Бес шума и пыли - Мякшин Антон (книга жизни .txt) 📗
Ого, какой строгий Филимон!.. Не стоит, конечно, показываться ему на глаза. Хоть я ему и друг, но на этот раз он церемониться не будет. Чтобы меня нейтрализовать, сделает… сделает… Что-нибудь ужасное сделает! Ведь такая серьезная операция! А я мешаюсь… Правда, в данный момент ничего существенного за мной нет… Ну покалечил немного местного палача… Ну связал и ограбил опричника… Подумаешь! Хотя…
На всякий случай я отошел чуть-чуть назад и… наступил на ногу стоявшему позади стрельцу!
Вот дьявольщина! Будь стрелец живым и здоровым, он бы только ойкнул и, возможно, негромко выматерился бы. Но, превращенный в неподвижное изваяние, служивый пошатнулся и с оглушительным грохотом рухнул на пол.
Филимон подскочил на месте, потом бросился в мою сторону, на бегу вынимая из ножен саблю. Не больше секунды было у меня на размышление, и я принял единственно верное решение: отступил за первую попавшуюся статую и застыл, разведя руки, вытаращив глаза, а рот раззявив так широко, как только смог.
У меня получилось! Филимон пролетел мимо, даже не взглянув в мою сторону, — так натурально я слился с рядом истуканов!.. Пришлось простоять в неподвижности несколько минут, выслушивая, как бес отчитывает василиска, который, по его мнению, и свалил одну из статуй.
Наконец Филимон вернулся в зал. Я расправил затекшие конечности и снова вздрогнул от замогильного волчьего воя — это зазвонил мобильник Филимона.
— Пятый и сто сорок шестой, вы что, окончательно отупели?! В маразм впали?! Как это они исчезли?! Никуда они из камеры деться не могли! А семнадцатый и восемнадцатый что говорят? Ничего не говорят?! Мычат и скулят?! Что там у вас, чтоб вас псы чистилища разорвали, происходит?!
Я вдруг понял, о чем речь. Вернее, о ком… Филимон — вот ведь злопамятный гад! — не забыл о своем намерении уничтожить Гаврилу… И что такого мой Гаврила ему сделал?.. Нет, много чего, конечно: опозорил, колдовскую силу вытянул, побил… Ну да ведь у Филимона сейчас более важные дела есть, кроме как непоседливого воеводина сына наказывать!..
Видимо, и Филимон подумал о том же. Он покосился на часы в углу компьютерного монитора и ахнул:
— Всего час остался!.. Ладно, отбой! Забудьте про сбежавших пленников, все срочно на площадь! Что?! Еще одна проблема?! Издеваетесь?! Какая? Никодим?.. И что с ним?.. Куда забился?.. Почему на курином насесте прячется?.. Какие еще сумасшедшие топчаны?! Почему обожженный весь?.. Почему плачет?.. Он что — тоже с ума сошел?! А цепи он смазал Ахмету Медному Лбу?! Нет?! Идиоты, смажьте сами! Не хватало еще взбесившегося басурманина утихомиривать!.. Где раствор? У Никодима?! Так вытащите Никодима и пускай срочно исполняет свои обязанности! Выполнять! Головы всем поотрываю!!
Сбежавшие пленники!.. Значит, Гаврила сумел-таки бежать?.. А что же он сделал с двумя нелюдями, посланными его уничтожить? Нелюди — это ведь просто машины смерти, их не то что голыми кулаками — их даже мастерством убойной плевбы не возьмешь!..
Я снова застыл с открытым ртом и по-дурацки выпученными глазами — Филимон пробежал мимо меня, на ходу пряча мобильник под одеждой. Выждав минуту, я двинулся за ним. Постараюсь идти на шум его шагов — авось не заметит, авось выведет из этого проклятого подземелья!..
* * *
«А Гаврила-то! — думал я, неслышно скользя за Филимоном, уверенно и быстро шагавшим по подземным переходам. — Не удумал ничего лучше, чем вырваться на свободу!.. Сидел бы себе спокойно… Хотя, с другой стороны, Филимон нелюдей послал, чтобы убили его… Ну и что? Забаррикадировался бы и сидел… Чего доброго пойдет Оксану воровать из-под венца и помешает ходу операции!.. Эх, найти бы мне сейчас детину и отговорить от поспешных действий…»
Мы выбрались на верхний ярус подземелья. Свет — неяркий, предутренний, синеватый — проникал через узенькие как бойницы окошечки под самым потолком. Было видно, как наверху, на земной поверхности, мелькали чьи-то ноги, древки копий, алебард, приклады пищалей, полы красных кафтанов… Это проснувшиеся стрельцы громогласно сморкались, зевали и обсуждали предстоящую церемонию.
— Как жениха с невестой выведут народу показать, так и государь-батюшка покажется — благословлять молодых будет! — услышал я. — Ухо надо востро держать!
— Готовится покушение? — деловито осведомился кто-то.
— Нет. Слухов таких не было… Меды рекой потекут! Тут уж, братцы, держись: на всех всё равно не хватит — кто успел, тот и съел…
Чья-то рука крепко ухватила меня за шиворот и дернула назад. Я споткнулся и вдруг ощутил, что тело мое надежно опутала невидимая, но прочная, как стальная проволока, паутина.
Я рванулся изо всех сил. Филимон — моя звезда путеводная — уходил всё дальше и дальше. Сейчас скроется за ближайшим поворотом, оставив меня навсегда в этом подземелье! Хоть и верхний ярус, а плутать тут можно часами… Я снова рванулся — чуть слышно лопнуло несколько волокон; еще несколько движений — и я точно освободился бы совсем, но…
Неведомая сила сдавила меня на мгновение так, что я едва не испустил дух! Чувствуя, как трещат мои кости, я захрипел, потому что кричать попросту не мог. Чудовищные объятия ослабли и исчезли.
— Тише, Адик! — простонал Гаврила, хватая меня за руку. — Галина, сними заклятие, зачем ты?
— Прибрежная Галька! — простонал я. — Опять дедовские штучки? Чего тебе от меня надо-то?!
— Сам ведь сказал, любезный муж, чтобы я его задержала, — обиженно проговорила Прибрежная Галька.
Я обернулся. Она взвизгнула, бросаясь на шею Гавриле, — тому пришлось выпустить меня, чтобы подхватить супругу.
— Совсем сбрендили? — осведомился я, снимая с себя остатки колдовских пут. — Тьфу, слабенькое какое-то заклятие… И этим ты думала беса — оперативного сотрудника остановить? Каких-нибудь древних доисторических духов или демонов захудалых можно паутиной спеленать, но беса!.. Постой, так это ты нелюдей отделала? Ну правильно: против твоих заклятий они бессильны. Они же — низшие демоны… Даже и не бесы в полном смысле этого слова.
— Она! — подтвердил Гаврила, и в голосе его ясно слышалась гордость. — Эти… которые в одежде опричников были… подошли ко мне и сабли обнажили. Я приготовился драться, а Галина вдруг понюхала, понюхала и говорит: «Это же не люди! Это же злые демоны!..» — Галина меня спасла, рискуя собственной жизнью!
— Дедушка научил меня зло чуять, — вставила Прибрежная Галька. — Я их и в первый раз почуяла, когда они заходили. Только не сразу сообразила. А когда сообразила, то всё сказала Большому Духу.
Большой Дух, то есть Гаврила, вдруг отвел глаза в сторону и бухнулся на колени.
— Прости, Адик! — завыл он. — Грех случился! Поддался я злому чувству — заподозрил в тебе коварство!
— Не ори! Встань! Объясни толком, в чем дело?
— А когда ты живой оказался, я так обрадовался! Обнял тебя крепко-крепко!
— Ага, у меня кишки через нос едва не вывалились! Спасибо, дорогой друг!
— Как же тебе досталось! — Он отступил на шаг, разглядывая мою изорванную одежду и синяки, проглядывавшие сквозь прорехи. — Это всё я виноват! Прости великодушно, родненький!.. Галина сказала: злые демоны явились за злым Рогатым Духом и увели его, спасли, а нас оставили томиться в застенках до скорой смерти. Ну я озлился немного и сказал… сказал…
— Что сказал?
— Бей! — подставил Гаврила украшенную здоровенной шишкой макушку. — Я тебя проклял! Сказал: «Да что б его приподняло и пришлепнуло!..» — Как хорошо, что ты не убился!
Я вспомнил свихнувшийся топчан… и рассмеялся.
— Забыли! — великодушно предложил я. — А где, кстати, наш душегуб Пахом-Чик?
— Не знаю, — обрадованный моим смехом, ответил Гаврила и быстро поднялся с колен. — Когда Прибрежная Галька заклинаниями своими лишила речи и силы этих демонов, Пахом вскочил и убежал. Наверное, сам решил выбираться. А мы… вот. Блуждали, блуждали, прятались от всех и вдруг тебя увидали!
— Чую зло! — громко объявила Прибрежная Галька. — Оно приближается!
