ножа-то и нет.

— Ты чего остановился? — спросила злая баба.

— Полоз сломался, надо починить. Нож забыл, домой за ним сбегаю.

Испугалась худая баба-ящерица:

— Подожди, он, верно, в мешке!

Искала, искала — не нашла.

Побежал Эмэмкут домой, стал искать нож — не может найти. Марокльнавт в окошко заглянула и закричала:

— Нож наверху лежит!

— Что с тобой? Ты опять прежняя стала!

А она не может ничего ответить, не может выйти, показаться: стыдно — голая она. Отбежала от окна и спряталась. А Эмэмкут нашел нож и ушел к нарте и черной бабе.

Вошла в дом Марокльнавт и заплакала. Детской одеждой из травы лицо вытирает.

Эмэмкут с Каманхнавт домой к отцу поехали. Там увидали, кто-то едет, догадались, вышли из дому посмотреть красавицу жену сына: смотрят — а она как уголь черная. Рассказал Эмэмкут, как все было.

Марокльнавт — его настоящая жена — постель из травы сделала, в березняке подвесила, приготовила себе травяные одежды и стала жить.

Весной гуси прилетели.

— Зачем ты на нашем месте постель повесила?

— Я уйду. Не знала я, что это ваш березняк.

И хотела уйти. Налетел на нее гусь, женился на ней и тут же сын-гусенок родился.

Осенью гуси собрались улетать. Держит Марокльнавт своего мужа-гуся на привязи: жалко, улетит.

— Пусти, весной опять прилечу! — просит гусь.

Пожалела, отпустила, а сама изводится. Сын-гусенок утешает: то олененка добудет, то уток принесет.

Весной гуси опять прилетели. Встретила Марокльнавт своего мужа-гуся; стали опять вместе жить. А сын уже большой стал.

Один раз пошел на охоту старший сын Эмэмкута и Марокльнавт и добыл гуся, мужа своей матери. Каманхнавт, злая баба-ящерица съела гуся, а кости сберегла, сохранила. Рассердились гуси и решили Марокльнавт убить.

Один раз сидит Марокльнавт и шьет, а около паук — Сикукечх путается. Отбросила его она:

— Я шью, а ты мне мешаешь! — сказала она.

— Прячься скорее в кукуль, выходи во двор, — говорит Сикукечх.

Послушалась она, вышла во двор, забралась в кукуль, с головой закрылась, лежит, ждет.

Налетели гуси, стали ее бить. Подумали, что убили, и улетели прочь. А она вернулась в дом, опять сидит шьет.

Парнишка, сын гуся, совсем подрос, только одет не так, как люди одеты: травяная одежда на нем, на травяной постели спит. Люди-то ведь на оленьих шкурах спят и в кухлянках ходят!

Один раз собрался парнишка на охоту. Сначала решил идти, в чем дома ходил, но передумал и самую лучшую парку надел, которую ему мать дала. Ушел сын на охоту далеко от дома, добыл оленя, вдруг видит: навстречу ему человек идет. Одежа в тело вросла — та самая, которую на него мать когда-то давно надела. Это был старший сын Марокльнавт и Эмэмкута. Брат-гусенок стал звать его:

— Иди со мной есть!

— Нет, не пойду, — отвечает тот.

— Почему не пойдешь?

Стали разговаривать.

— У тебя парка хорошая, а у меня одежа в тело вросла. Думал — чужой кто.

Стали есть, разговаривать.

— Да ты же брат мой от одной матери! — сказал брат-гусь, когда тот рассказал про себя.

Заплакали оба. Пошли вместе к матери. Один смело идет, другой застыдился — очень плохо одет.

А мать давно сына ждала.

— Далеко ли был? — спросила.

— Да, далеко. Не один пришел: старший брат во дворе остался, стыдно ему войти — плохо одет, одежа в тело вросла. Как ты одела, так он все в ней ходит.

Вышла мать во двор, узнала сына, заплакала:

— Бедный мой, несчастный! Как я одела тебя — так ты и остался в той одеже.

Потом сняла с него травяную одежду, надела парку, и стал он хорош — загляденье! Накормила, велела домой к Каманхнавт идти и принести кости гуся, своего второго мужа. Сын ушел.

Каманхнавт увидела его, испугалась, хотела убежать. Говорит мужу:

— Я во двор пойду.

Эмэмкут догадался, что настоящая его жена жива. Не выпускает Каманхнавт, злую бабу-ящерицу, из дому: боится, как бы она еще какое худо не сделала. Сыну кости гуся дал, к матери послал, велел сказать, чтобы домой шла. Сын убежал за матерью, отдал ей гусиные кости. Она подула на них — стал гусь живой.