Тридцать один Ученик - Смеклоф Роман (читать книги онлайн без txt) 📗
Дядя сел на пол, свесив ноги в дыру, и закрыл лицо руками.
— Репертуарный театр меркнет! Какая живость языка и страсти! Я покорён! Прошу прощения, с моей стороны не вежливо встревать не представившись. Меня зовут Мровкуб Тридцать Первый, бывший архивариус Магистрата.
Он попытался поклониться, но ударился об стену, за которую держался.
— Что такое магистрат? — пробормотал я.
— Очень приятно, господин бывший архивариус Мровкуб Тридцать Первый, — отозвался голем. — Мои спутники не богаты хорошими манерами. Если позволите, я, Евлампий, исполнитель третьей категории канцелярии исполнения приговоров высшего суда Тринадцатого Тёмного Объединенного мира.
— Ты самый маленький голем, которого мне приходилось встречать. Как говорит воевода Трутанхеймских великанов: «Наступил, не оглядывайся, а гордо иди дальше».
— Хоть я и не понял ваших слов, господин бывший архивариус, рад что вы обратили на меня внимания. Я имею несчастье быть прикованным к цепи оборотня, — подобострастно забормотал голем.
— Как говорил Властелин: «Как всё интересно и смешанно в реальном мире». Я тоже отвык от всего настоящего. Только недавно покинул стены архива магистрата.
— Прискорбно слышать…
— Заткнитесь оба! От ваших светских бесед тошнит! — заорал Оливье.
— Вынужден представить и этого господина, — со вздохом сообщил Евлампий. — Известен в тридцати мирах, как браконьер, пьяница и нарушитель общественного спокойствия…
Дядя зарычал.
— Но прежде всего, — поправился голем, — знаменит кулинарным мастерством. Мастер Оливье, и его ученик…
— Проклятый вредитель! — отчаянно взвыл дядя.
— Как говорит главный палач Таньшана: «Ужасно, что вы попали в столь щепетильную ситуацию», — не обратив внимания ни на тон, ни на оскорбления, уважительно произнёс архивариус. — Жаль, что ученик подставил учителя…
— И вышел сухим из воды! — выкрикнул дядя, и добавил чуть слышно. — Мы будто поменялись местами.
— Как говорит хранитель прошлого: «Будущее не для нас!». Если попал на каменную террасу, так летучие обезьяны, не без иронии, называют нашу тюрьму — прощайся с жизнью. Из этих камер не выбраться. Путь один, вниз.
— Мы умрём? — задрожал я.
— Если бы драконий насморк умел говорить, то этот магический вирус обязательно сказал бы: «Всех ждет смерть!» — заметил архивариус.
Оливье заскрежетал зубами.
— Когда вы все заткнётесь? — и сильнее сдавил лицо руками.
— Господин бывший архивариус, почему вы так убежденно говорите о смерти? — полюбопытствовал Евлампий.
— Я в камере двадцать пять дней. Местная природа богата влагой, поэтому я ещё не умер от жажды. Все остальные уже погибли. Скоро моя очередь.
— Прошу, господин бывший архивариус, объясните, — взмолился голем, и я закивал головой.
— Как говорит распорядитель виктатлона: «Чтобы было понятно, я расскажу, как тут всё устроено». Тюрьма пропитана колдовством, поверьте я разбираюсь. Над нами чары отнятия веса, поэтому те, кого сбрасывают с парапета — не разбиваются. Под нами заклятье утяжеления. Так что «бах и бух»…
Мровкуб Тридцать Первый прочистил горло.
— Простите! Как говорит императорский дегустатор: «Рот устал!»
— Ну и заткнулся бы, — проворчал Оливье.
— Заключенных не кормят и не поют, — как ни в чем не бывало, продолжил архивариус. — Утром проход в полу расширяется. За двадцать пять дней у меня остался пятачок в углу. Так что разумно вам разойтись по разным камерам, иначе проход расширится слишком быстро.
Я озабоченно покосился на дядю. Он задумчиво сидел над провалом, и чхать хотел на слова архивариуса.
— Спасибо, — искренне сказал я Мровкубу.
— От крысиного хвоста больше толку, чем от твоего спасибо, крысёныш, — взревел Оливье.
— Позвольте с вами не согласиться…
— Не позволю! — заорал дядя. — Никогда не говорил спасибо тому, кто обещал, что я сдохну!
— Как сообщил судье разрушитель одного из летающих городов: «Вы слишком прямолинейно и узко мыслите», — ответил архивариус.
— Так подыхайте со своими широкими взглядами. А я поплыву с попутным ветром! — надменно бросил Оливье и, зыркнув на меня, подтянулся и перелез в свой каменный мешок.
— Грубо, но точно! Как говорила одна фея, усаживаясь на кактус в поисках нектара: «Надо верить в лучшее!» — заявил архивариус. — Не надейся я на спасение, давно бы разомкнул руки и бросился в пропасть.
Подумаешь, надежда. Вот когда Оливье перебрался в другую камеру, дыра в полу уменьшилась до первоначальных размеров. Это успокаивало! Я даже сполз по стене и сел на холодный камень.
— А как спать? — спросил я.
— Неудобно, юноша, — печально отозвался архивариус. — Как бы говорил выброшенный на сушу кракен: «Не знаешь куда щупальцы деть».
— Кара! — глядя на меня пригрозил голем. — Не хотел спасать фею, и вот…
— Ей ничего не угрожало! — перебил я. — Спасай я её, нас бы ещё раньше посадили!
— Недавно я защищал тебя перед учителем. Убеждал его, что поступок значимее, чем намерение. Теперь, понимаю, что не прав, — гордо заявил Евлампий. — Да. Я умею признавать ошибки. Намерения должны быть приравнены к поступкам.
— Архивариус, вы не знаете, как уничтожить голема? — заскрежетал зубами я.
— Уничтожить то, что и так не живое, нельзя. Уничтожить, буквально означает превратить в ничто, ни-что-же. А превратить в ничто камень? Извольте! Как говорит хозяин ресторана Единорог: «Бессмысленно, как спаивать пьяницу!».
— Очень мудро, господин бывший архивариус. Големы слишком ничтожны, чтобы маг так долго говорил о нас, — вмешался Евлампий.
— Ты прав, но как говорил один отшельник: «После пустоты и камень собеседник», — согласился архивариус.
— Иногда, лучше быть одному, иначе какой-нибудь оборотень превратит тебя в камень, — проворчал голем.
— Прекрати чушь нести, — разозлился я. — Я в окаменении короля Дарвина не виноват. Ты в сосуд попал и фею напугал! Поэтому…
— Поэтому, не надо было мне мешать! — отрезал Евлампий.
Я вздохнул. Бред! Почему я вечно крайний? Состроив самый презрительный взгляд, хотел сказать, что он лучше всех признает ошибки, но не успел. В дядиной камере сверкнуло, и вверх поднялся столб чёрного дыма.
— О, источник магии, какая незадача, — запричитал архивариус. — Моя вина, я должен был предупредить!
Над стенкой, между камерами, показалась голова Оливье.
