Летняя практика - Гончарова Галина Дмитриевна (бесплатные книги полный формат txt) 📗

Но не в том дело. Так что такое колония Доримолис Вивварис?

Коротко — гадость. Подробно — жуть.

Здоровущий слизистый мешок, лежащий на глубине пяти метров под землей, а то и глубже, — это матка. На поверхность ей подниматься нельзя — высохнет. Зато прекрасно поднимаются ее твари, чем-то напоминающие термитов. Я знаю, есть такие странные существа — энтомологи, которые приходят в восторг от разной ползучей и летучей пакости. Хочу заявить сразу — я к ним не отношусь. А после доримолисов я вообще стала убежденным сторонником инсектицидов. И — не напрасно.

Доримолисы были такой пакостью, которую вывести практически невозможно. Один мешок-матка и пара сотен не очень мелких рабочих муравьев. Скромненький милый муравьишко пяти сантиметров длиной с такими жвалами, что сразу понимаешь: этим насекомым гринписовцы не нужны. Разве что в качестве обеда.

Муравьишки были всеядны. То есть лопали — все. При удаче могли переварить и дерево. Но предпочитали что-нибудь повкуснее. Могли слопать человека. Разумом они не обладали. Доримолисов изучали в Универе как пример коллективного разума. Сами по себе муравьи, абсолютно неразумные, возвращаясь в матку, становились ее органами. И у них появлялось подобие коллективного разума. А хотел разум только двух вещей: жрать и размножаться.

Выглядело это так. Слизистый мешок матки окапывался в земле где-то на глубине пяти-семи метров и оставался там — выше для нее уже было слишком сухо. На воздухе матка цистировалась — покрывалась серой плотной оболочкой, которую можно разбить камнем. Но стоило ей попасть во влажную землю или под дождь — и она опять оживала, зарывалась в землю. А ночью муравьи выходили на добычу. Лопали все и всех, кто не успел убраться с дороги. И приносили съеденное в матку — в своих брюшках. Там они каким-то образом обменивались пищей. Кажется, это называется проктодеальным трофаллаксисом [2]. Плохо помню эту тему, если честно. Меня как раз тошнило от представленной картины. Что интересно, трупы я могла вскрывать одной рукой, другой держа при этом бутерброд и активно уплетая его за обе щеки. Даже трупы всякой нечисти. Но такие вот насекомые вызывали у меня рвотный рефлекс.

Под утро все прекращалось — и матка переползала на новое место. Каким-то образом эти твари обменивались и информацией и знали, куда надо отправляться за следующей добычей. У Альмера на плантации они могли жить долго. И размножаться — тоже. А потом двинуться по округе.

Единственным способом поймать эту пакость было магически просушить всю землю на глубину пяти метров. Единовременно. А потом уже магически сканировать — и выловить ее в засушенном виде. Но в таком случае мы угробим всю плантацию Альмера. М-да. Тот, кто ее сюда притащил, знал свое дело.

— Ёлка, очнись! И скушай ложечку за кошечку! — дернул меня Эвин.

Я тряхнула головой:

— А?

Оказалось, что я сижу за роскошно накрытым столом и держу в руке вилку. Жаркое стынет, вино киснет, а друзья глядят на меня с видом: «Сама очнется — или пинка дать для скорости?»

— Не дождетесь, — порадовала я приятелей и принялась уплетать за обе щеки. Сеанс телепатии меня слегка утомил. А максимальную растрату силы вызвало отвращение. Слишком мне хотелось прервать контакт, чтобы не чувствовать того же, что и несчастное дерево.

Минут десять все молча жевали. Потом заговорил друид:

— Что ж, теперь ты знаешь, кто шкодит у тебя на плантации.

— Мне от этого не легче, — буркнул Альмер. — Спасибо тебе, что пришел, помог…

— Э-э-э, спасибо в карман не положишь, — протянул друид.

— И сколько я должен в золотых?

— Ты мне будешь должен один из ваших трофеев, — спокойно ответил друид. — Когда поймаете.

— Один из?.. — С вилки Альмера прямо в его бокал упал салат. Но Михмон даже не заметил этого. — Один из?!.

— Я думала, вы догадались по количеству обнесенных деревьев за ночь. Их уже три штуки, — сообщила я.

М-да. Таких ругательств я и в Универе не слышала.

— Я — разорен, — коротко заявил Альмер, переставая материться.

— А мне почему-то кажется, что нет, — заметил Аддер, который также присутствовал за столом.

— Да?! — взорвался Альмер. — А ты представляешь, сколько мне надо будет восстанавливать землю?! Их три штуки?! Так?! И эту дрянь так просто нельзя обнаружить под землей! Ни магией, ни чем-то еще! Считай, надо обрабатывать всю плантацию! Деревья погибнут! Мне придется менять распорядок у других деревьев, чтобы хоть как-то компенсировать это! И они начнут гибнуть! Это же как по часовому механизму кувалдой грохнуть! А потом все это восстанавливать?! Проще продать плантацию!

— Ага. Да кто ж ее купит?!

— Вернеро Рлейн в том круге заходил, предлагал…

— А сейчас?

— Сейчас уже не предлагает.

— Альмер, — тихо попросила я. — Вы, пожалуйста, составьте список тех, кто приходил к вам на плантацию где-то за луну до появления «воришки», и проверьте. Где-то среди них и будет ваш враг. А потом, если вы доверите плантацию УМам-недоучкам, мы очистим ее от этой пакости. Или хотя бы попытаемся. Есть у меня наработки…

— Ага, — понятливо закивал Эвин. — А я пошел рыть окоп.

— Зачем? — удивился Лерг.

— Чтобы взрывом не зацепило, когда вы свои наработки применять начнете.

— Так ты же вроде не суслик?

— Но может стать, — издевательств над своей работой я никому не прощала.

Да, уже над своей работой. Все-таки этот мир с его магами стал для меня намного ближе и понятнее родного. И я даже иногда думала: как же я смогу опять вернуться — и жить дома?

Воображение почему-то отказывало. Но очень хорошо представлялись хулиганы с ромашками в ушах, соседи, кричащие ослиными голосами, и колорадские жуки, которые собираются с картошки, чтобы дружным клином лететь в дружественную Америку — как говорится в Израиле, репатриироваться на родину. В Колорадо.

— Ёлка, а что ты придумала? — спросил меня Лютик.

Я зловредно ухмыльнулась:

— Почему мы не можем нащупать эту пакость?

— Они отлично сливаются с землей.

— Правильно. А способ их убить?

— Либо просушить до последнего предела, либо серебром, как и многих других.

Доримолисы относились к нечисти весьма условно. Но серебро не любили.

— Именно! А что такое серебряная вода — ты знаешь?

— В смысле?

— В мире без магии это была вода, настоянная на серебряной ложке. Поэтому мой план прост. Мы берем воду, берем серебро, растворяем в достаточной концентрации — и пропитываем землю на плантации. На это нашего умения и времени как раз хватит.

— А потом?

— Это же просто вода. Воду эта пакость впитает, серебро — нет. И концентрация серебра в этом месте будет повышена.

— Ищем три таких места…

— Именно! Молниеносно вышибаем пласт земли, чтобы уйти не успела, окружаем серебряной сеткой — и вытаскиваем! Потянем?

— Только тащить будем мы втроем. А ты — подстраховывать. — Лютик отлично знал о моем отвращении к насекомым.

Я согласилась. Альмер слушал наш разговор с видом приговоренного, которому на эшафоте вручили мешок золота — и дали напутственного пинка. Не фиг тут палачу мешаться, у него работа.

— Это — возможно? — уточнил он.

— Технически — да, — пожал плечами Лютик. — Практически этого еще никто не пробовал делать. Но Ёлке нравится экспериментировать с заклинаниями.

— Что вам для этого надо?

— То есть деньги вы даете?

— Спрашиваете! Если все получится — я отделываюсь малой кровью. Не получится — я все равно разорен, и эти деньги просто мелочь.

— Логично. Тогда… — я прикинула размеры плантации и необходимую концентрацию ионов серебра в воде…

— Короче. Без выкладок, что вам нужно и в каких количествах? — уточнил Альмер.

Я пожала плечами:

— Чистая вода. Есть?

— У меня на плантации выведен источник.

— Лють, проверишь?

— Без разговоров.

— Серебро.

— Сколько?

Я прикинула объем квадрата, на котором располагались плодоносящие деревья.