Берегите бороду (СИ) - Лосева Александра Анатольевна (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
– Стоять! – резкий окрик на общем. – Поворачивай назад. Людям здесь не место.
– Я не человек, – Иефа перешла на эльфийский и сдернула с головы платок. – Я ищу Низаниель.
– Бастард, – высокий темноглазый эльф презрительно скривился. – Есть, чем гордиться. Иди своей дорогой.
– Nizaniel nia Biahoin.- Иефа мужественно сдержала подступающую злость. – Она моя мать.
Лицо эльфа потемнело.
– Тебе стоило бы быть умнее, полукровка, и не врать с таким наглым видом. За это наказывают. Убирайся, пока цела.
Эльфы… Но ведь это же эльфы!
– Я никуда не уйду. – Голос звенит. Нехорошо. – Никто не посмеет меня прогнать. Мне нужна Низаниель. Иефа. Меня зовут Иефа. Я хочу ее видеть.
– Я терпелив, но мое терпение скоро лопнет. Вот тебе добрый совет: чем быстрее ты уйдешь, тем целее будет твоя человеческая шкура. А теперь вон отсюда.
Руки сами собой сжимаются в кулаки. Что же делать с ними, с этими непослушными руками, с этой привычной яростью… Закусить губу. Сдержаться, иначе все зря. Терпеть, еще немножко, ведь это же эльфы.
– Пожалуйста… Скажите ей, пусть она хотя бы посмотрит на меня… Это правда, клянусь. Ради задушенной лютни! Передайте ей, она поймет! Она не могла забыть!
– Что здесь происходит, Тэан?
– Девчонка-полукровка просит позвать Низаниель ради задушенной лютни. Я бы дал ей пинка, но, похоже, человеческий бог и так уже посмеялся над ней, лишив разума.
– Любопытное безумие. Но какое нам до нее дело?
Так себя чувствует кувшин в лавке горшечника. В него могут поставить цветы, или насыпать зерна, или налить помоев. В любом случае, кувшин не спрашивают.
– Послушайте, я не камень и не дерево. Вас это не смущает? Я хочу видеть Низаниель.
– Ты не камень и не дерево, ты хуже. Потому что дуб – всегда только дуб, а не ясень и не осина. Ты не можешь похвастаться даже тем, что ты просто дуб. Ты дуб, на котором растут волчьи ягоды, а это отвратительно, потому что противоестественно. – Рыжие лисьи глаза. Никогда не любила рыжих. Сердце у него тоже с медным оттенком. – Иди к людям, полукровка, нам не нужны человеческие отбросы.
Оглохнуть. Ослепнуть. Каменная стена.
– Позовите Низаниель. Тогда я уйду. Конечно, если она меня отпустит.
– В конце концов, это просто скучно. Тэан, позови Низаниель, пусть она сама выпроводит эту дуру.
Она была такой, как рассказывал отец. Прекрасной. Мудрой. Чужой.
– Мама?
Потом была большая дорога, ведущая в Бристоль. Полукровки не нужны никому, даже самим себе. Эльфы такие же, как люди, только красивей. Ненавидеть и тех, и других одинаково легко. Можно петь и зарабатывать этим на кусок хлеба. Мужчины – скоты, все без исключения. Быть похожей на мать – не достоинство, а несчастье. Мужские руки становятся менее настойчивыми, если по ним как следует ударить. Чем быстрее бегаешь и чем тише ходишь, тем безопасней жить. В мире нет никого, кто придет тебе на помощь просто так, потому что ты – это ты. Глупо делать что-то задаром. Когда ломается нож, пускай в ход руки, ноги и зубы. Когда бьют, молчи и жди возможности ударить в ответ. Когда ноги стерты в кровь, а спина исполосована плетью, нужно дать словам сложиться в рифмованные строчки, и тогда раны затягиваются. Кажется, это магия. О ней лучше ни с кем не говорить. Со словами следует быть осторожной, очень осторожной – если ты просто поешь о блуждающих огнях, это не значит, что они не появятся. Если с мужчинами разговаривать, как с душевнобольными, постоянно улыбаться и хлопать глазами, они тают и теряют последние мозги. Очень важно не переборщить. Если мужчина говорит, что ты прекрасна, это еще не значит, что он тебя уважает. Не стыдно использовать окружающих. Но смотри, как бы окружающие не использовали тебя. Хорошая память дана не только для того, чтобы помнить тексты. Не прощать никому и ничего. Не играть по чужим правилам. Не врать себе. Кроме себя самой, у тебя больше никого нет. И никогда не будет.
– Эй, красавица, если твой голос так же прекрасен, как твое лицо, я заплачу тебе золотом! Спой что-нибудь!
В султанате к бастардам относятся несколько иначе, чем где-либо еще. Там светловолосые сероглазые полуэльфки ценятся больше, чем обычные человеческие женщины. Иефа была подходящим товаром. (Не кусайся, женщина. Я не люблю строптивых. Ух, какие ледяные глаза. Не бойся, если ты будешь хорошо себя вести, я буду с тобой ласков… А-а-а-а! Сука! Всыпьте-ка ей парочку горячих!)От чересчур близкого знакомства с начальником каравана и его подручными ее спасло только то, что невинность ценится не меньше, чем экзотическое происхождение. Тем не менее, начальник караула прекрасно знал, что существует много других способов приятно провести время с девушкой. Впрочем, ее быстро оставили в покое. С любителями музыки после посещения Иефы происходили странные вещи: они глохли или слепли на какое-то время, их преследовали невесть откуда раздающиеся потусторонние звуки, вокруг них плясали болотные огни. Следы от кнута заживали на полуэльфке, как на собаке, а сама она молча следила колючими серыми глазами за каждым движением мужчин – и училась, училась, училась. До корабля Иефу так и не довезли. Однажды ночью чем-то обеспокоенный страж решил проверить состояние живого товара. Полуэльфку с ее лютней так и не нашли. Не нашли и значительной суммы денег золотом, трех дорогих платьев, кинжала, принадлежащего начальнику каравана, и самого начальника. Хотя нет, начальника нашли в ближайших кустах с недвусмысленно спущенными штанами. Он смотрел в ночное небо широко раскрытыми пустыми глазами и не шевелился. Придя в себя через некоторое время, он разразился самыми страшными проклятиями, какие только знал, и пообещал содрать заживо шкуру с любого, кто посмеет хотя бы намекнуть султану, что в караване была девушка по имени Иефа. Уже ближе к рассвету один из стражников, давясь смехом и тайной, свистящим шепотом сообщил своему товарищу, что будто бы видел своими глазами: кожаная флейта начальника каравана распухла и была явно сильно укушена. Об остальном догадаться было нетрудно.
В день, когда нога Иефы ступила на бесшабашную землю славного города Бристоля, ей исполнилось девятнадцать.
Глава 3
Стив
"Скучно жить. Если бы топор мог лечить от скуки, было бы гораздо легче. Раскроил парочку черепов, мозги по стенке размазал – и порядок. Сиди себе в трактире, пей пиво, ни о чем не беспокойся. Нажрался в мясо – ползи домой, коли ноги не держат. А главное – не думай, не думай, не думай!"
– Послушайте, уважаемый, это, конечно, не мое дело, но все же: будьте добры, перестаньте портить утварь. Эта вилка ни в чем не провинилась. Не знаю, о чем вы там думаете, но это уже четвертый оловянный кренделек, который вы швыряете под стол. Смилуйтесь!
– Я покупаю все вилки, которые есть в этом паршивом трактире. Только оставь меня в покое.
– Но… Вы уверены? Это будет стоить…
– Мне плевать, сколько это будет стоить. Принеси еще пива и убирайся с глаз моих, пока я тебя самого в кренделек не скрутил.
– Как вам угодно. Дело ваше.
– Мое, ты все правильно понял. А теперь – пошел вон.
Когда это случилось, Стив стоял на часах. Он поглаживал рукоять топора и рассеянно думал, что вот, он, Стиван из клана Утгартов, взрослый самостоятельный дварф, вполне способный заняться каким-нибудь серьезным делом, теряет время, охраняя рудниковые задворки, как какой-нибудь юный шалопай. И все это лишь потому, что старейшины не спешили освободить его от скучной обязанности зевать на часах. Конечно, им-то что? И какого ляда клан Утгартов вздумал селиться на отшибе…
Помнится, когда Стив был совсем еще маленький, это уединение казалось ему возвышающим, как будто все Утгарты становятся особенными только потому, что издавна живут отдельно от общины. Чушь какая. Теперь не спасает ни богатство, ни крепость рода, ни богатая жила, которую недавно нашли старшие братья. Зачем это надо, если он, Стив, так бездарно тратит время? Отец, правда, обмолвился за обедом, что скоро найдет ему более достойное применение, но это еще когда будет…
