Запретный мир - Новак Илья (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
– Эгида? – переспросил Бел. – Но ведь это…
– Да, так назывался щит одного давно позабытого Бога Тебе, возможно, интересно, почему в своем мире ничего не слышал о Конгломерате, иных пространствах, деформации… Потому, что существует… существовала классификация реальностей, два основных пункта в которой именовались ОСВой и ПРОном.
ОСВа – эта степень осведомленности аборигенов о наличии иных пространств. Она измеряется в цветах: черном, сером, белом. «Черная» – эта такая реальность, в которой практически никто не знает о Конгломерате, «Белая» – в которой о нем знают все.
ПРОН – проницаемость. Он бывает плюсовой и минусовой. Например, так: плюс на минус значит реальность, в которую легко попасть извне, но из которой трудно выйти. Минус на плюс – наоборот. Твой мир, де Фей, черный минус на плюс, то есть в нем очень мало кто знает о наличии иных миров, и из него можно легко, с довольно малыми затратами энергии выйти – а иначе ты не проник бы столь легко в Цилиндр, – но попасть в него проблема.
Тут все дело в силе поверхностного натяжения событийной сферы, в прочности и упорядоченности причинно-следственных связей, в проницаемости Клипата. Клипат, который еще называют Шелухой – оболочки пространства, где живут, если, конечно, о них можно сказать «живут», отходы мыследеятельности разумных существ из реальности-сердцевины. Но я не ученый и не смогу объяснить это точнее.
Теоретически существуют идеально «черные», минусовые миры, вход-выход в которые и из которых невозможен. Это так называемые Реальности Ночи, но если даже они и есть, то, естественно, находятся в недосягаемости. Также есть идеально «белые», плюсовые, к которым относится Реальность Дня, дармовой источник энергии. Она-то и используется для стабилизации Цилиндра. Но я отвлекся…
Эгида занималась контролем трансреальных деформационных перемещений. Устанавливала квоты, налоги, регулировала миграционные потоки, препятствовала контрабанде и несанкционированным войнам… Контроль – вот ключевое слово, вот чего в действительности всегда не хватало Конгломерату. Со временем организация разрослась, ее филиалы появились практически во всех реальностях, включенных в Сопредельные Секторы.
Эгида привнесла порядок и спокойствие, которых так не хватало реальностям раньше, но далеко не всем это нравилось, и появилась Ссылка – очень отдаленная «плюсо-минусовая» реальность, из которой крайне сложно было выбраться. И как-то туда сослали одного ученого-изобретателя по имени Урбан Караф… Лучше бы, черт возьми, мы этого не делали!
Я сейчас не буду вдаваться в подробности, скажу только, что, даже попав в Ссылку, Караф не успокоился, а продолжал конструировать, манипулируя торсионными потоками и энергиями тахионных частиц. Он использовал энергетику двух реальностей, расположенных как бы на противоположных полюсах Конгломерата – тех, которые условно именуют реальностью Дня и реальностью Ночи. Все это привело к тому, что произошла большая деформация – катастрофа, стянувшая множество реальностей, срастившая их в так называемую гроздь и уничтожившая Зенит.
Большинство упорядоченных тахионных связей перепуталось, весь Конгломерат содрогнулся, нарушилось динамическое равновесие, и в результате этого Эгида перестала существовать, а работавшие в ней и на нее подвергаются с тех пор гонениям и методично уничтожаются макрофагами – добровольными палачами, преследующими бывших чиновников по всему Конгломерату… – Антон Левенгук замолчал и, медленно подняв голову, посмотрел на звезды.
– А вы? – помимо воли сочувственно спросила Деби.
– Я, барышня, был принципалом, главой Эгиды.
Бел де Фей новым взглядом посмотрел на озаренную волнами света фигуру человека, который когда-то повелевал мирами, что лежали теперь в недосягаемости по другую сторону черного неба.
– Так что же случилось? – спросил Белаван.
– Я родился в Синкопе, в семье Левенгуков, одной из тех, что основали Эгиду, и по окончании Высшей Академии Балклеи поступил на службу в Эгиду, как и ожидали от меня родственники.
Я… Эта история кажется теперь чересчур сентиментальной. Когда-то рядом с нашим родовым поместьем остановился странствующий цирк-шапито, и, один раз посмотрев их выступление, я, как говорится, заболел цирком. Если бы не семейные амбиции, я бы стал фокусником. С детства моей любимой игрушкой был цилиндр фокусника, который я выменял на что-то у престидижитатора того самого шапито. Я играл с ним, надевал на голову и, стоя перед зеркалом, представлял себе как… впрочем, не важно.
Я должен, обязан был сделать блестящую карьеру-и сделал ее. Я стал принципалом. И удачно женился – хотя, без сомнения, с обеих сторон это был брак по расчету.
А потом произошла большая деформация, и Эгида прекратила свое существование. В Зените, который неожиданно приобрел многомерность и сумасшедшую космологию, тогда происходили странные вещи. По многочисленным осям распространения деформации к нему притянуло различные реальности, и пути в эти реальности иногда были чудесны, а иногда нелепы… И уж в любом случае не поддавались логическому анализу, потому что причины и следствия, тончайшие взаимосвязи бытия смешались.
Ты мог нырнуть в ночь полнолуния с берега лесного озера головой точно в центр лунного отражения – и попасть в иной мир… И это было чудесно. А мог обнаружить чужую реальность внутри… условно внутри старой треснувшей сахарницы или на дне жестяного таза для стирки белья… И это было нелепо. Кабуку я обнаружил в своем цилиндре.
Левенгук замолчал, продолжая смотреть на звезды. После паузы Бел сказал:
– Внутри цилиндра? Но… это невозможно.
– Невозможно? – переспросил фокусник. – Де Фей, «невозможность» – это понятие, которое применимо лишь к одной реальности. Когда их очень много, возможным становится все. Все, что ты только можешь представить себе, может произойти где-нибудь. То есть, понимаешь, реальностей настолько много и в них одновременно происходит такое количество событий, что рано или поздно где-нибудь обязательно происходит все, что угодно. Ось одной из деформаций совпала с вертикальной осью шляпы, а почему – не спрашивайте.
