Предновогодье. Внутренние связи (СИ) - Хол Блэки (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Я рассмеялась:
— Разве они пялились? Ты еще на нашем курсе не был. У нас не успеешь зайти, а тебя уже на части разрежут и каждую обсосут, причем громко и не стесняясь в выражениях.
Парень облегченно вздохнул и неловко пояснил:
— К нам нечасто заходят с нематериалки, тем более девушки.
— Знаешь, Петя, надо поднимать твою планку самозначимости. Я, например, считаю, что ваш факультет — более важный и нужный, чем нематериалка и элементарка, вместе взятые.
— Спасибо. Мне приятно.
— И мне приятно, что тебе приятно, — сказала я, и мы рассмеялись.
— Кстати, как дела с анализами? — поинтересовался парень.
— С какими анализами?
— За которыми Стопятнадцатый лично наблюдает.
— А-а, с этими… — Я мысленно утерла пот со лба. Чуть не спалилась! — Представляешь, декан решил, что мне нужна консультация Вулфу. Говорит, пусть подтвердит, стабильно или нестабильно, — самозабвенно соврала и прикусила язык.
— Ну, и как? Стабильно? — спросил участливо Петя.
Бедный парень! Простой и доверчивый. Но вранье не давало выйти из образа.
— Откуда мне знать? Я не пошла на консультацию. Отказалась.
— Почему? — воскликнул Петя. — Нестабильность может быть очень опасна.
Не знаю, какую нестабильность он имел в виду. Для меня опасна одна нестабильность — врущего языка.
— Может быть, и опасна, но к Альрику не пойду. У нас с ним конфликт.
Парень поразился:
— Я думал, ты сломя голову побежала.
— Почему это? — слегка обиделась.
— Наши девчонки поголовно без ума от него. Альрик то, Альрик сё.
— Ваши девчонки молятся на идола, — пробурчала я, — а за красивой рожей обычно прячется бездна недостатков.
— Смешная ты, Эва, — сказал Петя и заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос. Наверное, спонтанный жест стал для него таким же неожиданным, как и для меня. Мы засмущались.
— Ну, пока?
— Пока, Петь. Спасибо, что проводил.
Прибежав в заполненную аудиторию, Мелёшина я не обнаружила, зато Касторский поприветствовал меня свистом и недвусмысленным жестом. Мэл появился за полминуты до звонка одновременно с лектором. Прошел и сел на свое место.
И началось утро в сонном царстве. Я усердно пыталась записывать и слушать, но глаза слипались сами собой, а мозг отказывался вникать в тему лекции. Руки вяло повисли, голова клонилась к парте, пытаясь провалиться в глубокий сон. Чтобы взбодриться и удержать себя в тонусе, я подперла подбородок кулаком и как истуканчик уставилась на преподавателя да еще пошире раскрыла глаза, и тут почувствовала на себе взгляд Мелёшина. Он буравил затылок, потом медленно сполз, пересчитав шейные позвонки, и неторопливо сместился в область лопаток. Ну, в чем опять провинилась? Что недосказала или утаила? Решил дырку в голове прожечь и высушить имеющиеся извилины?
В общем, лекция текла как ручеек, я возилась под инквизиторским взглядом дрессировщика и старалась не заснуть сидя.
А потом третий курс начали по одному выводить из аудитории. Сперва пришла скромная очкастая девушка, как оказалось, секретарша проректрисы. Переговорив в сторонке с лектором, она ушла со студенткой. По рядам прошел шепоток. Минут через десять студентка вернулась, сказала что-то парню на соседнем ряду, и он вышел.
Я встрепенулась. Лекция шла, преподаватель терял нить каждый раз, когда студенты входили-выходили, но возмущаться не решался.
Шепотки росли в геометрической прогрессии, и до меня докатилось известие: первый отдел вызывал на допросы. Судя по всему, на беседы по душам поднимали с мест в алфавитном порядке, потому что Касторский ушел в числе первых, а Мелёшина вызвали спустя несколько человек.
Что он расскажет? Что дрессирует меня? Или что нес на руках после того, как силком утащил из горящей столовой? А может, сообщит, что кое-кто умудрился пробраться в институт, не имея ни грамма способностей? Сразу в лоб, чтобы посмотреть, какой фурор произведет новость.
К тому моменту, когда Мелёшин вернулся, я извертелась на месте. Пыталась поймать его взгляд, пока он поднимался по ступенькам. Напрасно.
В итоге лекция прошла впустую как для лектора, так и для учащихся. Когда прозвенел звонок, до меня очередь не дошла.
Следующую лекцию вел Лютеций Яворович. Как оказалось, его не уволили. Видимо, нашлись веские основания для того, чтобы сохранить преподавательский ранг Лютика. Опять пришла секретарша Царицы и увела студента.
Лютик психовал, но сдерживался. В рядах стоял глухой бубнеж. Обсуждали, в основном, допросы первоотдельщиков. Побывавшие на них делились впечатлениями с теми, кого еще не вызвали.
Но самое интересное состояло в том, что Мелёшин пропал. Просто-напросто не пришел на занятие. Мне бы сидеть и радоваться, но беспокойство не позволило. Спина казалась незащищенной, и я вздрагивала, ожидая удара сзади.
Напряжение нарастало. Вместе с Лютецием переживала и я. Может, по каким-то причинам меня опять решили выделить из присутствующих? Хотя нет, Эльзу тоже не вызывали. Полный упитанный парень вернулся в аудиторию, и по рядам прошелестела фамилия: "Папена…"
Я встала и пошла на допрос.
Это могла быть 19.2 глава
Волновалась безумно. Теребила дрожащими пальцами рукав свитера.
Для допросов выделили шикарный кабинет, обшитый деревом. Лакированные панели создавали впечатление респектабельности. Раздвинутые багровые шторы пропускали в окна морозное утреннее солнце, освещавшее ярким пятном дальний угол помещения. По кругу расставили мягкие кресла, в центре между ними втиснули небольшой столик, на котором водрузили графин с водой и три стакана.
Напротив меня сидели двое мужчин. Один, приветливо улыбающийся, краснощекий, с носом картошкой — словом, свой человек. Он и вел себя по-простому, располагая к себе, однако глаза румяного незнакомца были холодны и внимательно сканировали собеседника, в то время как рот улыбался и шутил. Рядом с ним утонул в просевшем кресле грузный человек с тремя подбородками, одутловатым лицом и свинячьими глазками.
По одну сторону от меня сидела Евстигнева Ромельевна, по другую — Стопятнадцатый. Поздоровавшись, проректриса представила присутствующим:
— Третий курс, нематериальная висорика, Папена Эва Карловна. Перевод из другого ВУЗа, подробности в анкете.
— Чудесно! — воскликнул "нос картошкой" и, закинув ногу на ногу, принялся перелистывать пачку бумаг. — Кстати, представлюсь. Бобылев Евграф Исподьевич. Так сказать, приставлен наблюдать и наставлять на путь истинный, — захохотал он. Смех у него был искусственный, как у робота.
Я вежливо улыбнулась. Декан стрельнул в меня глазами и сложил руки на груди.
— Это наш коллега из Первого департамента, Салават Мансурович, — представил неподъемного толстяка Бобылев, лучащийся жизнерадостностью и оптимизмом, словно только что съел ведро вкусностей. Коллега прикрыл глаза и начал посапывать. Ясно, что ему осточертела бесконечная лента из мельтешащих студенческих лиц.
— Очень приятно, — кивнула я.
— Отличненько, — разулыбался дознаватель. — Не буду ходить вокруг да около. Позавчера в институте имело место быть чрезвычайное происшествие с тяжелейшими последствиями, поэтому наш долг выяснить произошедшее, восстановив прозрачность картины, а ваш долг, как сознательной гражданки, помочь нам.
— Конечно.
— Прекрасно! Итак, коротенько. Где были, что делали, как вышли, — сказал Бобылев и засмеялся, посчитав, что сказал ужасно смешную шутку: — Ха. Ха. Ха. Ха. Ха. Ха.
Долго смеялся, будто выдавливал из себя каждое "ха", а у меня лицевые мышцы устали улыбаться.
— Была в столовой, собиралась поесть, вышла через служебный выход.
— Великолепно! Самостоятельно покинули или с кем-то?
Я задумалась. Что сказать? Не будут ли разниться мои показания со словами Мелёшина и Эльзы?
— Точно не помню. Вместе со мной много людей выходило.
— Что-нибудь слышали или видели?
