Выход в свет. Внешние связи (СИ) - Хол Блэки (версия книг .TXT) 📗
— Хорошо, — пробормотала я, пытаясь удержать в себе пузырьки газа, и спросила, замявшись: — Не сердишься, что… не подстраховалась?
— Сегодня я получил подарок, о котором боялся мечтать, а ты переживаешь, что должен сердиться, — сказал Мэл и притянул меня к себе. — Уверен, всё обойдется.
— Ты прямолинеен как дорога, — проворчала я, прислушиваясь к стуку его сердца. — Можно найти слова пообтекаемее, а не кричать на всю аптеку о том, что мы… что у нас…
— Эва, когда ты научишься называть вещи своими именами, не краснея? — ухмыльнулся Мэл. — У тебя даже ушки светятся, когда занимаешься этим.
— Ничего подобного! — опровергла горячо.
— Хочешь, докажу? — загорелся он, и как я ни сопротивлялась, разговор завершился блоком страстных поцелуев и объятий. Чахлое сопротивление быстро сдалось, потому что безудержность Мэла снова превратила меня в безвольную тряпку. Я не заметила, когда он успел откинуть спинку сиденья и нависнуть надо мной.
— Что такое "повседневка"? — спросила в перерыве между нежностями, возросшими по степени разгоряченности.
— Для ежедневного употребления, — пояснил Мэл, оторвавшись от моих губ, и добавил безапелляционно: — Опробуем завтра или сегодня. Или сейчас.
Расстегнул на мне куртку и проник рукой под футболку, двинувшись горячей ладонью вверх по телу.
— Мэ-эл, — простонала я, не в силах сдерживаться. — У меня же… замок сломан, — выдавила через силу.
Он замер и отстранился с разочарованным вздохом. Подождав, пока приведу растрепанный вид в норму, целомудренно поцеловал.
— Подвези до института, а дальше дойду сама, — попросила я, застегивая куртку и заматываясь в шарф.
— Зачем кружить? По пути заберем твоего мастера.
— Тебе нельзя появляться в районе, — напомнила легкомысленному товарищу. Судя по песенке, которую Мэл замурлыкал под нос, отличное настроение переливалось через край.
— Ну и что? — пожал он плечами. — Поди не убьют среди бела дня.
Не стоило ему говорить. Воображение живо нарисовало машину Севолода, изувеченную не хуже танка, и Мэла за рулем, с расползающимся кровавым пятном на груди.
— Пожалуйста! — схватила его за руку. — Не искушай судьбу.
— Приятно, что беспокоишься обо мне, — поцеловал он мою лапку. — Мы промчимся стрелой, и никто не поймет, что это было.
Чем убедительнее приводились доводы, чтобы не появляться в районе невидящих, тем сильнее заражался Мэл азартом. В итоге я поняла, что уговоры возымели обратное действие. Складывалось впечатление, что ему нравилось водить красной тряпкой перед носом разъяренного быка.
— Какой адрес? — спросил, тронув машину.
— Не знаю. Всегда ходила от общежития, поэтому ориентируюсь только так, — пробурчала я, недовольная тем, что Мэл не внял убеждениям.
— Ладно, поедем по твоей карте, — ухмыльнулся он, вдавливая педаль газа. — Не бойся, ты со мной.
10.3
За окном проносились улицы и широкие проспекты, а по ним текли плотные транспортные потоки, в одном из которых ехали мы, зажатые со всех сторон автомобилями. Не столица, а гигантский муравейник.
Жизнь преподносит сюрпризы, — подумала я, разглядывая необычный архитектурный шедевр — здание с растянутыми искаженными формами, занимаемое Первым департаментом. Еще недавно Мэл был далек и недостижим, живя своей звездной жизнью, еще вчера между нами проходила жирная приятельская граница, и я убеждала себя, что ради собственного блага не следует ее переступать, а сегодня благоразумие кануло под воздействием стихийного порыва, стоило дать слабину.
Посмотрела на руки Мэла, лежащие на руле — сильные и крепкие, способные творить со мной нечто невообразимое, разжижающее волю, покосилась на него самого, излучающего уверенность и надежность, и пришла к выводу, что местоимение "мой" меняет восприятие, пробуждая собственнические инстинкты и ревность. Мэл принадлежал мне целиком у кухонного стола, и в душе тоже был моим. Руки, что сейчас поворачивали руль налево, — для меня, и объятия Мэла — тоже для меня, и даже его упрямство — для меня. Он весь — мой, обвешанный сигнальными флажками с надписью: "Чужое не лапать!".
Эгоистичность запросов в отношении хозяйствования над Мэлом потрясла меня. Я не причисляла себя к ревнивицам, полагая, что никогда не опущусь до унижения собственного достоинства, а теперь с неохотой признавалась, что хочу занимать ключевое место в мыслях и планах Мэла.
Мечтать вредно. Несбыточные мечты отвлекают и затрудняют жизнь, создавая ворох осложнений, и за одно из них следовало хорошенько поругать себя и отшлепать для острастки. Благодаря моей беспросветной простоте, Мэл расстался с денежной наличностью в объеме трех нулей, вдобавок придется дрожать осинкой в ожидании, подействует чудодейственный препарат или нет.
Но как я ни выдавливала из себя раскаяние, а не получилось выжать ни капли. Наоборот, вспомнив об обещании Мэла опробовать, разволновалась, чувствуя, как щекочет предвкушение. В конце концов, я не сопливая малолетка, чтобы каяться в случившемся и давиться угрызениями совести, — объявила себе с гонором. Как хочу, так и живу, и сессию сдам, не запачкаюсь.
Хватило бы сил по-боевому задирать нос, если не попаду в сто гарантированных процентов эффективного чудо-препарата. Вот будет номер! Не представляю, как отреагирует Мэл, когда скажу: "Кажется, я влетела". Его сегодняшняя обеспокоенность возможными последствиями и забота о моем самочувствии давали повод думать, что он поддержит и найдет выход, если не влезу в сто счастливых процентов. О реакции моего отца или родни Мэла не хотелось и заикаться.
Интересно, каким родителем стал бы Мэл? — задалась вопросом и тут же испугалась. Мысль о родительстве казалась дикой и нереальной. Я ни разу не держала грудных младенцев на руках и не имела ни малейшего представления о том, как обращаться с ними. Вот Олег и Марта наверняка морально созрели и осознанно пошли на серьезный шаг, подумав о ребенке. С бухты-барахты становятся родителями полные идиоты, не успевшие толком распробовать прелести личной жизни и влетевшие с первого раза. Такие как я.
Для пущей уверенности перекрестила незаметно пальцы и мысленно переплюнула через левое плечо. Залезть бы к Мэлу в голову и узнать, о чем он думает, а то неизвестность вселяет неуверенность.
Бесснежные проспекты центра сменились белизной окраинных улочек с сугробами, наметенными по обочинам дорог. Доехав до ограды института, Мэл свернул в квартал, следуя моим указаниям, и снизил скорость. Я оглядывалась по сторонам, высматривая подозрительные машины, следящие за нами, или странных личностей, караулящих из-за углов или кустов.
Район выглядел заспанным и тихим. Субботним утром лишь редкие прохожие отважились высунуть носы на улицу, спеша по делам. Мэл, сделав круг около небольшого скверика, припарковался у входа в ремонтную мастерскую. Я решила выскочить пулей из машины, быстренько убедить Олега поехать в общежитие и также быстро вернуться обратно, как вдруг Мэл, заблокировав дверцу, потребовал:
— Признавайся, о чем думала.
— Ни о чем, — сказала я с честным лицом.
— Всю дорогу думала и кусала губы, — поделился он наблюдением. — И краснела. Пока не скажешь — не выйдешь. Итак?
— О тебе, — не стала я возражать и потупилась.
— Обо мне? — посмотрел Мэл на мои губы. — Покажи, как думала.
И я показала, притянув его к себе, а Мэл не отказывался и охотно согласился с моими раздумьями. Точно, не менее пяти минут соглашался.
— Хорошо думала, — сказал, отдышавшись. — Почаще так думай. Пошли.
Не успела глазом моргнуть, как хлопнула водительская дверь, и он выбрался из машины, разминая ноги. Я тоже выскочила наружу.
— Немедленно забирайся обратно, — начала подталкивать его в сторону автомобиля, боязливо озираясь по сторонам. Опасности могут подстерегать и на пустынной улочке, например, кирпичи с неба или отпиленная сосулька с крыши. — Тебя же увидят!
