Ангел-наблюдатель (СИ) - Буря Ирина (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
И теперь, когда рядом с нашим Игорем вот-вот появится еще один ангельский ребенок, еще один наблюдатель, еще один источник опасности, этот зарвавшийся недоучка даже не счел нужным поставить нас об этом в известность?!
Ему крупно повезло, что за детьми мы поехали с Галей, а к нам домой, куда я попросил Галю отпустить его с нами — с Игорем. Заговорил я с ним только после того, как мы остались наедине. Спокойно заговорил — как уже многое повидавший старший наставник с выкинувшим очередной фортель разгильдяем — пытаясь вновь объяснить ему, как тесно переплелись на земле наши судьбы и какое влияние оказывают на всех них любые наши поступки.
Этот неблагодарный эгоист послал меня подальше, грохнул дверью машины, на которой я, между прочим, каждый день прямо к дому все его семейство доставлял, и ушел.
Больше я с ним не разговаривал. В тот вечер мы с Татьяной высказались друг другу от души и пришли к неутешительному выводу, что делать уже нечего и остается только ждать неизбежного. Ей опять же пришлось хуже, чем мне — каждый последующий день она была вынуждена лицезреть эту нахальную рожу в офисе, не имея ни малейшей возможности — в Галином присутствии — врезать по ней.
Я же, признаюсь, начав работать в детском доме, очень скоро не на шутку увлекся беседами с детьми. Сначала я совершенно неожиданно для себя столкнулся с тем, что разговорить их оказалось совсем не так просто, как моих взрослых слушателей. Нет, многие из них охотно отвечали на мои вопросы, но ответы их напоминали те матрацы, которые с готовностью подстраиваются под форму тела лежащего на них человека — для максимального комфорта последнего. Они внимательно всматривались мне в лицо — отнюдь не любопытным, а скорее пристальным расчетливым взглядом — стараясь угадать, что именно я хочу от них услышать.
Мне практически сразу же пришлось забыть от безотказной до сих пор тактики наводящих вопросов и сосредоточиться на их неожиданности. Но, опять-таки в отличие от взрослых, никакой спонтанной откровенности от этих детей я не дождался. Стоило мне поинтересоваться не общим устройством жизни в их доме, а какой-то ее стороной, связанной лично с каждым из них, они тут же замыкались в себе, оставив на поверхности лишь одну табличку с каллиграфически выведенным на ней: «У меня все нормально».
Я, конечно, понимал, что жизнь у них была непростой, а до последнего времени так и вовсе тяжелой. Мир взрослых они изначально воспринимали как враждебную среду, бороться с которой на равных сил у них еще не хватает, поэтому защитная мимикрия сделалась их второй натурой. Им не приходилось рассчитывать на понимание и защиту близких, как детям, растущим в семьях, и только и оставалось, что прикидываться элементом пейзажа и стараться не привлекать внимания к тому, что скрывается под его внешним обликом.
Но если их неприятие коллективного образа взрослых я еще как-то мог понять — особенно, в свете действий предыдущего попечительского совета — то, что меня поставило в полный тупик, так это их прямо какая-то первобытная жестокость по отношению друг к другу. Единый, сплоченный фронт они показывали лишь учителям и воспитателям, а за ним шла не менее суровая, чем в джунглях, борьба за все то же выживание.
Вообще, устройство их социальной жизни ярко напомнило мне обычное человеческое общество — в миниатюре, в концентрированном виде и в исходном, примитивном проявлении. Подавляющее большинство этих детей объединялось в кланы, с готовностью предоставляя им на службу свои способности и таланты в обмен на защиту от чужого племени. Внутри каждого клана царила жесткая иерархия, учитывающая абсолютно все аспекты их жизни — возраст, физическую силу, крепость характера, даже внешнюю привлекательность и время присоединения к клану — и, одновременно, непрестанные попытки подняться в ней хоть на одну ступеньку.
Милосердие и снисходительность в этих их объединениях в цене не были, и даже дружба напоминала, скорее, боевую стойку спина к спине — для расширения угла отражения неприятельских атак.
Встречались среди них и редкие, как всегда среди людей, одиночки, которые меня лично интересовали больше всего. Но слишком активно проявлять к ним внимание я просто не решался — во-первых, их отказ от общения с кем бы то ни было был их единственной защитой от всех окружающих, а во-вторых, любой выходящий за рамки обычного распорядка дня контакт со взрослыми воспринимался остальными детьми предательством всего их рода и карался беспощадно.
Одним словом, задача завоевания их доверия с первого взгляда могла показаться неосуществимой. Что только подстегнуло мой энтузиазм — уже поработав со взрослыми и лишь заглянув в этот, представляющийся им умилительным детский мир, я был абсолютно уверен, что возможность хоть изредка высказываться откровенно нужна всем без исключения. И душам компании, и забитым отшельникам, и грозам отдельно взятой местности — каждая из этих ипостасей является не чем иным, как маской, от которой истинному лицу временами нужно просто отдохнуть.
Кроме того, познакомившись с суровыми нравами милого детства, я стал задумываться о том, каково приходится Игорю в его детском саду. И начал присматриваться к окружающим его, обычным, растущим в холе и неге, детям. И обнаружил массу интересных моментов.
С того самого момента, как дети осознают себя некой отдельной единицей, они начинают отвоевывать свое место в человеческом обществе. В семье все границы между сферами влияния установлены давно и прочно; родители свято верят в то, что их ребенок — это некий прицепчик, который должен послушно и безропотно катиться за ними по дорогам жизни, и всегда последними замечают, что он уже вполне созрел для самостоятельного путешествия. Поэтому, следуя за родителями, поначалу дети старательно — хитря и выдумывая — виляют из стороны в сторону, раскачивая незыблемую, с точки зрения их родителей, связь, но окончательно отрываются они от нее всегда с боем, кровью и слезами взаимных обид. А до тех пор все их капризы, крики и необъяснимые истерики направлены лишь на привлечение внимания к самому факту их существования.
А вот когда они попадают в среду таких же, как они сами, новичков в общении, перед ними открывается девственная, нетронутая целина, на которой еще можно застолбить свой участок — желательно, пообширнее, чем соседский. Среди них вспыхивает невидимая невнимательному взгляду, но напряженная до предела золотая лихорадка — их сознание ежедневно перерабатывает невообразимое количество слов, взглядов, жестов, выражений лица и изменений тона и настроения, чтобы намыть драгоценные крупинки популярности, изредка добавляя им весу самородками особого внимания воспитательницы и выдающихся достижений родителей.
И если встречаются среди них те, кто вполне довольствуются своим крохотным кусочком земли, на котором они еще и предпочитают не жилу разрабатывать, а валяться в густой траве, наблюдая за облаками днем и за звездами ночью, то у трудолюбивых старателей они не могут вызвать ничего, кроме неприязни и раздражения. И временами желания отобрать у бездельника его участок — нечего потенциально богатым недрам оставаться невостребованными.
Если продолжить эту аналогию, то Дарина смогла превратить свой участок в некий островок отдохновения на лоне пышной природы, который вызывал невольное благоговение своей экзотической яркостью. И в который она время от времени допускала отдельных избранных — за отдельную плату тем же золотым песком популярности. А смежный с ним участок Игоря так и оставался в глазах окружающих его задним двором, который служит для хранения всякого вспомогательного инвентаря и орудий труда и покушаться на который никто не решается из боязни потерять право доступа в Даринин райский уголок.
Я пытался поделиться своими наблюдениями с Татьяной, но она всякий раз от меня отмахивалась. Как обычно. Даже прямая лесть не помогла — однажды я напомнил ей ее собственную прежнюю привычку держаться от людей подальше и спросил, почему такое же стремление Игоря вызывает в ней такое противодействие.
