Никогда не было, но вот опять. Попал (СИ) - Борков Алексей Николаевич (книги бесплатно txt, fb2) 📗
— Ух ты! Оригинально! — Восхитился я. — Чего топчешься, вскрывай копилку.
Пухляш, закрыв собой обзор, начал чем-то тихонько щелкать. «Код набирает» подумал я. Потом он снял с шеи крестик и сунул его в скважину повернул два раза и взялся за ручку, чтобы открыть дверцу.
— Стоп! — Он остановился и вновь оглянулся. Я зашел ему за спину. — Теперь медленно открывай. Открыл? Отойди чуть в сторону. Тор смотри за ними.
Я глянул на Митьку и ухмыльнулся. Даже в маске парень выглядел офонаревшим. Вообще-то Митька молодец, даже звука не издал слушая тот бред, что я нес. Дождавшись от него согласного кивка, кончиком своего ножика-переростка открыл пошире дверцу сейфа и осторожно, не приближаясь, заглянул внутрь. Не обнаружив на полках ни пистолета, ни бомбы, ни каких либо других сюрпризов, подошел поближе и пошевелил шпагой пачки денег и какие-то шкатулки. Денег было явно больше чем пять или даже десять тысяч.
— А вы, милейший, шалунишка и врун. — Сказал я понуро стоящему пухляшу, с которым произошли разительные изменения во внешности. Из него как будто выпустили воздух и вместо, розовощекого довольного собой и жизнью, толстячка, передо мной предстал обрюзгший, потный мужик, страдающий одышкой и ожирением.
— Кому стоим? Давай милейший отслюнявь мне мои пять кусков. И пошевеливайся.
Тот подошел к сейфу, взял две не слишком толстые пачки и присоеденив к ним еще десяток ассигнаций, обернулся ко мне протягивая деньги. Я указал клинком на стол.
— Сюда клади!
Он шаркая подошвами, подошел к столу, положил деньги и застыл глядя на меня глазами побитой собаки. «Э как расстроился болезный. Прям с кровью от сердца отрывает».
— Ну что вы опять застыли как памятник Дюку Ришелье, закрывайте уже свои закрома.
Гуревич с недоумением и робкой надеждой посмотрел на меня. Пришлось попенять недоверчивому еврею:
— Неужто, милейший, вы подумали, что я буду вас грабить?
Тот всем своим видом показал, что именно так он и подумал.
— Это, знаете, даже обидно. Уверяю вас, милейший, я не грабитель.
— А как же это? — Несколько приободрившись, он указал на стол, где лежали деньги.
— А это называется акт купли-продажи. — Сказал я пряча деньги в карман. — Только-что вы совершили самую выгодную в своей жизни сделку. За какие-то жалкие пять тысяч ассигнациями вы выторговали жизнь себе и своим близким. И даже более того — получили в качестве утешительного приза, вот эти побрякушки.
Я указал клинком на камешки, забытые на столе. Потом резко, со свистом, махнул своей недошпагой возле самого лица вновь побледневшего ювелира и мило улыбнулся, ощерив зубы. От этой улыбки беднягу пробрала дрожь. Он суетливо дрожащими руками стал закрывать сейф и задвигать на место шкаф.
— Тор! — Обратился я к молчаливому хлопцу. — Выведи этого парнишку в торговый зал и последи, чтобы он с испугу там ничего не натворил. Если будет кочевряжиться пальчики ему пересчитай.
Митька по прежнему молча кивнул и схватив приказчика за ворот, поднял с колен и выволок из кабинета.
— Ну что уважаемый! — Глянул я на ювелира. — Садитесь-ка за стол. Пришло время серьезно поговорить. Вы как? В адеквате или совсем расписались?
Видя, что бедняга не совсем в форме, сказал:
— Эко как вас плющит. Ну ничего! Сейчас проведем сеанс химиотерапии. — Говоря это, я спрятал свою шпагу в трость, трость положил на стул и подошел к шкафчику, где стояли бутылки и графинчик со светлой жидкостью. Взял графинчик вытащил хорошо притертую пробку и понюхал. Пахло восхитительно! Водкой пахло. Нашел здесь-же рюмку, налил почти до краев и поставил перед страдальцем. Тот с полминуты недоумевающе смотрел на емкость, потом схватил и быстро не поморщившись проглотил живительную влагу. Я достал вторую рюмку, наполнил ее больше, чем наполовину и поставил рядом с пустой. Затем, углядев рядом с бутылками тарелку с како-то стряпней, поставил тарелку на стол. Гуревич медленно взял наполненную водкой рюмку, выпил и, похрустев какой-то печенюшкой, уставился на меня.
— Что смотрите милейший? Возьмите бумагу, перо и пишите расписку.
Тот посмотрел на меня как на умалишенного и испуганно и одновременно недоуменно произнес:
— Какую расписку?
— Пишите: «Я Гуревич М. И. купил у предъявителя сей расписки пять драгоценных камней за пять тысяч рублей». Ставте число и подпись.
Тот покопался в столе извлек листок бумаги и стал безропотно писать. Написав, он в который раз посмотрел на меня, явно не понимая, что еще можно ждать от этого сумасшедшего. Я протянул руку через стол и взял бумажку. Внимательно прочитав, сложил и спрятал в карман. Проследив взглядом за злополучным листком Гуревич спросил:
— Зачем это вам?
— Что зачем?
— Расписка эта вам зачем?
Вот блин спросил! Я и сам не совсем понимал, на кой хрен мне его расписка. Я тут полчаса несу всякую пургу, чтобы сбить с толку, ну и покошмарить бедного еврея, имея целью срубить с него немного бабла, что ой как непросто. Пухляш оказался довольно крепким орешком и как только я снижал градус отмороженности, он тут же отыгрывал очки.
Конечно, я мог бы окончательно запугать его, но мне был нужен этот хитровыделанный еврей. А для этого его нужно было не только кошмарить, но и намекать на некие преференции в случае наших дальнейших и взаимовыгодных отношений. Расписка должна стать для него неким порогом между, бандитским наездом, причем с обеих сторон и почти джентльменским торговым соглашением. Эта, по большому счету, ни к чему не обязывающая бумажка должна дать ему и мне хотя бы тень некой юридической обоснованности наших дальнейших договоренностей. Но я не стал рассказывать обо всех этих хитросплетениях и, решив подпустить еще большего тумана, сказал стараясь придать своим словам нарочитую значительность:
— Во всяком деле должен быть порядок.
Тот еле заметно скривился, но видимо боясь вызвать новую волну не контролируемой ярости, не стал акцентировать свой скепсис насчет порядка. Я же, помолчал немного и, твердо глядя ему в глаза, заявил:
— Уважаемый господин Гуревич, я предлагаю забыть наши довольно мелкие разногласия и начать наши, надеюсь взаимовыгодные отношения с чистого листа.
У того видимо шумело в голове как от выпитой водки, рюмки-то были не маленькими, так и от того кошмара, который я ему устроил. Потому он вначале не врубился и, глядя на меня глазами беременной коровы, молчал.
— Таак… — Протянул я. — Видимо химиотерапия не помогла. А может доза мала? Михаил Исакович вы себе еще из графинчика плесните. Вон он стоит — графинчик-то. С рюмочкой рядышком. — Указал я на стол.
Гуревич мутным взором прошелся по столу, оглядел рюмки, графин, тарелку с плюшками, камни, которые так и лежали на столе, потряс головой и спросил:
— Простите! Что вы сказали?
А молодец толстяк! Почти мгновенная адаптация. Надо мне осторожней с ним. А то сам не замечу как все «непосильным трудом» награбленное отдам, да еще и должен останусь.
— Да я, собственно, предлагаю забыть все эти мелкие недоразумения, что между нами случились. Подумаешь: вы меня пытались убить, я вам хотел горло перерезать. Ничего страшного. Дело-то житейское. Пусть это останется в прошлом. У меня, знаете, еще есть немного брюликов, да и зеленые камушки имеются. И я бы хотел их куда-нибудь пристроить, к нашей с вами обоюдной пользе. Как вы на это смотрите уважаемый господин Гуревич?
Тот некоторое время помолчал и, окончательно взяв себя в руки, произнес:
— Я уже вам говорил, что в нашем городе такие бриллианты сбыть затруднительно, то же самое касается и изумрудов, тем более еще не обработанных.
— Ой не парьте мне мозг. Никогда не поверю, что у вас нет связи с Питером или Москвой.
— А расходы на перевозку! А еще расходы на безопасность. Путь-то далекий и всякое может случиться.
— А еще чиновникам надо отстегнуть, попам занести, полиция опять-же. — Задумчиво добавил я. Потом спросил:
— Неужели в городе нет людей, которые могут себе позволить дорогие вещи?
