Выход в свет. Внешние связи (СИ) - Хол Блэки (версия книг .TXT) 📗
Покуда я размышляла, Дегонский постепенно рос в моих глазах, превращаясь в дальновидного парня, не ставшего раздувать конфликт из разумной предосторожности, в то время как Мелёшин, сидя на другой чаше весов моего правосудия, опускался все ниже и ниже с адским хохотом, и постепенно у него появились хвост, рога и копыта, нарисованные фантазией. В конце концов, принципиальность Мэла в отношении личного едового места выглядит смешной. Сдался ему этот стол в углу!
После консультации я нагнала Мэла в коридоре.
— Чего тебе, Папена? Я тороплюсь, — сказал он, оглядываясь по сторонам.
— Ты подстроил исследование в паре по элементарке?
— Папена, твое мнение о себе выше, чем есть на самом деле, — сделал скучное лицо Мелёшин. — Мне без разницы, что и с кем изучать.
— Понятно.
Я развернулась, чтобы уйти, но вспомнила и спросила:
— Утром, в столовой… Вы с Дегонским на полном серьезе говорили… ну… о парке?
— Я похож на шутника? — прищурился Мэл. — Смотрю, ты распереживалась за него. Или за меня?
— Больно надо.
— Странно. Я ждал, когда бросишься защищать Дегонского как настоящая альтруистка, — сказал насмешливо Мелёшин. — Нимб блестит — глазам больно.
— Ты спровоцировал его. Зачем?
— Хочешь заступиться? — спросил Мэл с легкой издевкой и предложил: — Заступись. Попроси за него у меня.
— Почему у тебя? Это у Дегонского я должна просить за твою линялую шкурку.
— А ты попросишь? — заинтересовался Мелёшин. — Все-таки беспокоишься обо мне?
Умеет же человек запутать и развернуть разговор задом.
— Я не то хотела сказать. Дегонский имеет право вызвать тебя в парк, а не ты его.
— Не вызовет. Остынет, подумает, посоветуется. Еще раз подумает и откажется. А я — нет.
Сказал — и точка. Своими словами Мэл подтвердил намерения в отношении кудрявого. С непонятной целью на пустом месте устроил конфликт, а теперь пытался и меня втянуть в него.
— У тебя есть время подумать, — обронил Мелёшин и удалился.
Следом энергично и громогласно отлетела консультация у Стопятнадцатого, из которой я не поняла больше половины в силу многократного эха. По окончанию занятия подошла к декану, собирающему высокую стопку из рефератов, сданных должниками и, протянув брошюрку, соврала, не моргнув глазом:
— Спасибо, Генрих Генрихович. Очень помогло.
— Прекрасно, — ответил Стопятнадцатый. — Где же вы оставили книжку на ночь?
— В архиве, — ложь полилась рекой. — А с утра забрала.
— Хорошо, что не забываете об ответственности. Сами понимаете, если бы страж задержал при входе, мало того, что позора не обрались, так исключили бы сразу и без объяснений. Вы поступили дальновидно, милочка.
Незаслуженная похвала пристыдила. Теперь я с Монькой повязана преступной нитью толщиной с канат. Совесть повелела мне вздохнуть тяжко и покаяться:
— Генрих Генрихович, вчера в оранжереях случилась неприятная история…
— Знаю, — кивнул декан и огладил бородку.
— Откуда? — вскинулась я и увяла. Конечно же, безобразие, оставшееся после объедалова, было трудно не заметить.
— Вашего участия, вернее, причастности, не установлено, — объяснил терпеливо мужчина, взял рефераты под мышку, и мы пошли, разговаривая по пути. — Вы действовали, правильно оценив обстановку. Лаборант Матусевич нарушил правила и покинул место, не закончив работу.
— Он не виноват, честно-честно! Я постучала, а он вышел и надышался… а потом мы… Неужели всю вину возложат на него? — спросила с мольбой.
— У Матусевича выявились смягчающие обстоятельства. Оказалось, больше полугода он находился на грани нервного срыва, в котором косвенно виноват Максимилиан Эммануилович.
— Каким образом? — изумилась я.
— Единоличным решением поставил под сомнение актуальность диссертации Матусевича, которая, кстати, при необходимом материальном оснащении обещает стать революционной вехой в висорике.
— Значит, камнееды все-таки нужные? — воскликнула я, не в силах удержать радость от известия Стопятнадцатого.
— Нужные, — засмеялся мужчина. — Экая вы, Эва Карловна, беспокойная.
— А уборка? Мы там… ну… порядочно…
— Наели? — улыбнулся декан. — Меня порадует, если употребленные вами оранжерейные наработки пойдут на пользу организму.
— Спасибо, Генрих Генрихович! — крикнула я, убегая.
— Мне-то за что? — пожал он плечами. — В следующий раз мойте руки перед едой!
Желудок уркнул, пробудившись после спячки. Где там сухарики в нашей сумке?
На очереди стоял обед в обществе пресветлых персон, четко давших понять всему институту, что столик в углу столовой неприкосновенен. Бесконечная карусель, начинающая навевать на меня тоску.
В холле на глаза попался Петя, разговаривавший с другом у святого Списуила. Собеседник Пети в точности походил на него фигурою, и я тут же решила, что парни ходят на одни и те же тренировки.
— Привет! — не стесняясь, присоединилась к маленькой компании.
Петин друг вежливо поздоровался со мной, попрощался с ним крепким рукопожатием и утопал в сторону спортивного крыла.
— Привет, — поприветствовал Петя. — Ты куда и откуда?
— А-а, — махнула я рукой. — Надо идти в столовую. Поздравляю с заслуженной наградой! Хотела до тебя добраться, но помешала давка со стриптизом.
— Вот набралась девчонка, правда? — оживился спортсмен, но тут же сделал благопристойное лицо. — А я домой пошел, не стал дожидаться, когда её снимут со стола.
— Я тоже ушла. Сильно устала, да и музыка громко играла, — соврала легко и непринужденно.
— Зато с символистиком неплохо потанцевала, — сказал равнодушно Петя, но в голосе просквозила обида.
— Да ну, — махнула я рукой, — опозорилась перед всем институтом. Хотела и с тобой потанцевать, а ты исчез.
Петя оттаял, успокоенный безобидным враньем. Хотя кто знает, если бы он отыскался в толпе, то, возможно, мы потанцевали бы.
— Какие люди! — раздался позади веселый голос, и мы с Петей синхронно обернулись. Не знаю, как Петя, а я — обреченно, потому что голос принадлежал никому иному, как Мелёшину.
И просчиталась. Мэл, в куртке и зеркальных очках, сдвинутых на макушку, бережно поддерживал за талию блондинистую подружку и приветливо улыбался, словно и не он собирался в прошлую субботу выяснять на кулаках отношения с Петей.
— Здрасте, — сухо кивнула я.
— Здравствуйте, — отозвался настороженно Петя.
Девушка неопределенно мотнула головой, и было непонятно, то ли она таким образом поздоровалась, то ли ей в тягость наше общество. А мы и не навязывались! — задрала я нос. Сами окликнули.
— Помнишь Иза, я рассказывал тебе о недоразумении, возникшем между моей однокурсницей и ее…
— парнем, — быстро вставила я, и Петя согласно кивнул.
— парнем, — повторил Мэл и замолчал, обдумывая услышанное. Даже улыбаться перестал на мгновение, а потом, как ни в чем не бывало, нацепил ослепительную улыбку.
Девушка вопросительно посмотрела на Мелёшина. Интересно, в каких красках Мэл живописал ей субботнюю омерзительную продажу?
— Милая, я чувствую себя виноватым, — пояснил он подружке. — Не могу спать спокойно, зная, что ко мне питают неприязнь.
Тут Мелёшин посмотрел на нас с Петей, и мы со спортсменом непонимающе переглянулись.
— Чтобы загладить вину, приглашаю вас в кафе, — предложил Мэл самым обыденным тоном, как будто в институте принято улаживать все недоразумения подобным образом. Пока я соображала, что Мелёшин имел в виду, за меня сухо ответил Петя:
— Мы бы с удовольствием, но Эва идет на обед, а я готовлюсь к тренировке.
— Уверяю, Петр, поездка не займет много времени, — начал источать сладкую патоку Мэл. — Тем более, это модное кафе, в котором можно встретить представителей знатных висоратских семейств. А уж сколько известных лиц его посещают! Можно запросто взять автограф у кинозвезды или у именитого спортсмена. "Инновация" считается обиталищем современной золотой молодежи. Слышали о нем?
