Санта-Хрякус - Пратчетт Терри Дэвид Джон (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
Фея громко высморкалась.
Даже главный философ дрогнул и смутился.
— Э… — начал было он.
— Ну, кому может повредить чуток веселья? — всхлипнула фея.
— Э… в каком смысле? — уточнил главный философ, чувствуя себя последним негодяем.
— Кругом ведь столько всего хорошего — к чему грустить? — сказала фея и снова высморкалась.
— Гм… капли дождя, последние лучи солнца и все такое? — саркастически хмыкнул главный философ, правда на этот раз сарказм у него как-то не получился. — Э… хотите я дам вам свой платок? Он почти чистый.
— А почему бы нам не угостить даму хересом? — предложил Чудакулли. — А курицу — зерном?
— Но я не пью спиртного, — с ужасом произнесла фея веселья.
— Правда? — удивился Чудакулли. — А мы иногда находим это занятие очень даже веселым. Господин Тупс, будь добр, подойди ко мне.
Он поманил его пальцем.
— Видимо, в воздухе болтается очень много веры, раз появляется вот такое. Полная тупица, насколько я могу судить. Нужно срочно связаться с Санта-Хрякусом. Как это лучше сделать? Написать ему письмо и сунуть в каминную трубу?
— Да, сэр, но сегодня это не получится, — ответил Думминг. — Сегодня он занят доставкой подарков.
— Значит, никак нельзя узнать, где он сейчас находится? Проклятье.
— Впрочем, возможно, к нам он еще не заглядывал, — продолжал Думминг.
— А с чего бы ему сюда заглядывать? — подозрительно осведомился Чудакулли.
Библиотекарь свернулся калачиком и натянул на уши одеяло.
Как всякий орангутан, он тосковал по теплу тропического леса. Проблема заключалась в том, что он никогда не видел тропического леса, потому что превратился в орангутана, будучи уже взрослым мужчиной. Но что-то в его костях имело представление о таком лесе, и поэтому он люто ненавидел зимнюю стужу. Однако он был библиотекарем, и те же самые кости строго-настрого запрещали ему разводить огонь в библиотеке. В результате одеяла и подушки исчезали из всех комнат Университета и собирались в справочном отделе библиотеки, где библиотекарь проводил все самые холодные зимние дни.
Перевернувшись на другой бок, он поплотнее закутался в портьеры казначея.
Но что-то скрипнуло рядом с его логовом, а потом послышался шепот:
— Нет-нет, не зажигайте лампу!
— А я все думал, почему его не видно весь вечер…
— В канун страшдества он рано ложится, сэр. Ага, вот…
Донесся шорох.
— Нам повезло. Тут пусто. Кстати, очень похоже на чулок казначея.
— И он вывешивает его каждый год?
— Очевидно.
— Но он далеко не ребенок. Может, виной всему детское простодушие?
— Возможно, орангутаны мыслят иначе, аркканцлер.
— Как ты думаешь, в джунглях они тоже так поступают?
— Вряд ли, сэр. Во-первых, там нет каминных труб.
— А еще у них очень короткие ноги. В чулочно-носочной области орангутаны явно страдают. Но могли бы додуматься вывешивать перчатки. Санта-Хрякусу пришлось бы работать в две смены, учитывая длину их лапищ.
— Отлично, аркканцлер, теперь нам остается только ждать…
— А что это там стоит? Ничего себе! Бокал хереса! Зачем добру пропадать?
В темноте что-то забулькало.
— Я думаю, он предназначался для Санта-Хрякуса, сэр.
— И банан?
— А бананы — кабанам.
— Кабанам?
— Ну да, Долбиле, Клыкачу, Рывуну и Мордану. — Думминг замолчал, потому что вдруг понял: взрослый человек не должен помнить такие вещи. — Во всяком случае, так считают дети.
— Бананы — кабанам? Некоторое нарушение традиции, не правда ли? Я бы оставил им желуди. Или яблоки, брюкву в конце концов…
— Да, сэр, но библиотекарю нравятся бананы.
— Очень питательный фрукт, господин Тупс.
— Конечно, сэр. Хотя, если говорить честно, это не совсем фрукт, сэр.
— Правда?
— Да, сэр. С точки зрения ботаники это особый вид рыбы. А согласно моей теории, он эволюционно ассоциируется с крулльской морской иглой, которая тоже желтая и плавает гроздьями или косяками.
— И живет на деревьях?
— Обычно нет, сэр. Банан явно захватил новую нишу.
— О боги, неужели? Странно, но я всегда недолюбливал бананы и крайне подозрительно относился к рыбе. Это все объясняет.
— Да, сэр.
— А они нападают на купальщиков?
— Никогда не слышал об этом, сэр. Возможно, они достаточно умны, чтобы нападать только на купальщиков, неосмотрительно удалившихся от берега.
— Ты имеешь в виду… забредших глубоко в леса? И угодивших в заросли банановых деревьев?
— Возможно, сэр.
— Коварные твари.
— Да, сэр.
— Почему бы нам не устроиться поудобнее, господин Тупс?
— Конечно, сэр.
Спичка вспыхнула в темноте, и Чудакулли закурил свою трубку.
Анк-морпоркские сантаславы практиковались несколько недель.
Традицию приписывали Анаглиптс Хаггс, организатору лучшей группы городских певцов, призванных поддерживать в горожанах дух товарищества и сердечности.
Да, кстати, маленькое замечание. Будьте крайне осмотрительны с людьми, которые не стыдятся во всеуслышание твердить о «товариществе и сердечности», как будто это какие-нибудь горчичники, которые можно налепить на спину обществу. Стоит вам проявить излишнюю доверчивость, как они мигом организуют какой-нибудь майский танец, и тогда выход остается только один: попытаться добраться до опушки леса.
Певцы уже одолели половину Паркового переулка и почти допели «Веселую рыжую курицу» [21] . Голоса сливались в полной гармонии. Банки были полны пожертвованиями беднякам города — по крайней мере, той части бедняков, которая, по мнению госпожи Хаггс, была более-менее живописной, не слишком вонючей и обязательно говорила «спасибо». Люди подходили к дверям, чтобы послушать пение. Снег озарялся оранжевым сиянием. Снежинки кружились в свете свечных фонарей. Если поднять нарисованную выше картину, под крышкой непременно обнаружился бы шоколад. Или, по крайней мере, богатый выбор печенюшек.
Но вдруг в слаженное пение начал проникать некий диссонанс.
Еще одна певческая группа маршировала под бой совсем другого барабана. Барабанщик был явно обучен в каком-то другом месте — возможно, другими живыми существами и на другой планете.
21
«Веселая рыжая курица встречает рассвет». На самом деле курица несколько не та птица, что традиционно предвещает рассвет, но госпожа Хаггс, собирая народные песни, старательно переписала некоторые из них, дабы избежать, как она выразилась, «оскорбления неоправданной грубостью или намеками людей с утонченным вкусом». Она забыла лишь одно: люди, как правило, не склонны примеривать каждое сказанное вами слово на себя.