На суше и на море - Подгурский Игорь Анатольевич (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗

В зале раздался гром восторженных аплодисментов. Хлопало не только правое крыло зала, но и кое-кто слева, в середине партера и даже на галерке.

– А как же простой народ? – возмущенно заорал какой-то делегат от отряда коррекции «Братская крепость». – Кто о нем подумает?

– Мы подумали, – успокоил зал Портер. – Для начала каждому из нас – по сто тысяч человечков. Маглов [39] хватит на всех! Каждому – свое! Магу – магово, маглу – маглово!

Зал задумался, но зааплодировал уже потише – видимо, ста тысяч на каждого было маловато.

– Ну, мы еще подумаем, – нашелся Гарри и двинулся в зал.

В этот момент Баранов тихо, но протяжно взвыл: у него прихватило коренной зуб, залечить который, как и все настоящие мужчины, он мог бы за пять минут, но оттягивал уже полгода.

Петруха расценил этот взвыв по-своему. Он решил, что очередной докладчик чем-то начальству не угодил, и насторожился, как спаниель на утиной охоте.

Баранов застонал громко и неприлично. Зуб прихватило так, что усидеть на месте не было сил. Извиняюще махнув рукой, он устремился по ковровому проходу к выходу. У последнего ряда несчастный заммордух слегка притормозил. Ряд был пустым – Нестеров со товарищи удрали в фойе еще при слове «портер».

Дальновидно приняв взмах руки начальника за команду, Петруха медлить не стал. Демонстративно спокойно поднявшись, он скорчил на конопатой роже мину, призванную изображать глубокое презрение, и, наступая на ноги соседям по ряду, последовал за Барановым.

Следом за Петрухой зал из солидарности немедленно покинули викинг Олаф, делегаты «Братской крепости», киргизские джигиты из отряда «Джихад джиннам и джину» (в обиходе «Три-джи-три») и самураи из «Пасынков солнца», спешившие подлечиться после неумеренного потребления саке накануне.

Далее произошло невероятное. В зале поднялся и устремился к выходу весь первый и значительная часть второго и третьего ряда: коровьи джедаи, хитайцы, «зеленые», разгулы, «розовые» и даже невозмутимые (впавшие в нирвану на время официальной части) индусы.

Ларчик открывался просто. Очередной выступающий заплевал всех близсидящих так, что эти делегаты озаботились личной гигиеной и поспешили ретироваться. Середина зала, решив, что так и надо, последовала за своими лидерами. Последние ряды – и без того полупустые – проснулись от топота и мудро решили, что научная часть конференции закончилась.

…Баранов спустился вниз в залитое светом фойе, подскочил к ближайшему сервированному столику и опрокинул стакан чего-то крепкого. Боль отступила. Заммордуху похорошело.

В этот момент на лестнице в обнимку с Олафом появился гордый собой Петруха, а за ним широким потоком пролилась, растекаясь за столы, толпа делегатов.

Баранову поплохело. «Сорвал я конференцию, – горестно подумал заммордух. – Уходом своим сорвал. Скандал межреальностный. Убьют ведь в главке. Нет, не я сорвал, видит бог, не я. Петруха, засранец, напакостил. Его грязных рук дело! Он за меня в зале оставался – он за все и ответит. Утоплю в рапорте дрянь курносую!»

Баранов плеснул в стакан той же водки и еще раз опрокинул ее в рот. Мимо проходили коллеги-депутаты. Некоторые, к удивлению заммордуха, подходили вплотную, уважительно жали руку, обнимали, совали визитки и даже просили сфотографироваться вместе. Многие пили на брудершафт. Баранову опять похорошело. «Обошлось!» – решил он.

Когда поток коллег на лестнице иссяк и в зале раздался долгожданный звон бокалов, сопровождаемый скрежетом сотен вилок по тарелкам, Баранов извинился перед особо настырными коллегами и для разнообразия пошел поискать Нестерова.

Как и ожидалось, тот с приятелями уже давно и успешно дегустировал местное горячительное. Оценив груду бутылок перед летунами, Баранов хотел было проскользнуть незамеченным, но ему это не удалось.

– Мой коллега! – неестественно громко и горячо даже для третьей бутылки представил штабс-капитан заммордуха пьяным асам. – Ба-алыиой ч-ловек, скажу я вам! Матерая глы-ик-бища! Зеркало нашей штабной эволюции!

Собутыльники Нестерова в восторге заревели и полезли целоваться. Судя по всему, в определенных кругах штабс-капитан пользовался серьезным авторитетом. Баранов взял это на заметку и подчинился неизбежному…

Дальнейшее он помнил смутно.

Баранов тяжело застонал и очнулся. Саднило спину. Заммордух пошарил вокруг руками в поисках стакана с чем-нибудь холодным и жидким, но ничего не обнаружил и осторожно открыл левый глаз.

Если заммордуху и. стало легче, то не намного. Он был в своем номере, лежал в постели, был даже не в туфлях, но что-то… что-то было не так.

Итак, дальнейшее он помнил смутно. Но что-то помнил.

Он помнил, что полный зал депутатов, проголодавшихся от речей и набившихся в фойе за столики, упился за считаные полчаса – от негров преклонных годов до юных разгулов. Он помнил, что целовался с пьяной председательшей трибунала, танцевал с ней едьку-еньку и утешал ее, зазывая в номера. Он помнил, что братался с сэром Камелотским и обещал ему партию «красной мути» за полцены. Цены он не помнил, но помнил, что не продешевил. Еще Баранов помнил, что восемь вполне обычных для подобных конференций драк он благополучно избежал, но в девятой ему разбили нос, а он разбил кому-то очки в толстой оправе то ли из моржовой, то ли из магловской кости. Смутно вспоминался еще номер художественной самодеятельности, сабли в зубах, повязка на глазах, разбег на мысочках кожаных сапог и длинный-длинный проезд на коленях к ногам Джона Смита, который весело смеялся и отпихивал особо настырных «самодеятелей» носком лакированного ботинка.

Еще он помнил, как Олаф лупил какого-то беспомощного разгула, как разгул громко звал на помощь, как ему на помощь побежали и как Олаф, взяв разгула на ноги, успешно отмахивался от всех, кто на помощь неосмотрительно прибежал.

Еще Баранов помнил устроенный феями на столе стриптиз, после которого фойе опустело ровно наполовину, и юного самурая, декламирующего свои танки, после чего фойе опустело еще на четверть.