Багдадский вор - Белянин Андрей Олегович (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
На этот раз эмиру было некуда отступать. Становилось совершенно ясно, что именно здесь и сейчас решается судьба всего правопорядка, на всём Востоке. Если какому-то наглому вору удастся склонить на свою сторону общественное мнение – нравственность погибнет навеки! Порок будет неискореним даже самыми жестокими репрессиями. Если же в споре победит буква Закона, уже никто и никогда не посмеет упрекать великого эмира в злоупотреблении властью, и его имя восславят в веках!
– Что ж, будь по-твоему, Багдадский вор… Я сам зачитаю длинный список твоих прегрешений, от одного упоминания которых сердца истинных мусульман содрогаются от ужаса! Вот твой первый проступок: ты украл четыре перстня благородного господина Шехмета, а его самого опоил…
– Ни в одном глазу! – клятвенно заверил Лев. – Но если есть сомнения, спросим у него самого. Так чем это я вас опоил?
– А… эм… великий эмир, он говорит… правду, – краснея, как свёкла, выдавил начальник городской стражи. – Все перстни мне вернули, и я ничего не пил! Клянусь бородой пророка! Я только понюхал и сразу всё… понял. Я не выпил!
Над площадью пронёсся чей-то сдержанный гогот.
Эмир бросил на Льва самый строгий взгляд и продолжил:
– А разве не ты убежал из зиндана, украл всю казну городской стражи, распустил лошадей и вытащил во двор самого господина Шехмета в одних…
– Смилуйся, о великий и справедливый! – в полный голос взвыл Шехмет, падая на колени. – Всё, о чём ты говоришь, сотворили бесстыжие демоны-иблисы! Человек не сумел бы такого сделать… А уж тем более этот неуклюжий медведь!
– Есть ещё какие-нибудь обвинения? – ровно спросил Лев, победно подмигивая начинающим хихикать людям.
– Ты обманул и опозорил Далилу-хитрицу и её дочь, мошенницу Зейнаб! Теперь они прячутся в изгнании, а молодой Али Каирская ртуть от стыда бежал в родной Каир. Признаёшь ли ты это?
– Вы о Ночи Бесстыжих Шайтанов? Так там, как я понимаю, тоже похозяйничали барабашки… Весь город в свидетелях, правда?
– Истинно так! – дружным хохотом откликнулся народ.
– Но это был ты! – взвился оскорблённый эмир. – Ты и твой проклятый дружок, осквернитель морали – Ходжа Насреддин!
Оболенский открыл было рот, но ответить не успел. С переднего ряда гордо поднялся невысокий благообразный старик и величаво прошагал к Багдадскому вору:
– Здесь прозвучало моё имя? И, клянусь одеждами Мусы, Исы и архангела Джабраила, прозвучало осуждающим тоном.
– Ходжа, ты рехнулся, сядь на место!
– Не мешай, Лёва-джан, я тоже хочу высказаться. – Седая борода, длинные усы и подушка, выуженная из-под халата, упали с помоста вниз.
– Ва-й мэ-э… – дружно выдохнули все. Домулло повертелся то тем, то этим боком, давая возможность людям посмотреть на себя во всей красе.
– Раз уж нас с моим великорослым другом обвиняют в грехах, которых мы не совершали, позвольте мне покаяться в грехе, по сей день тяготящем моё больное сердце. Я хочу рассказать вам, о правоверные мусульмане, о маленькой рыжеволосой танцовщице. О той, что плясала для вас на базаре, где её и заметил наш великий и милосердный…
– Нет! Ничего этого не было! – вовремя вмешался побледневший Селим ибн Гарун аль-Рашид.
– Неужели не было? – хором удивились Лев и Ходжа. – Так, значит, в случае с Иридой Епифенди мы невинны?
– Я ни в чём вас не обвиняю! – дрожащим от ярости голосом торжественно объявил эмир.
– О наш благородный правитель, тогда заплати нам, и мы терпеливо отвалим… – ласково предложил Оболенский. Сразу никто ничего не понял, пришлось объяснять очевидное. – Ты ведь каких-нибудь пару часов назад обещал сочетаться со мной законным браком? Вытащил меня из гарема, заставил вырядиться, как белку новобрачную, с папулей моим при всех договорился, а теперь на попятную? Ладно, я тоже не страсть как горю замуж… Но по законам столь любимого тобой Шариата ты должен выплатить нам приличную компенсацию, чтоб мне как «честной девушке» было не стыдно глядеть в глаза соседям. Ну, так что, эмир?! Будешь платить, или всё-таки поженимся? Думаю, в твоём гареме меня снова примут с радостью…
Последние слова моего друга потонули в таком гоготе, что деревянный помост закачался! Казалось, разом засмеялась вся площадь… Люди, лошади, бродячие собаки, голуби на крышах, минареты и здания, деревья и облака – всё задохнулось в едином порыве нечеловеческого хохота! Селим ибн Гарун аль-Рашид пробовал что-то объяснить, но его никто не слушал. Неуправляемое веселье овладело душами, и если бы в этот момент кто-то умер от смеха, то он предстал бы пред взором Всевышнего с улыбкой до ушей! Народ катался, схватившись за животы, стражники ржали, даже не прикрываясь щитами, царедворцы и нукеры висели друг на друге, не в силах остановить распирающий гогот. Не смеялся только один человек. Вы знаете – кто, и ему действительно было совсем не смешно. Криками и пинками эмиру кое-как удалось поднять своих же стражников, заставляя их взять в кольцо двух возмутителей спокойствия.
– Вы будете казнены сию же минуту!
– За что? – хихикнули оба, народ успокоился довольно быстро и посерьёзнел, видя, что события принимают совсем нежелательный оборот.
– Ничего не хочу знать, казнить, и всё!
– А как же закон?
– Казни-и-и-ть!!! – взвыл Селим ибн Гарун аль-Рашид, площадь возмущённо замерла. Лев ободряюще похлопал Насреддина по плечу и спокойно уточнил:
– Шайтан с тобой, не ори только… Но прежде, чем мне отрубят голову, я могу попросить, чтобы дедушке Хайяму всё-таки вернули его законное имущество в размере одной ёмкости для алкогольных напитков?
– Можешь… – скрипнул зубом эмир. – Где этот проклятый кувшин?
Кто-то из стражи быстренько сбегал в караулку и притащил совершенно обычный глиняный кувшин для вина. Эмир потряс им, понюхал горлышко, не обнаружил ничего подозрительного и попытался сунуть себе под мышку:
– Твой дед получит его после твоей смерти.
– Э нет… – Никто не мог бы сказать, каким образом кувшин вдруг оказался в ловких руках Оболенского. – Такие дела надо доводить до конца собственноручно. Эй, Бабудай-Ага! Ты где? А ну, вылезай…
Мгновение спустя из горлышка кувшина повалил чёрный дым, и над базарной площадью вырос двадцатиметровый джинн! Кто-то успел взвизгнуть…
Смех – это знак равенства между царём и нищим.
На этот счёт в одном из хадисов прямо сказано: «Тот из вас, кто видит нечто непотребное, должен исправить это с помощью руки своей. Если же у него не хватит на это сил, тогда он должен постараться исправить это словом уст своих. Но если у него и на это не хватит сил, то он по меньшей мере должен ужаснуться этому всем сердцем своим!» Лев всегда считал, что эмир Багдада в своей борьбе против греха изрядно перегибает палку. А значит, ему, Льву, как истинному мусульманину вменяется в обязанность беспременно вмешаться. Дабы честно и нелицеприятно поправить всё рукою своей, словом из уст своих, ну и конечно же сердцем!
– Что тебе угодно, о неисправимый Багдадский вор? – пророкотал джинн, изо всех сил стараясь выглядеть предельно крутым и впечатляющим. Это стоило сделать, ибо не будем врать, что все горожане при виде здоровенного монстра впали в истерику и бледность. Вовсе нет… Ну, многие, конечно, пригнулись, кое-кто даже зажмурился от страха, но не убежал ни один. То ли джинны на Востоке не такая уж диковинка, то ли здесь, на базарной площади, становилось слишком уж интересно, а любопытство – самый большой двигатель прогресса и самая сильная слабость человеческой души.
– Здорово, Бабудай-Ага! Сто лет не видались, как жизнь, как дети, как супруга?
– Хвала небесам, всё в порядке… – Джинн наклонился пониже и шёпотом доложил: – Ты всё перепутал, уважаемый! Меня мог вызвать только твой дед, и потом, для этого надо хотя бы потереть кувшин. Я бы не настаивал, но традиции есть традиции…
– Ладно, приму к сведению. Дедушка Хайям, ты не против, если я загадаю одно желание?
