Оракул - Шведов Сергей Владимирович (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
– А Хлестов хоть что-то сказал в свое оправдание? – спросил Кравчинский.
– Ничего он не сказал, – ответил Рябушкин. – Извинился за опоздание. Якобы попал в пробку. Да никто его ни о чем и не спрашивал. Как-то никому в голову не пришло упрекнуть человека за то, что он не помер или помер не совсем. Совещание, естественно, прошло скомкано. Можно сказать, что оно вообще не состоялось. А тут еще эти журналисты… Словом, прокурора Лютикова я таким еще не видел. Человек буквально с лица спал за каких-то три с небольшим часа. Он ведь всех убитых собственными глазами видел. Конечно, основные претензии судмедэкспертам, констатировавшим смерть, но никому ведь от этого не легче. Сейчас Лютиков пытается допрашивать Синцова. Но у младшего сержанта, по-моему, все в голове перемешалось. Шутка сказать, человек за какие-то сутки дважды был убит и дважды воскрес. Тут у кого угодно крыша поедет. Впрочем, Синцов считает, что просто переутомился.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – облегченно вздохнул Кравчинский.
– Я-то как раз думаю, что все еще только начинается, – не согласился с поэтом следователь прокуратуры. – Лютиков от меня потребовал найти и наказать виновных. Понять человека можно. Он ведь оказался в весьма странном положении. Чего доброго, и в мэрии и в областной администрации решат, что у прокурора с головой не все в порядке.
– А про оракула вы ему не пробовали намекать? – поинтересовался Ярослав.
– Боюсь, что в этом случае вопрос встанет уже о моем психическом здоровье.
Очень даже возможный вариант развития событий. Ярослав прокуратуре, безусловно, сочувствовал, но в данном случае его волновал совсем другой вопрос. Кузнецову было непонятно, каким образом оракул распространил свое влияние и как это влияние будет сказываться на жизни мегаполиса. Все-таки одно дело село с населением в несколько сот душ, худо-бедно адаптировавшихся к странным выходкам Йо, и совсем другое – город, место, никак не приспособленное для причуд сбрендивших богов и компьютеров.
– Я думаю, что все дело в перстнях, – задумчиво проговорил Кравчинский. – Они, безусловно, связаны с компьютером. Возможно, это его глаза и уши. Ведь сам оракул находится в стационарном положении. А с помощью этих штуковин он может не только получать информацию, но и как-то воздействовать на ситуацию.
– Не лишено, – задумчиво произнес Рябушкин. – И как, по-вашему, Аполлон, развивались события?
– Все очень просто. Светлана, возвращаясь от оракула, решила заехать к мужу, дабы окончательно уладить все вопросы. А поскольку Петр Васильевич обладает на редкость вздорным и переменчивым характером, то она решает взять с собой своих «преображенцев», тех самых, что участвовали в налете на дворец императора. И тут произошла накладка. Среди сопровождающих «императрицу» лиц оказался и Ходулин со своим перстнем. И через этот перстень оракул получает информацию, что «император» жив. Происходит сбой в программе. И компьютер делает то, что он обязан сделать – исправляет ситуацию. Скорее всего, никакой стрельбы в особняке не было – эти люди просто попадали замертво с кровоточащими ранами на теле, перепугав Светлану и Ходулина. Позднее к компании присоединился и Синцов, посланный Кругловым к Петру Васильевичу.
– Ну а с Ивановым у нас что?
– Так ведь та же картина, Анатолий Сергеевич, перстень оказался в руках человека, который, по мнению компьютера, давно уже погиб. Причем он должен был умереть дважды, сначала как фон Дорн, а потом как Доренко Терентий Филиппович. Я думаю, что нам самое время сейчас наведаться к Аркадию Семеновичу и поговорить с ним по душам. Иванов наверняка знает об оракуле больше, чем говорит нам.
На лице Рябушкина появилось сомнение, видимо, он очень хорошо знал Аркадия Семеновича и не слишком верил в его откровенность. У Ярослава тоже были веские основания не доверять человеку, с которым он на протяжении последних дней имел дело неоднократно во всех его трех ипостасях. И всякий раз оказывалось, что Иванов-фон Дорн-Доренко на редкость неискренен в своих отношениях с людьми. Видимо, ему действительно было что скрывать. Этого налима следовало брать за жабры неожиданно, чтобы он в очередной раз не нырнул в глубину. После пережитого стресса, вызванного смертью и воскрешением, Иванов сейчас, надо полагать, находится в большом смятении. Этим его состоянием и следует воспользоваться, не дав ему прийти в себя.
Кравчинский план Ярослава одобрил сразу. Рябушкин выразил некоторые сомнения, морально-нравственного и юридического порядка, однако, принимая во внимание сложность ситуации, дал добро на проведение следственного эксперимента.
К сожалению, Иванова отважная троица дома не застала, но это, пожалуй, было и к лучшему, поскольку у Ярослава появилось время для того, чтобы освоиться в декорациях, среди которых ему предстояло сыграть очередной акт тянувшейся с незапамятных времен драмы.
– Мундирчик на тебе сидит прямо на загляденье, – одобрил внешний вид товарища Аполлон. – Вылитая контра. Слушай, может, погоны все-таки снять? Вряд ли Друбич в двадцать седьмом году щеголял в царских погонах.
– Я ведь к нему не из двадцать седьмого года прибыл, – возразил Ярослав, одергивая мундир, одолженный Кравчинским в костюмерной местного театра, – а прямиком от оракула. Будем считать, что этот Йо выдернул меня из Мазурских болот.
Следователь Рябушкин нервничал. Мало того, что он участвовал в не санкционированном начальством эксперименте, так ему еще пришлось ради этого проникнуть незаконным образом в чужое жилище. С другой стороны, как истинный профессионал, он не мог выпустить нити расследования запутанного дела из своих рук и передать бразды правления дилетантам. Впрочем, мучения и сомнения Рябушкина длились совсем недолго, ибо как раз в эту минуту на пороге особняка возник Аркадий Семенович Иванов. Едва незваные гости успели разлететься по местам, как хозяин уверенно прошел в холл. Впрочем, уверенность его очень быстро покинула, когда он увидел нацеленное на себя дуло револьвера. Револьвер не был, естественно, заряжен, но Аркадий Семенович этого знать не мог. Лицо Иванова побледнело и покрылось мелкими капельками пота. Ярослав его очень хорошо понимал: когда вам предлагают умереть в третий или четвертый раз, это не может вызвать энтузиазма даже в самой отчаянно храброй душе.
