И грянул в Хренодерках гром - Андрианова Татьяна (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
Панас плюхнулся обратно, чуть не утопив при этом вынырнувшего Налима. Параскева шлепнулась на зад и заголосила, как по покойнику:
— Да на кого же ты меня покинул?! Что же я без тебя, родненький, де-э-элать буду?! Остаюся я одна, сиротинушка…
— Хорошо кричит, — искренне восхитился таланту плакальщицы дед Налим. — Душевно выводит. Однако, голова, надо думать, утопнем мы.
— Хорош нас заживо хоронить, — сурово отрезал Панас, хотя комплимент жене воспринял благосклонно, словно ему самому похвалу сделали. — Нам помирать никак нельзя. Надо еще замуж ведьму выдать.
Налим притих, оценив масштаб дум головы. Вот ведь каков, сам топнет, а о других не забывает.
— Параскева! — крикнул дед. — Ты там брось голосить, не померли еще, значит, жить будем! Найди-ка быка там, лошадь или еще какую скотину, надень на нее ярмо да веревку привяжи покрепче. Кинь кончик нам, авось выберемся из ямы проклятущей.
Идея была хорошей, Параскеве сразу понравилась, и она, вытерев слезы платком, побежала искать тягловую силу. Но вот беда — и бык и лошадь ночевали у соседей, сарай-то сгорел. Полубезумный взгляд женщины выхватил из мрака капитальную будку дворового кобеля, чья морда раздобрела на хороших харчах крепкого хозяйства, и весил пес не меньше самого хозяина подворья. Недолго думая Параскева отвязала собаку, кинула конец цепи мужу и пригрозила кобелю вилами, чтобы тот не смел отпираться, а тянул что есть мочи. Пес принял беду хозяев близко к сердцу и рванул так, что пласты земли и комья из-под мощных лап полетели в разные стороны. Женщина сразу была опрокинута навзничь, сверху по ней резвым галопом проскакал кобель, оставляя на уже далеко не белой рубашке грязные следы.
Панас умудрился ухватиться за конец цепи и сделал это в темноте, что лишний раз доказывало: жизнь заставит — таланты появятся, а вот то, что он намотал цепь на руку, было ошибкой. Резкий рывок пса выдернул несколько обалдевшего от такого поворота событий мужчину из ямы, как пробку из бочонка пива, которое сначала долго грели, а потом еще трясли. Голова сначала взлетел над будущим прудом для птицы, обозрел собственный двор, так сказать, с высоты птичьего полета, нашел, что в неверном свете молний все равно ни черта не видно. Затем приземлился на Параскеву, которая только умудрилась подняться на карачки, с воплями протащил ее по земле до ближайшего поверженного хрена и умчался в ночь, влекомый одной собачьей силой.
— Стой! Куда?! — горестно возопила покинутая мужем женщина вслед супругу, но ответа так и не получила.
Именно этот момент избрал дед Налим, чтобы напомнить горюющей Параскеве о собственном присутствии. Пришлось нагло бить на жалость, взывая к чувству сострадания к ближнему своему и упирая на то, что бегать по селу в одной ночной рубашке не лучшая мысль. Пусть на дворе ночь и дождь, но бдительные соседи не дремлют, и утром жена головы стыда не оберется. Не лучше ли сначала извлечь попавшего в беду старика, спокойно переодеться и отправиться на поиски, подключив к ним пару десятков соседей. Женщина с трудом поборола в себе стремление кинуться вслед за исчезнувшим в ночи супругом и сунула деду оглоблю, рассудив, что хоть, в сущности, из-за него и завертелась вся эта катавасия, но человека спасать надо. Все-таки свой, жалко.
Наученный горьким опытом Налим весьма ловко увернулся от жердины и крепко вцепился в оглоблю двумя руками с энтузиазмом дворняги, обнаружившей старый схрон с костями. Старик оказался легче Панаса, и вытащить его удалось, хоть и не без труда. В селе свято чтили традиции гостеприимства, и хлебосольная Параскева, прежде чем переодеться в сухое и отправиться на поиски пропавшего мужа, согрела гостю чай, подала чудом уцелевшее при таком количестве лакомок в доме малиновое варенье, мисочку с медом да ковригу пшеничного хлеба.
Панас же в это время с воем неупокоенного духа ехал на животе за собственным кобелем по родным Хренодеркам. Пес, подхлестываемый дикими воплями сзади, несся, как молодой лось от охотника, твердо решив для себя: если завтра хозяева убьют — хоть набегается напоследок. Деревенские собаки, узрев неописуемое счастье резво галопирующего собрата, нагло обдающего плетни брызгами из-под мощных лап, озверели от зависти и подняли такой лай, что некоторые особо впечатлительные сельчане высоко подпрыгнули на лавках и понаставили себе шишек, встретившись с полом лбами, а другие подумали, что на деревню напали неведомые враги и выскочили, кто в чем был, прихватив вилы и дреколье.
Валсидал уже сделал пятый круг по селу, когда перед храмом Всевышнего троица вервольфов нос к носу столкнулась с лохматым, запыхавшимся кобелем головы с обреченно волочившимся за ним на цепи хозяином. Оборотни дружно рявкнули. Пес понял, что связываться с клыкастой нежитью себе дороже и сделал то, что порядочной собаке делать по статусу не положено — взобрался на дерево с проворством бывалого кота. Прячущийся от непогоды в дупле дерева матерый котище (ветеран мартовских битв за лучшую кошку Хренодерок) вызверился на морду неожиданного гостя, мелькнувшую в проеме дупла, и с диким мявом вцепился прямо в нежный незащищенный нос. Кобель взвыл и прибавил ходу. Кот рычал и орудовал когтями, как двадцатью серпами разом. Панас вопил благим матом, возносясь над землей со скоростью дубинки, запущенной вверх пытающим силу богатырем.
— Никогда такого не видел, — задумчиво молвил вампир, наблюдая за происходящим, как зритель за загадочными манипуляциями ярмарочного фокусника. — Все-таки дикий здесь народ проживает!
Тем временем Лютый подошел к дереву, на котором происходило избиение отчаянно воющего пса обнаглевшим от безнаказанности котом, звучно понюхал ствол, нашел несколько меток местных псов, бесцеремонно пометил территорию и потрусил дальше. Валсидал понял, что мог слезть наконец с оборотня хотя бы на дерево, но огорчаться не стал. Из своего недолгого опыта проживания в Безымянном лесу он вынес, что в Хренодерках поселились люди совершенно непредсказуемые и лишний раз мозолить им глаза не следует — могут и камнями закидать и с колами кинуться.
Вскоре к дереву подошли суровые, вооруженные различным дрекольем селяне. Вид у них был мрачный, полуголый и мокрый. Увидев столько не склонных к улыбкам людей разом, кот решил, что нагло взгромоздившийся на дерево пес, пожалуй, уже получил на сегодня свою толику плюх, и быстро юркнул в давно облюбованное дупло, авось не заметят.
— Гля, народ! Умертвие! Воспользовалось ливнем и опять к нам в село просочилось! — крикнул кто-то из толпы.
— У-у-у, морда наглая, — подхватил другой, не уточняя, чья именно морда была так звучно поименована. — Это из-за нее у нас дождь льет и не кончается.
Народ одобрительно загалдел. Обвинить в том, что ливень льет как из ведра и совершенно не желает заканчиваться, все-таки проще неведомое «умертвие», чем деда Тарасюка, к которому, к слову, сами же и обратились. «Умертвие» камнями закидать можно — не жалко. А Тарасюк свой. К нему за свою жизнь хоть раз да бегал любой хренодерчанин. Тарасюку же следовало пригрозить, чтобы впредь так не делал.
— А давайте мы его с дерева снимем, смолой обмажем и в пуху обваляем! — предложил задорный голос.
Сельчане одобрительно загудели. Побить и после можно, а пустить такое чудо в перьях гораздо интереснее. Да и потом, когда смешно, оно не страшно.
Панас не разделял энтузиазма односельчан, битым быть сильно не хотелось, но и в перьях по улицам бегать не хотелось тоже.
— Мужики! Вы чего?! — возопил голова, силясь подтянуться до ближайшего сука, чтобы попробовать освободить замотанную цепью руку, которая стала уже затекать от напряжения. — Это же я!
— Кто это — я? — тут же заинтересовалось несколько голосов разом. — Я — они разные бывают.
— Что значит разные? — насупился Панас. — Голова у вас один, и это я!
Народ под деревом заволновался. Некоторые сразу узнали голос Панаса, а другие же, наоборот, решили сразу не доверять. Нежить-то она хитростью славится — выманит такая из дома, и поминай как звали.
