Эпилог (СИ) - Хол Блэки (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗

После повторного трудоустройства я посетила родной деканат и Стопятнадцатого в нем.

— Может, Франц-Иосиф тоже попал под влияние синдрома? Странно, что он настойчиво предлагает место младшего лаборанта.

— Не знаю, милочка, — озаботился декан. — Брокгаузен работает в нашем институте пятый год, но на преподавательскую должность заступил впервые. Возможно, он выделил вас из сонма однокурсников, ведь вы ходили на пересдачи в единственном числе. Поэтому и поразили Франца-Иосифа объемом знаний, что неудивительно при подходе современной молодежи к учебе, — вздохнул мужчина. — Не волнуйтесь. Я прощупаю почву в данном направлении. Лучше упредить и пресечь сразу, чем пожинать плоды впоследствии.

— Генрих Генрихович, а ребята… горнисты… уже уехали?

— Да-с, милочка, еще на прошлой неделе. Вы спрашиваете о юношах во второй раз. Почему?

Да потому что я наконец-то отпиналась от назойливых телохранителей и рассчитывала связаться с кем-нибудь из ребят в солнечной униформе. Вот хотя бы передать весточку Агнаилу через завхозшу. Мы с ним так и недоговорили о побережье и о маме. Интересно, как горнист распрощался со своей возлюбленной? Плакала ли она и обещала приехать к юноше на родину? Ведь полгода назад между ними вспыхнули сильные чувства, практически на моих глазах. Помнит ли Агнаил о просьбе, высказанной мною на чердаке?

— А что стало с крылатиком, который разворотил лабораторию?

— Утилизировали в крематории. Это же нежить, — поспешил успокоить декан, увидев, как у меня округлились глаза. — Разложили на сковородке и засунули в печку. В качестве лаборанта, вы, милочка, познакомитесь с этой замечательной конструкцией. В ней уничтожают неудачные результаты экспериментов, которые невозможно использовать повторно через сортировочную утиля.

Да уж, замечательная конструкция. Солярий, можно сказать. Наверное, Стопятнадцатый, Царица и Альрик втроем заталкивали крылатика, а неживое чудище упиралось лапж*пахвостом. Все хотят жить, даже неживые.

— А… новый архивариус видит волны? — спросила с заминкой.

— Вопрос затрагивает личную тайну сотрудника института, — ответил мягко Генрих Генрихович. — Могу лишь сказать, что он родом не с западного побережья.

Жаль. Признаться, мелькнула мыслишка. Зарплата маленькая, ответственность большая, работы невпроворот. Только особо нуждающийся ринется на предложенную должность. Или невидящий, считающий каждый висор. Почему бы ему не оказаться родом из тех же мест, что и мой бывший начальник?

— А как быть с Нектой? С тем, кто укусил меня? — показала я палец с капитально исчезнувшим "колечком". — Профессор рассказал о существе, которое живет внизу.

— Что ж, Альрик поступил правильно, — заключил декан, подумав. — Это ваша рука и ваш палец. Было бы некрасиво держать вас в неведении относительно природы рисунка. Есть причины для беспокойства? Проявились тревожные симптомы?

— Нет. После лечения в стационаре рисунок пропал и больше не появлялся.

— Чтобы узнать больше, мы всегда можем организовать обследование у Альрика Герцевича. Он — прекрасный специалист.

— Нет, спасибо, — ответила я поспешно. — В этом нет необходимости.

— Жаль. Альрик рассказал бы поболе меня. Могу предположить, что презент таинственного жителя больше не проявится. Существо, обитавшее в подвалах, погибло.

— Как?! — упала я в кресло для посетителей. Ведь одним из дел, осуществленным без неусыпного контроля охранников, стал визит к коридорному ответвлению неподалеку от архива. Из темноты тянуло затхлым теплым воздухом, но никто не встретил меня и не обнял беспросветностью ночи — ни через десять минут и не через двадцать. Ни через полчаса. И я решила, что Некта спит или гуляет на другой половине институтских катакомб.

Стопятнадцатый рассказал вкратце историю гибели существа, подарившего мне странное "колечко". Оказывается, житель подземелья по неосторожности сгорел в электрическом свете. Вот почему он жил в темноте, а зону его обитания оградили ярко освещенными коридорами. Поселившись в подвалах, Некта стал язвой в теле института. Какой толк с неизвестного науке существа, если оно не идет на контакт и не желает сдаваться на опыты? Поэтому с его гибелью руководство института вздохнуло с облегчением. А во время летних каникул в подвалах планировались восстановительные ремонтные работы пустующих помещений.

Известие о печальном исходе Некты наложило отпечаток на настроение, ввергнув меня в меланхолию. Кем бы ни было существо, поселившееся в подвалах после неудачного эксперимента, оно не желало мне вреда. Наоборот, помогло выплакаться после гибели Радика. Почему оно попало в свет ламп? Сгорело заживо. Испытало невыносимую боль. Или оно считалось неживым, как крылатый упырь из лаборатории Царицы? Может, на жителя катакомб повлиял мой синдром? Сидел себе в темноте, зевал, а потом решил наобум: дай-ка попробую, вдруг кожа выработала меланин, и я не обгорю на солнце. Вышел в освещенный коридор и вспыхнул как спичка.

Еще один самоубийца. Ужасно. Нигде не спрятаться от моего дара, разъедающего дух живых и неживых.

В любом случае Некта — жертва науки, пострадавший во имя великой висоратской цели. И его не спрашивали о добровольном участии в опытах. Вдобавок он получил дозу облучения моим синдромом. Бедняга.

Мэлу незачем знать. Для него я и так скопище аномальных ненормальностей, которые притягиваются ко мне магнитом.

12

Май ознаменовался важным для страны событием — Днем национальной независимости.

Город нырнул в праздник, превратившись в огромное оранжево-зеленое пятно. Флаги, плакаты, транспаранты, народные гулянья, концерты под открытым небом, иллюзии, валящиеся как из рога изобилия, цертамы [5], транслируемые на всю страну, национальная лотерея, конкурсы мастерства и талантов — за один день всего не охватить.

Этот праздник отдавал для меня горечью. День независимости стал символом разделения людей на висоратов и на тех, кто не видит волны. И отмечали его первые. Они подтверждали свое превосходство, свою избранность и обособленность. Свою великую миссию в современном мире. В этот день слепошарые предпочитали сидеть по домам и не высовываться, чтобы, не дай бог, не влипнуть в неприятности, столкнувшись в переулке с компанией подвыпивших висоратов.

Дико. И те, и другие — человеки. И у тех, и у других — по два глаза и одному носу, одинаковое количество пальцев на руках и на ногах, голова поворачивается на шее. По какому праву людей сортируют на две касты?

По поводу праздника в Доме правительства организовали прием. Мэл тащил меня на веревке, потому как мне ужасно не хотелось идти. Но нельзя игнорировать приглашение, когда во главе мероприятия стоит премьер-министр.

Интуиция не подвела. Как я ни пряталась в тени, избегая общения с гостями, а торжество на высшем уровне прошло со скандалами, с драками и нарушением запрета на использование волн. Мэл держался настороже, ожидая подвоха в любой момент.

Конечно же, правительственный прием посетили родители Мэла и мой отец с мачехой. Я видела, как папуля целовал руку супруге премьер-министра. Но помимо пряток за портьерами случилось нечто невероятное. Мэл познакомил меня со своим дедом. Нет, точнее, представил своему деду. Тому, который родил и воспитал Мелёшина-старшего с Севолодом, и который имел право голоса в Высшем правительственном суде.

От волнения я вцепилась в руку Мэла. Если Мелёшин-старший вызывал у меня безотчетный страх, то самый старший Мелёшин излучал противоположные эмоции — доброжелательное и доверительное спокойствие. Уж точно благородный лев. Военная выправка, прямая осанка, гордый профиль — так и просится на монеты. Понятно, почему Мэл равнялся на деда. Я бы тоже тянулась за его знаниями, опытом и мудростью.

Присела в легком книксене, а дед Мэла рассмеялся. У них много общего, — отметилось машинально. Одинаковый смех, к примеру. А еще одинаковый прищур глаз и оценивающий взгляд.