Призрак (СИ) - Рудазов Александр (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
- В смысле?
- Ну в смысле... Люди же ведь на самом деле не любят чувствовать себя подлецами. Неприятно это. Стыдно как-то. Есть, конечно, такие, у кого совесть атрофирована начисто, но это клинические случаи. А большинству таки не нравится, когда на душе висит что-нибудь эдакое. А как от этого груза избавиться?
- Ну... не совершать подлостей? – предположил Данилюк. – А если все-таки совершил – попытаться как-то исправить?
- Это проще всего. Но люди не ходят простыми путями. Поэтому они предпочитают творить всякое говно, а потом как-нибудь усыплять совесть. Придумывать себе оправдания, аргументы в свою пользу... удивишься, какую иногда сложную философию выстраивают, чтобы просто оправдать собственную гнильцу. Ну а некоторые предпочитают как-нибудь откупаться. Мол, говно-то я сделал, но я вот сейчас свечку поставлю, храму денежку пожертвую – и вроде как все, снова чистенький.
- Но это не работает... – повторил Данилюк.
- Работает, но не так, как некоторые это представляют, - уточнила Стефания. – Раскаяние не отменяет грех, а только смягчает его. Списывает часть наказания. И только в том случае, если раскаялся искренне. Не из страха перед Адом, а искренне пожалел о том, что натворил. Осознал, что это было неправильно. А если просто типа извинился – тебе еще и сверху добавят, чтоб не пытался [цензура] систему. У нас тут таких хитрожопых не любят.
Следующим тройка судила деда Мишаню. За время ожидания тот успел сбросить с плеч груз прожитых лет, оборотиться потертым, но крепким мужичком лет сорока и начать строить глазки дьяволице. Зачитывая список его грехов, та чопорно поджимала губы.
В сравнении с таксистом и проводницей Коробьин Михаил Георгиевич оказался не таким уж и плохим дядькой. Просто лодырь и ловелас, любил выпить и побузить. Через слово матерился и страшно много курил.
Удивительно, что он дожил аж до девяноста пяти. Судя по данным тройки, бухал он по-черному, а курил практически безостановочно. В общественных местах. На остановках. На пешеходных переходах. Шел в толпе и дымил, как паровоз.
Именно это ему и поставили в вину. Не курение само по себе, а безразличие к окружающим. То, что принуждал их к пассивному курению.
Сам по себе каждый подобный поступок – ничтожный грех, микроскопический. Но он делал это всю жизнь, многими десятилетиями, так что в совокупности набралось изрядно.
Плюс, понятно, множество других мелких грешков. Очень мелких, зато в огромном количестве.
- Зла сотворил... на пятьдесят шесть лет ада, - подытожил заседатель. – Добра сотворил... на тридцать девять лет снисхождения. Страданий испытал... на два года снисхождения. Итого... пятнадцать лет и три месяца с отбыванием во Втором Круге и правом через четыре года перейти в Первый. Нет ли возражений?
- Никак нет! – весело ответил дед Мишаня, посылая дьяволице воздушный поцелуй. – Пятнашка так пятнашка! А как наказывать будете, гражданин начальник?
- Поджаривать в огромной пепельнице, - сказал заседатель, на секунду задумавшись.
- [цензура], вот это ни [цензура] себе! – хохотнул дед Мишаня.
- А всякое изреченное слово бранное будет превращаться в собачью фекалию, кою грешник повинен будет съесть устами, - добавил заседатель.
- Намек понял, молчу, - прижал пальцы ко рту дед Мишаня.
Работница почты отделалась и того легче. Ей дали всего восемь лет и десять месяцев, причем сразу в Первом Круге. В одном из самых пустячных мест – Вечной Очереди. Там ей предстояло банально ожидать окончания срока.
Стоя.
Есть один стул, но он сломан.
Ну а мягче всего отнеслись к актеру. Служитель Мельпомены Гнилосыр-Бестужев ничем особенным за свою жизнь и не провинился. Самым тяжким его грехом оказалось нежелание признать свою бесталанность. Он был откровенно скверным актером, прекрасно это понимал, но все равно продолжал выступать, портя своим присутствием спектакли и настроение зрителям.
Оказалось, что за такое в Аду тоже наказывают, хотя и не слишком сурово.
- Итого... шесть лет и одиннадцать месяцев с отбыванием в Первом Круге, - подытожил заседатель. – Нет ли возражений?
Бесцветный дух, как обычно, молча помотал головой. Он явно присутствовал только для протокола.
- А муку ему организуйте... м-м... – на секунду задумался заседатель. – Отправьте-ка его в Зал Скорби. Пусть пребывает он там и взирает, как на сцене кривляется урод с дредами, засунувший в нос виноградины и напевающий мерзким голосом «блюбеди-блюбеди».
- И так шесть лет?.. – простонал актер.
- Шесть лет и одиннадцать месяцев.
- И без антрактов?..
- Антрактов... Хе. Ну хорошо. Да будут грешнику антракты через каждые двенадцать часов. И да будет в антракте показываться ему «Кавказская пленница».
- Вы неожиданно милостивы к нему, господин... – удивленно молвил чертик.
- Ремейк!!! – прогрохотал заседатель.
- Нееееееееет!!! – схватился за голову актер.
Данилюка аж передернуло. Даже для Ада это было чересчур жестоко.
- А у вас тут... оригинально, - сказал он Стефании.
- Инновационный отдел постоянно придумывает что-то новенькое, - пожала плечами та. – Надо держаться на волне, если не хочешь отстать от конкурентов.
Понурого актера увели. Данилюк со Стефанией расписались в акте приемки и свидетельства. Данилюк еще раз пробежался взглядом по срокам их клиентов и спросил:
- А это не слишком много за такие мелкие грехи?
- Так торопиться-то теперь некуда, - ответила Стефания. – Впереди вечность. Да и потом, за мелкие грехи и наказания мелкие. Или короткие. К тому же у нас тут куча всяких сокращений сроков – за чистосердечное раскаяние, за ходатайство сверху или от смертных... Многие уходят раньше.
- А позже?
- Тоже бывает. Если усугубляешь. Некоторые вообще навсегда остаются.
- А сколько вообще за что дают? Вот за убийство, например?
- До ста двадцати лет. Конкретный срок высчитывается по ситуации. Жертва, мотив, смягчающие или отягчающие обстоятельства.
- А аборт считается убийством?
- Частичным. За него до пятнадцати лет. Опять-таки за вычетом смягчающих обстоятельств и перенесенных страданий, если таковые были. К тому же срок делится на обоих родителей в соответствии со степенью вины.
- Степенью вины?.. В смысле?
- Ну вот если, скажем, жертва изнасилования, то навешивают полную пятнашку... но не матери, а отцу.
- А матери ничего?
- Матери – предельно малый срок, который всегда полностью нивелируется перенесенными страданиями.
- Понятно... – протянул Данилюк. – А если самозащита?
- По ситуации. Все рассматривается индивидуально. При каких обстоятельствах произошло, от кого и как защищался, что при этом думал. У нас тут все по прейскуранту.
- По прейскуранту – это хорошо. А то я раньше думал, что у вас тут… ну… вечные муки…
- Вечные муки, - усмехнулась Стефания. – Как любят люди бросаться тем, что даже вообразить себе не могут. Ты представляешь, сколько это – вечность? В-Е-Ч-Н-О-С-Т-Ь! Не тысяча лет, не миллион, не миллиард даже – вечность! Как по-твоему, существует ли вообще такое преступление, которое заслуживает вечных мук?
Данилюк крепко задумался. Очень крепко.
- Нет у нас вечных мук, - сказала Стефания. – Есть… пожизненные.
- А это как?
- Ну рано или поздно ты же все равно… истощишься. Загробная жизнь тоже не вечная – хоть в Аду, хоть в Раю. Рано или поздно негативная карма исчерпается, и уйдешь на перерождение, на следующий круг. Но вот до тех пор… Разные бывают варианты.
- Разные, - согласился Данилюк. – Ну что, куда теперь?
- К инспектору Небиросу, отчитаемся. Ты тачку где припарковал?
Глава 30
Адский распределитель находился не в самом Пандемониуме. Подобно райским вратам, это заведение служило пропускным пунктом, через который в Ад попадали новенькие. Покинув его, Данилюк и Стефания оказались на границе Первого Круга.
