Истинный дракон, страждущий некромант и прочие неприятности (СИ) - Македонский Ляксандр Олегович
Тьма подступает всё ближе, возбужденная в предчувствии скорой жертвы. И я не заставляю себя ждать, замахиваясь для одного последнего удара. В тот же миг кто-то ловит мою руку. Кто-то знакомый мне. Я прищуриваюсь, пытаясь отогнать тьму и разглядеть его лицо. Слышу где-то на краю сознания страдальческий рев Истинного дракона. Полнолуние наступило, развеялось наваждение, отступила тьма, вновь запечатывая своего повелителя и открывая мне вид на холодные глаза некроманта. Подле нас больше нет тьмы. Лишь одна ледяная вода.
Димитрий уверенно тянет меня вверх, к поверхности, и я послушно следую за ним. Видна поверхность. Распахнув свои крылья, он вылетает из озера, крепко прижимая меня к себе. Я дрожу от холода и осознания того, что только что делала. Гляжу на место побоища и обессилено вскрикиваю. Ибрис повержен. Ошметки его растерзанного тела украсили собой все стены и потолок пещеры. Мертва и моя бабушка. Её хрупкое старое тело светлой песчинкой выделяется на фоне черной крови сына Истинного дракона.
Не обращая внимания на слабость и боль, я выдираюсь из цепкой хватки некроманта и бегу туда, к бабушке. Плачу и кричу, как маленький ребёнок, склонившись над её бездыханным телом. Заглядываю в широко распахнутые, остекленевшие глаза, поднимаю за голову и стираю засохший на её губах кровавый потек.
Она холодна, как та вода из озера. Я прижимаюсь к её лбу, шепчу какую-то чушь. Оборачиваюсь, пытаясь отыскать некроманта. Он стоит рядом, сгорбившись и опустив свои клинки.
— Димитрий, прошу тебя! Помоги мне! — я смотрю на него пристально и тут же, смутившись, отвожу взгляд. Его лицо стало ещё страшнее, чем было до этого — вся его кожа на лице и шее стала сплошным ожогом, сгорели и его густые волосы. И от его вида меня передергивает. Он выжил, но навсегда оказался покалечен, изуродован. Вряд ли его кожа когда-либо полностью восстановится, а волосы заново отрастут. Черный огонь выжигает всё до основания. Не смог выжечь он только яркого оттенка его глаз, мерцающих безумным гелиотроповым пламенем.
Он смотрит на меня долго и пристально. Он всё понял, подойдя ко мне и склонившись над телом бабушки.
— Нет, — как приговор, прозвучал его холодный ответ.
В тот момент земля уходит у меня из-под ног. Я не кричу и не ругаюсь. Лишь смотрю на него. В уставшей душе нет места гневу или же злости. Есть лишь отчаяние утопающего, видящего недосягаемую помощь.
— Димитий, ты же некромант! — в отчаянии шепчу я, падая перед ним на колени и с мольбой вглядываясь в его каменное лицо. — Ты же можешь оживить её! У тебя есть серп возрождения…
— Ее душа выгорела без остатка, Агния, — припечатывает меня к земле его спокойный ответ. — Призванная из небытия сущность уже не будет твоей бабушкой. Некроманту не под силу вернуть душу, которой уже нет.
Я долго и пристально вглядываюсь в его лицо. Он спокоен и холоден. Он не чувствует отчаяния, ему не ведомо чувство жалости. Его не интересуют жизни людей, он далек от сострадания.
И в тот момент я ясно поняла, что ненавижу его. Ненавижу за своё бессилие и за эту потустороннюю холодность. И в то же время понимаю, что он прав. Понимаю, что он не может вернуть мне бабушку. Но всё равно ненавижу, понимая, что в этот раз совершаю самую большую ошибку в своей жизни.
Ненависть гложет похуже чёрного пламени. И Димитрий это замечает. Некромант отлично чувствует сильные отрицательные эмоции и в какой-то момент я ловлю в его глазах искорку грусти. Но он быстро берет себя в руки и встает.
— Ты можешь меня ненавидеть, Агния, — прошептал он, опустив свои крылья. В тот же миг эти кости осыпались прахом у его ног. — Пусть твоя ненависть даст тебе силы жить дальше.
Он не сказал больше ни слова, медленно уходя. Не обернулся ни разу, исчезая.
Комментарий к История десятая: о злодеях, самоотверженности и непроходимой глупости
Сигил — символ (или комбинация нескольких конкретных символов или геометрических фигур), обладающий магической силой. Сигилы широко использовались магами, алхимиками и прочими «учёными средневековья» для вызова и управления духа или демона.
========== Эпилог ==========
Сотрудники Института прибыли как раз вовремя, чтобы успеть повязать всех приспешников Ибриса в нашей стране. Линда сопротивлялась больше остальных и клялась убить меня. Оказалась, что она была не только правой рукой сына Истинного дракона, но и его любовницей. Угрозу свою выполнить она бы в любом случае не смогла: вместе с нашими сотрудниками приехали ещё и целители, которые навсегда запечатали силы всех подельников Ибриса. И хоть они все и были иностранцами, мы были уверены, что международное сообщество не будет против такого решения. В итоге наши ожидания оправдались.
Нашлись среди заговорщиков и те, что безоговорочно выдали всех остальных членов международной группировки, а потому уже на следующий день все приспешники Ибриса на нашем континенте были арестованы и лишены магии. Таково было решение международного суда.
Пещеру, где хранились останки Истинного дракона, подорвали, наложив мощные охранные и скрывающие чары, чтобы больше ни у кого не появлялось желания искать место его последнего упокоения. Димитрия же в итоге оправдали. Явившись с повинной лично к нашему королю, он не только не угодил в тюрьму, но ещё и сохранил свой статус Верховного Мейстра. Как позже объяснил магистр Фентифлюшкин — короля вполне устраивал нынешний мейстер на своем посту. Ведь именно благодаря ему цех перестал бунтовать против Объединенного Королевства и лишил наше правительство головной боли. В случае же устранения Димитрия ещё было неизвестно, как зарекомендует себя новый Верховный Мейстер. Естественно, политики рисковать не спешили, а потому предоставленное объяснение и покаяние, которое некромант безропотно перенёс, их вполне удовлетворило.
Нашли и Нинге. Как оказалось, её хотели принести в жертву Истинному Дракону после его пробуждения. Причиной тому стала легенда о бессмертии, которое можно обрести, испробовав мяса ниппонской русалки. Как после призналась сама Нинге, в определенные дни месяца её плоть действительно приобретает определенные магические особенности, дарующие ей долголетие на многие века.
На этом кровавое и трагическое дело закрыли.
***
Холодный осенний ветер легко касался травы и старинных, заросших мхом каменных надгробий. Весёлое солнце победно сверкало с небосвода, изредка прячась за проплывающими по небу облачками.
На кладбище сегодня было необычайно людно. Пришли все, кто знал бабушку. Даже мама приехала из-за границы, стоя рядом и безжизненным взором окидывая собравшихся. Рядом топтался отчим. Как всегда бестолковый, он больше раздражал своим присутствием и меня, и маму.
И хотя людей собралось действительно много, все старательно сохраняли молчание, как-то неуклюже переглядываясь друг с другом. Только далекие звуки трассы да брех какой-то соседской дворовой создавали аккомпанемент, под который нам и было суждено хоронить бабушку.
Хоть я и обещала себе, что не буду смотреть, но все же подняла голову, взглянув на неё. Её успели красиво приодеть, уложить на мягкие шелковые простыни, одарить цветами. А каким безмятежным было её лицо. Каким далеким от нас…
Я прикрыла глаза, отвернувшись. Смотреть не было сил. Казалось, она вот сейчас встанет, улыбнется так по-залихватски, опять повздорит с домовым Фёдором, а я буду, как и раньше, их обоих мирить и разнимать.
Рядом кто-то тихонько шмыгнул носом, и я приоткрыла глаза, встретившись взглядом со Светогором. Полукровка еле сдерживался, чтобы не зареветь. Он весь как-то побелел, сжался, то и дело вытирая выступающие в уголках глаз слёзы. Удивительно, ведь он никогда не был знаком с ней. Но все равно плакал так, будто бы был её внуком.
Его лысая голова ярко блестела в свете осеннего солнца, болезненно выделялись ещё не снятые с рук и шеи бинты. Он шел на поправку быстро и от ожогов не осталось и следа. Как сказал врач: перезимует — и нарастит новую, здоровую кожу.
