Никогда не было, но вот опять. Попал (СИ) - Борков Алексей Николаевич (книги бесплатно txt, fb2) 📗
Кроме всего прочего, у Голована в некоторых селах имеются свои люди, которые и сдают ему односельчан, решивших поправить свое благосостояние с помощью золотишка. В Сосновке таким осведомителем оказался никто иной, как Савва Зырянов, давший задание Карасю выследить приехавшего в село деда. Услышав это дед, сильно разозлился:
— Зря ты Карася укокошил, летна боль. Надо было его хорошенько поспрашать.
— А чего ты хотел от него услышать? Что нового мог поведать этот ублюдок?
— Про Савку надо было узнать по подробней.
— Куда еще подробней. Похоже, это по его наводке Архипкиного отца с друзьями порешили. И других из села вспомни, кто в тайге сгинул.
— А ведь верно! Вот сучий потрох, выблядок поросячий. — И дед выдал еще несколько словечек, которые вполне украсили бы любой из петровских загибов.
Я впервые вижу деда матерящимся. Обычно самое сильное выражение в его лексиконе — это «Летна боль». Но на этот раз он выражался куда забористее. Видимо откровенная гнусь поступков односельчанина задела его за живое.
— Ладно тятя! Вернемся домой да и спросим самого Зырянова при случае. Ездит же он в город. Вот и встретим его, где нибудь в укромном месте. Ну, а там как получится.
— Сам хочешь поварначить?
— Не поварначить, а справедливость восстановить. Ведь как в Библии сказано: «Какой мерой меряете, такой и вам будет отмерено». Он нам что отмерил? Вот пусть сам и попробует кашу, которую заварил. Кстати, тебе Рябой нужен? Может еще чего хочешь у него узнать?
— Узнали уже. Век бы этого не знать.
— Вот и ладненько! Рябого я на себя возьму, а ты пожалуйста разберись с остальными.
— Ты чего это задумал? Не бери грех на душу, не мучай. Пристрели и дело с концом.
— Ладно! Посмотрим как получится. — Пробурчал я и двинулся к березе, где сидел Рябой.
Остановился в двух шагах от злобно глядящего на меня бандита и с минуту смотрел ему в глаза, пытаясь вызвать у себя то чувство ярости, с каким вспоминал этого ублюдка. Но, что-то перегорело во мне и уже не хотелось резать на ремни эту падаль. Я достал из кобуры револьвер и дважды выстрелил Рябому в лоб. Посмотрел как дергается не желающее умирать тело и, отвернувшись, присел на пенек возле потухшего костра.
Со стороны где лежал связанный бандит раздался какой-то странный звук. Я глянул туда. Дед без всяких затей, деловито как барану, перерезал тому горло и двинулся к Гунявому, который в ужасе подвывал. Я не стал смотреть, как дед расправляется с последним варнаком. Чувство какой-то опустошенности охватило меня. Я, ну то есть Ленька столько лет лелеял почти не сбыточную мечту о мести ублюдку, убившему мать, столько раз представлял как будет расправляться с Рябым, кромсая того ножом, а действительность оказалась куда как проще и отвратительней. Совершенная месть оставила в душе разочарование и пустоту. Я сидел на пеньке и бездумно смотрел, как надвигается вечер. Ни каких душевных терзаний по поводу двух убитых мною людей я не испытывал. Все по честному. Они пришли сюда за моей и дедовой жизнью и им не повезло, а нам наоборот.
— Что пригорюнился? Давай пока светло подберемся тут, а потом повечеряем и спать. — Это дед подошел со спины со спокойным и разумным предложением. Вот, блин, человек-кремень. Только, что зарезал двух пусть и не самых лучших, но все-таки людей и хоть бы хны. Я встал с пенька и, стараясь не обращать внимания на саднящий бок, стал помогать деду.
Для начала мы оттащили трупы от палатки, собрав их в одном месте, причем дед заставил меня вытащить из трупов Рябого и Карася арбалетные болты. Процедура оказалась еще та; еле сдержался, чтобы не блевануть. Потом дед развел костер и стал готовить еду, а мне приказал собирать вещи.
— Раненько встанем. Покойников отсюда куда подале увезем. Неча им тут делать. Сами после домой двинем.
Я, молча, пошел собирать разбросанные вещички и стаскивать к палатке, чтобы утром быстро их увязать и погрузить на коней. Подобрав и осмотрев свой измочаленный дробью арбалет, снял с него стальной лук и остальные железки, деревяшку бросил в костер.
Дед, сварив кашу, прикрыл котелок крышкой и оставил кашу томиться, а сам повел коней на водопой, предварительно расседлав. Затем покормил их всех остатками овса, привязал их так, чтобы они могли дотянуться до травы и набрав в другой котелок воды повесил над костром.
— Чайку попьем, летна боль. Э-э! да ты еле на ногах стоишь! Есть-то будешь, или так спать ляжешь?
— Не знаю. Скорее всего есть не буду. — Пробормотал я. Но дед открыл котелок с кашей и аппетитный запах заставил меня проглотить слюну.
— Поем пожалуй.
— Ну вот так-то оно лучше.
На удивление ночью кошмары меня не мучили. Не смотря на саднящий бок, выспался и после небольшого перекуса стали собираться с дедом домой. Вот тут-то кошмар и настиг меня. Прежде всего, погрузили убиенных бандитов на их лошадей. Намучились так, что и не высказать. Занятие само по себе противное, а тут еще бок болит. Дед хоть виду не подает, но и он прострелянную руку старается беречь. Хорошо лошади смирные, а то бы вряд ли справились.
Вещички собрали быстро и двинулись по какой-то звериной тропе в другой распадок, но и там не задержались перейдя еще одну горушку наконец нашли место, удовлетворившее деда. Ветер повалил огромный кедр, и под его вывернутыми корнями образовалась изрядная яма. Туда и свалили трупы. Прикрыли сверху седлами, снятыми с бандитских коней и присыпали все это землей. Конечно если их будут искать, то проделанные нами манипуляции не слишком помогут. Более-менее толковый следопыт сумеет докопаться до истины. Но нам главное, чтобы в ближайшее время никто покойников не обнаружил, а там снег, довольно рано выпадающий в этих местах, надежно спрячет всякие улики. А уж после зимы и следов-то никаких не останется.
— Тятя, а с лошадьми что будем делать? — Поинтересовался я.
— Ничего не будем. Отведем поближе к людям да и отпустим.
Спустя некоторое время выехали к речке Кичи прямо к броду. Переправившись, сняли с бандитских коней уздечки и отправили их пастись. Тут я вспомнил о брошенной удочке.
— Тятя я ведь удочку бросил там возле переката, когда к тебе на помощь с Кабаем побежали.
— Придется вернуться. Летна боль! Неча на наш след варнаков наводить.
Вот блин незадача, дед кругом прав: брошенная удочка это след. Через полтора часа доехали до переката. Я перебрался на ту сторону, отыскал брошенную снасть и смотал самодельную плетенку, поломал удилище и кинул в воду. Надеюсь, течением остатки удилища унесет куда подальше.
Когда, возвращаясь, проехали мимо бандитских коней, те было пошли за нами следом, но потом отстали и разбрелись щипать траву. Хочется думать, что их кто нибудь подберет, а то ведь или медведь задерет или волки схавают. Можно конечно было их пригнать поближе к людям, но рисковать не стали. Неизвестно как эти лошадки оказались у бандитов. Вполне возможно, что эти мохнатые средства передвижения были ими прихватизированы абсолютно не законно и мы могли с известной долей вероятности получить не хилый геморрой, если бы кто-то вдруг узнал свою или соседскую лошадку. Поэтому пусть пасутся на воле как дикие мустанги в пампасах.
Нет мы, конечно, кроме денег и золота поимели с бандитов кое что. Но пара револьверов, которые я взял себе и новая двустволка понравившаяся деду были лишены каких либо особых примет и вряд могли быть опознаны как принадлежащие какому либо конкретному лицу. Тем более, что на показ мы их не выставляли. Револьверы лежали у меня в рюкзаке, а разобранная двустволка завернутая в порванную дедову рубаху покоилась в мешке с инструментом. Карамультук, из которого мне чуть не сделали дырку в пузе остался под корнями поваленного ветром кедра, рядом с последним своим хозяином. Слишком уж заметная была «дура».
Глава семнадцатая
До Сосновки доехали за четыре дня, стараясь не попадаться никому на глаза до самого Солтона. В Солтоне у деда были знакомые, но заезжать к ним не стали, поскольку рана у него воспалилась и пришлось поторопиться, чтобы успеть пораньше добраться до знахарки. К ней направились не заезжая домой. Пришлось мне на этом настоять. Размотав тряпицу и осмотрев рану, знахарка облегченно вздохнула и сказала:
