Хоррорная сказка (СИ) - "JokerJett" (книги бесплатно txt) 📗
В комнате девушка быстренько набросила на столик для рукоделья белую скатерку. На материи были собственноручно вышиты юноша и девушка, сидящие среди роз, взявшись за ручки. И пухлый амурчик над ними, целящийся со зверским выражением лица в сладкую парочку. На скатерть она поставила миску, положила рядом ложку и ускакала за «жарким», которое уже согрелось, пока она хлопотала над сервировкой стола.
Торжественно поставив в центр столика горшок с жарким и, положив большой ломоть хлеба рядом прямо на скатерть, она с довольным видом уселась за столик напротив Кая и приготовилась млеть, наблюдая, как её любимый вкушает плодов от рук будущей жены.
Облегченно выдохнув, Кай прошествовал к столу и присел на стул, поначалу закинув ногу на ногу, а затем на другую ногу, и снова на следующую, да еще улыбаться любимой, пока она так старается для него, рукодельница… Ах, при одном воспоминании о волшебных ручках Герды в паху сладостно томлело, твердело, изгибалось и подбрасывало, растекалось… Впрочем, пока еще ничего не растекалось, да и не в паху это, а желудок кукожился, напоминая, что физические упражнения во время его пустоты лучше не делать. И полноты тоже, да и вообще лучший вид спорта — это секс, а для настоящих мужчин так исключительно в позе "девушка сверху и делает все сама".
Оторвавшись от сладостных мечтаний, Кай широко улыбнулся, не забыв при этом томно полуприкрыть глаза.
— Я бы съел тебя, моя любимая, настолько ты сладкая, красивая, нажористая… — он прикусил губу, изображая страстное желание полюбить Герду прямо сейчас и попутно соображая насколько "нажористая" могло относиться к ее телосложению. — Впрочем, в жопу лирику, красоточка моя.
Парень деловито схватил ложку, уже не в силах сдерживать голодную страсть, открыл горшочек и навалил в миску варево. В принципе он мог бы уже тогда задуматься, термин "навалил" как бы намекал — содержимое горшочка аналогично расхожему употреблению того глагола.
Почерпнув полную ложку, слегка подув и засунув её в рот, юноша замер, округлившимися глазами сверля любимую. Через мучительно долгих пару десятков секунд он изрыгнул то, что даже ещё не успел проглотить.
— Это что это что это? — Возмущению Кая не было предела. Да, он мужчина и мог сожрать даже сапожный клей в качестве закуски, но варево Герды оказалось гораздо хуже. — Это твоя мама теперь так готовит?! О нет, она задумала меня отравить, любимая, ты же знаешь, как она меня не любит…
Кай со стоном упал лицом на стол, всхлипывая от отчаяния. Похоже, что сегодня пожрать ему не светило…
Что такое? Любимый выплюнул жаркое и обвинил маму Герды в нехорошем. Этого Герда никому не могла спустить! Да, она любила Кая, сколько себя помнила и собиралась стать его женой, но обижать маму! В первые пару минут девушка от возмущения и пары слов сказать не могла, а затем взвизгнула:
— Не трогай маму! Это я готовила! — И замерла. Она ведь только что призналась человеку всей своей жизни в том, что собиралась его отравить. Что-то во всём этом было совершенно неправильно! Надо было срочно отмазываться. И Герда, припомнив рассказы соседки Мэри о том, как та ловко управляется со своим мужем, решила применить самый главный приёмчик счастливой жены — защищайся нападая! И она опять завизжала, зажмурив глаза и старательно воспроизводя все обвинения, что только могла припомнить.
— Мама тебя любит! Это ты не любишь мою маму! Вот зачем ты на прошлой неделе подглядывал, как она мылась? Да ещё и сказал потом, что видимо папа мой её недоёбывает, поэтому она такая злая! А мама не злая, она темпераментная. — Герда не знала, что значит это слово, но она хорошо запомнила, что именно его произносила мама в своё оправдание, когда папа в прошлом году спустил с лестницы трубочиста, приходившего прочищать печную трубу. Похоже что трубочист тогда прочистил чего-то лишнего, папа был очень недоволен, а мама, переколотив гору посуды уже после того как папа отходил её кочергой, прямо-таки приложила папу этим словечком. Она ещё одно забавное словечко тогда сказала — эмпат или эмпатент… Герда точно не помнила, но папа тогда сильно расстроился и ушёл в трактир, откуда его на следующий день принесли зеленщик Ганс и горшечник Петер.
— Мама хорошая! Она же не обиделась на тебя, когда ты вчера ударил её по руке. Мог бы и потерпеть, пока тебя гладят по заднице. Вон молочнику Вилли мама вообще в штаны руку засунула и ничего — тот был даже очень рад! А ты всё нос воротишь! — Герде вдруг стало так обидно за маму, что она разрыдалась. А ещё она вдруг сообразила, что любимый ничего не сказал о приданом! И с большой подозрительностью она сквозь слёзы осведомилась у света очей своих:
— А почему ты не просишь показать тебе приданое? Почему не кинулся к моим родителями просить моей руки? И когда мы наконец-то поженимся?! — взвыла она дурным голосом. Всё! С этой минуты она не успокоится, пока любимый не сообщит дату свадьбы. Ни шагу назад! Бастионы будут стоять насмерть! И как последний аргумент она бросила:
— Пока мы не поженимся, я больше не буду играть с тобой в игру «спрячь дружка»! — И довольная своей твёрдостью она гордо выпрямилась, сквозь слёзы посмотрев на Кая.
Друг детства поднял голову и во время всей истерической тирады Герды смотрел на неё. Замер и смотрел, словно снежная статуя на гору, мечтающая забраться на высоты, чтобы войти в легендарный расхожий стих. Конец речи подруги детства вызвал у него нервный тик.
— Любимая, — робко начал он, протягивая руки к девушке через обеденный стол, — Зайка моя… да в "Гробу" я видел твою маму! — гневно закончил он, смахивая горшочек с варевом на пол. Рагу аппетитно чавкнуло, распределяясь бесформенной массой по некогда чистому половику. "Уютный гробик", в простонародье "Гроб" являл собой трактир, не самый к слову дешёвый и услуги там оказывались не только желудконаполнительные. Мама Герды тоже заметила знакомого юношу и теперь не упускала момента, чтобы не пощупать его. Каю это не нравилось, он не любил столь навязчивое внимание со стороны женщин, не имеющих собственных материальных средств даже к своему великолепному возрасту зрелости.
— Приданое? Приданое?! Приданое?!!! — Кай вскочил, в благородном порыве хватаясь за голову и ероша волосы длинными, "музыкальными" пальцами. — Не будешь со мной играть?! Да пошла ты в… в… стерва! Сама ко мне приползёшь и будешь умолять потерзать свою жемчужинку, но тролльский хрен — не получишь даже на свой день рождения!
Парень замолчал, тяжело дыша, он соображал — не слишком ли был резок?
Чего ждала Герда в ответ на свои вопли? А того о чём с упоением рассказывала Мэри, что опомнившийся милый друг бросится просить извинений. Что он будет клясться в вечной любви к маме и вообще тут же попросит её руки, не мамы, конечно, а Герды. И как минимум съест жаркое и перестанет обвинять её, что верная подруга хотела отравить своего любимого. Но вместо всего этого горшок улетел на пол, а любимый не только не поклялся в вечной любви к маме Герды, но и пожелал видеть её в гробу, не Герду пока что, а маму. Но всё равно это было ужасно обидно. Кай всегда был такооой милый, такой ласковый и обходительный. Было ужасно смотреть как он стоит весь в гневе, тяжело дыша и не испытывает ни капельки угрызений совести! Ну, вот ни столечко!
Ах! Если бы Герда знала, как всё в итоге обернётся, то она ни за что не пустила бы в дело тяжёлую артиллерию. Но идти на попятный после всего, что было тут наговорено, совершенно не представлялось возможным! Это было против всех правил женского боевого искусства. Скандал следовало раздувать до последнего, и враг, то есть противник, то есть любимый, обязательно дрогнет! Иначе и быть не могло! Он попросит прощения, сделает предложение и позволит маме себя щупать. Но Герда была настолько неопытна в этой войне! Она, можно было сказать, была юнгой или правильнее — новобранцем. В руках ружьё, но стрелять совершенно не умеет. Или как обезьяна с гранатой… В общем она подорвала всё, что только было можно и не можно и, кажется, даже самоё себя, но совершенно не добилась желаемого результата. Смутно понимая, что проигрывает эту битву, она применила секретное оружие — последний и самый весомый аргумент. Она затопала в гневе ногами и уже совершенно на ультразвуке завизжала:
