Санта-Хрякус - Пратчетт Терри Дэвид Джон (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
И тут Сьюзен поняла, где оказалась. Последний кусочек мозаики встал на место, и знание пышным цветом расцвело в ее голове. Она знала, как будут расположены окна, когда она увидит дом, и как будет подниматься в небо дым из печной трубы.
А на деревьях обязательно будут расти яблоки. И они будут красными, потому что любой знает: яблоки должны быть красными. А солнце — желтым. Небо — голубым. Трава — зеленой.
Но существовал другой мир, «реальный» (так называли его люди, которые в него верили), и небо там могло быть любым — от грязно-белого до закатно-красного и дождливо-серого. И деревья могли выглядеть как угодно — могли быть голыми кривыми сучьями на фоне пасмурного неба или ярко-красными кострами перед наступлением холодов. Солнце было белым, желтым или оранжевым. А вода могла быть коричневой, серой или зеленой.
Здесь цвета были весенними, и весна эта не относилась к реальному миру. То были цвета, порожденные весной взгляда.
— Это детский рисунок, — прошептала она. О боже устало опустился на зелень.
— Каждый раз, когда я смотрю на ту пустоту, у меня начинают слезиться глаза, — пробормотал он. — Я отвратительно себя чувствую.
— Это детский рисунок, — повторила Сьюзен уже громче.
— О боже… кажется, снадобье волшебников перестает действовать…
— Я видела сотни таких, — продолжала Сьюзен, не обращая внимания на его слова. — Ты рисуешь небо наверху, потому что видишь его над своей головой; кроме того, с твоей высоты, с высоты двух футов, не больно-то много неба видать. Тебе все твердят, что трава — зеленая, а вода — синяя. Такой пейзаж ты и рисуешь. Твила так рисует. Я так рисовала. У дедушки сохранилось несколько…
Она замолчала.
— Все дети так рисуют, — наконец сказала она. — Пошли, нужно найти дом.
— Какой дом? — простонал о боже. — Ты не можешь говорить потише?
— Должен быть дом, — решительно произнесла Сьюзен. — Всегда есть дом. С четырьмя окнами. И дым, похожий на пружину, поднимается из трубы. Послушай, это место похоже на деду… на владения Смерти. С реальной географией оно не имеет ничего общего.
О боже подошел к ближайшему дереву и постучал по нему головой, словно проверяя.
— А ощущение как от самой что ни на есть географии, — пробормотал он.
— Ты когда-нибудь видел такие деревья? Похожие на большой зеленый шар на коричневой палочке? — Сьюзен потащила его за собой.
— Не знаю. Впервые вижу деревья. Ой. Что-то упало мне на голову. — Он, вытаращив глаза, посмотрел под ноги. — Оно красное.
— Это яблоко, — пояснила Сьюзен и вздохнула. — Всем известно: яблоки — красные.
Кустов не было, зато были цветы, каждый — с парой зеленых листочков. Они росли отдельно от травы.
А потом деревья кончились и за изгибом реки они увидели дом.
Он не был большим. У него были четыре окна и дверь. Из трубы в небо поднимался штопор дыма.
— Знаешь, что самое смешное, — промолвила Сьюзен, глядя на дом. — Твила тоже рисует такие дома. А сама живет в особняке. Я рисовала такие дома, а родилась во дворце. Почему?
— Возможно, все рисуют этот дом, — дрожащим голосом произнес о боже.
— Что? Ты действительно так думаешь? Все дети рисуют это место. Оно что, заложено им в головы?
— Не спрашивай меня, я просто пытаюсь поддерживать разговор.
Сьюзен задумалась. Ее терзал крайне насущный вопрос: «Что дальше?» Просто подойти и постучаться в дверь?
И она вдруг поняла, что мыслит как всякий нормальный человек…
Все вокруг сверкало, звенело и щебетало, и метрдотель чувствовал себя явно неуютно. Посетителей было много, и все служащие должны были работать не покладая рук: добавлять соду в белое вино, чтобы получить дорогостоящие пузырьки, и мелко-мелко шинковать овощи, чтобы приготовить побольше дорогих блюд.
Но вместо этого все толпились на кухне.
— Где мои запасы? Мои блюда?! — орал директор. — Кто-то прошелся и по подвалу тоже!
— Уильям говорит, что он вдруг почувствовал холодный ветер, а потом… — развел руками метрдотель. — Потом ничего не стало.
Он только что случайно прижался задней частью к раскаленной сковородке и теперь очень сочувствовал тому ужу, который некогда туда случайно угодил. Однако метрдотель был вынужден стоять по стойке «смирно».
— Я ему покажу холодный ветер! У нас осталось хоть что-нибудь?
— Только остатки…
— Это не остатки, а «дю потрошки», — поправил его директор.
— Да-да, сэр, вы правы. Э-э… и, э-э…
— И больше ничего?
— Э-э… старые башмаки. Грязные старые башмаки.
— Старые…
— Башмаки. Очень много, — сказал метрдотель.
Начинало попахивать паленым.
— И как у нас оказалась вся эта… выдержанная обувь?
— Понятия не имею. Просто откуда-то появилась, сэр. Духовка битком набита старыми башмаками, кладовая — тоже.
— Больше сотни человек заказали столики! Все магазины будут закрыты! Где шеф-повар?
— Уильям пытается вытащить его из уборной, сэр. Он там заперся, и у него начался один из приступов.
— А что это готовится? Чем пахнет?
— Мной, сэр.
— Старые башмаки… — пробормотал директор. — Старые башмаки… Старые башмаки… Они кожаные? Не деревянные, не резиновые?
— Обычные башмаки, сэр. Только очень грязные.
Директор снял пиджак.
— Так, сметана есть? Лук? Чеснок? Масло? Старые кости? Немного теста?
— Э… да.
Директор потер руки.
— Отлично, — сказал он, снимая с крючка передник. — Ты, вскипяти воду! Много воды! И найди очень, очень большой молоток. А ты нарежь лук! Остальные, рассортируйте башмаки. Языки достать, подошвы отрезать. Мы сделаем из них… сейчас подумаю… а, вот. «Мусс де ла буа дан ун панье да ла пате де шоссюре»!
— Что-что, сэр?
— Это грязевой мусс в корзиночке из башмачного теста. Понял мою мысль? Не наша вина в том, что даже коренные шеботанцы не понимают ресторанный шеботанский. В конце концов, мы же не собираемся никого обманывать.
— Ну, это немного похоже… — начал было метрдотель.
Еще в раннем возрасте он много страдал из-за своей честности.
— А потом мы подадим «бродекуи роти факон омбре»… — Директор глубоко вздохнул, увидев выражение паники на лице метрдотеля. — Солдатский ботинок а ля Тени, выражаясь проще, — перевел он.
