От былины до считалки - Бахтин Владимир (книги онлайн txt) 📗
Весело нам было! А самое веселое воспоминание почему-то такое. Шли мы из одной деревни в другую, как раз к песеннице Вавиловой. И вот, когда оказались мы посреди поля, в нескольких километрах от ближайшего жилья, хлынул дождь, ливень настоящий. Мы сразу промокли — куда в поле спрячешься. А бумага, записи в клеенку были обернуты (целлофана-то еще не знали тогда). Конечно, с дороги сбились. В лес какой-то забрели. Сверху — стена воды, ветки мокрые хлещут, волосы на глаза лезут. А мы поем что-то, кричим в восторге. На речку вышли, пошли вдоль речки. Запруда. А у запруды, рядом с мельницей — дом. Тут и жили Вавиловы.
И обсушили нас, и обогрели, и напоили, и накормили... И вот уже разносится по избе старая-престарая песня:
— Кто?
— Да кожух!
— Какой?
— Мы с тобой шли?...
Поле чистое турецкое...
А Богатыревы жили неподалеку от Вавиловых.
Маленький, с мягкими желтыми, не седыми еще волосами старичок. Живой, разговорчивый, — а было ему уже около восьмидесяти. Только познакомились, несколько минут всего прошло, он уже все понял. Очистил место на столе, мы вынули бумагу, карандаши. Сам хозяин сел на табуретку, сложил руки — да куда там, тут же вскочил, забегал, заговорил на разные голоса. Сказку он не просто рассказывал — разыгрывал в лицах. То барина хмурого изображал, то лукавого солдата, то мужичка-простачка.
Прожили мы у Ильи Давыдовича тогда недели две. И все дни, с утра до вечера, были вместе с ним. Он в огород — и мы туда же. Работаем, помогаем ему, а сами все слушаем: так и сыплет старик прибаутками, присказками, поговорками. А мы — на бумажку. Каждую свободную минуту использовали для записи сказок. Приспособились так (магнитофона не было, конечно, у нас): Дима пишет страницу, я в это время на своем листе доканчиваю слова, фразы, знаки препинания расставляю. Потом я торопливо записываю рассказ Ильи Давыдовича, а Дима, пока не забыл, свои каракули в порядок приводит.
Собралось у нас чуть ли не сто сказок. Были мы счастливы и горды: вот, мол, первый раз поехали — и сразу такого замечательного сказителя встретили! Просто ничего вокруг себя уже не замечали.
А когда начали собираться домой, подошел к нам сын Ильи Давыдовича, Сергей Ильич. Сергею Ильичу было уже больше сорока лет, и был он гончаром. Рядом с избой стоял сарайчик. В этом сарайчике и работал мастер на своем гончарном круге. Мы редко и видели его. Так вот, Сергей Ильич подошел к нам и сказал, даже с некоторой обидой:
— А что же вы ко мне не зайдете? Может, я получше батьки сказки знаю!..
Ну, мы уж тут поняли, что допустили большую промашку. Рядом с таким великолепным сказочником, как Илья Богатырев, обязательно должны быть и ученики, продолжатели. Захватили свои принадлежности, прибежали в сараюшку.
— Сергей Ильич, слушаем вас!
Он на минуту остановился, задумался, а потом сказал:
— Давайте пишите...
И начал говорить. И снова завертелся его станок. Нижний круг он ногой раскручивал, а на верхнем круге лежал мокрый ком глины. Он его пальцами поглаживает, этот скользкий вращающийся комок, и на наших глазах поднимается вверх круглый, коричневый, аппетитный такой горшочек...
Сергей Ильич тоже оказался знатоком сказки. Нельзя сравнить его с отцом — он просто говорил, не разыгрывал сказки, как отец. Но тексты знал твердо, и, что самое важное, тексты хорошие, художественно полноценные. В основном он рассказывал сказки про церковников. Когда-то их рассказывал и Илья Давыдович, но, как очень старый человек, он не то чтобы уж очень верил в бога, а так, на всякий случай, что ли, этой темы старался избегать. Вот тут-то и записали мы у младшего Богатырева сказку «Не' любо — не слушай, а врать не мешай».
Но сначала еще одно отступление, приятное воспоминание.
Вернулись мы в Ленинград, очень довольные, и всем стали говорить: вот мы как съездили. Кто-то из знакомых предложил выступить по радио. И в один из вечеров те, кто включил свой приемник, могли узнать, что живет в Псковской области такой мудрый и талантливый старик Илья Давыдович
Богатырев. Мы рассказали о его судьбе, о его семье. Мол, было у него три сына. Один в годы гражданской войны воевал в чапаевской дивизии и погиб, другой, Петр Ильич, пропал без вести, а третий вот, Сергей, живет с отцом. М что же: передачу эту услышал Петр Ильич. Долгие годы он разыскивал отца и нашел его через 30 лет.
Теперь только кончилась присказка и начинается сказка.
Жили-были три брата. Один безногий удался — наперегон с зайцами гонялся. Второй косолапый, больно прыток удался. А третий одно и знал, что ворон считал.
Вот собрались три брата в лес дрова резать. Пока безногий за зайцами гонялся, косолапый ноги распрямлял, третий всех ворон пересчитал, глядь — и вечер настал. Надо ужин варить. А огня-то нет!
Вот срубили три брата большую сосну. Сложили костер. Полез смотреть один из братьев— нет ли «где огоньку. И увидел впрямь огонек. Ну вот и пошел безногий. Видит: около огонька сидит старичок. Он и просит:
— Дедушка, дай огоньку!
Тот говорит:
— А ты меня, старика, потешь чем-нибудь. Хоть песню спой!
Тот говорит:
— Не умею!
— Ну так спляши!
— Тоже не учился.
— Сказку скажи!
— Тоже не знаю.
— Ну и убирайся с чем пришел!
Так я второй брат пошел и тоже ни с чем вернулся. Такие же ответы были.
Тогда подошел третий:
— Здорово, дед!
— Здорово, свет!
— Дедушка, дай огоньку!
— А ты старика меня потешь, — говорит. — Песню спой!
— Не умею.
— Ну так, — говорит, — спляши!
— Тоже не горазд.
— Ну так сказку скажи!
— Ну, — говорит, — это мое дело. Только уговор: не' любо — ие слушай, а врать не ме¬
шай! А если перебьешь — сто рублей с тебя.
Согласился старик этот.
И стал брат говорить сказку.
Когда начался свет, мне было семь лет. Батька мой не родился, дед не был женат. Вот тогда-то жили мы богато. От наготы да босоты ломились шесты. Было медной посуды — крест да пуговица. А рогатой скотины — таракан да жужелица. А в упряжь — две кошки лысы да один кот-иноход.
Изба была большая: на земле порог, и тут же потолок. Хоть сидеть нельзя, да зато посмотреть хорошо. А земли было — и глазом не окинешь! Пол да лавки сами засевали, а печь да полати внаймы сдавали. Вот засеяли мы на полу ячмень, а на лавку семян не хватило.
Ну и вырос наш ячменек высок да густ. Да завязалась в нем крыса. Как пошла наша кошка лыса ловить крысу — заблудилась. И теперь там бродит. Ну а ячмень мы сжали, а сло- жить-то и некуда. А я хоть меньшой, да разумом большой. Склал скирду на печном столбу.
А бабушка моя куды была резва — на печь три года лезла. Лезла, лезла, скирду нашу в лохань уронила, сама надвое переломилась.
Дед завыл. Я заголосил. Бабушку мы лычком сшили, так она еще десять лет так ходила.
Да была у нас еще кобыла сива. Поехал я в лес дрова рубить. Еду трусцой — трюх- трюх, а топор у меня за поясом сзади тюх-тюх. И отрубил лошади весь зад! Так на передке я три года катался. Вот еду раз лесом, глядь — на опушке задок моей лошади пасется. Вот я его поймал, обротал, березовым прутиком и сшил.
Ну и стала березка вверх расти. Росла, росла и выросла под самые облака. Надумал я по ней влезть — узнать, как там люди живут. Влез на облака, походил, посмотрел — нет ничего. Надумал я назад спускаться, глядь, а кобылку-то мою дедушка увел поить. И не по чему спускаться. И стал я на облаках проживать, голодом голодовать. Завелися с той худобы у меня блохи немалые. Стал я блох ловить, да шкуры с них сдирать, да веревку вить.
Свил веревку длинную! Привязал одним концом к облакам и стал спускаться. На ту беду мне веревки не хватило. Ну, я сверху срежу — на низ наставлю. И все-таки веревки не хватает! Я сижу — не тужу, по сторонам гляжу. Смотрю — мужик овес веет, а полова 1 вверх летит.
