Ночь Безумия - Уотт-Эванс Лоуренс (первая книга txt) 📗
Он мог видеть кирпичи в кладке и раствор, что скреплял их, и зернистость раствора, и гладкость кирпичей...
Но было темно, и он не касался стены; руки его были опущены.
Ханнер моргнул – и восприятие слегка поблекло.
Ему не надо знать, как сложена стена, ему надо просто перебраться через нее. А даже со своими новыми способностями он не смог обнаружить ни щелки.
Он обратил взор внутрь себя – возможно, это поможет ему понять, как полететь. Это должно быть легко – просто оторвать себя от земли. Сегодня поутру Ханнер слегка потренировался – тайно, разумеется – и мог теперь заставлять летать небольшие предметы, но себя он поднимать не пытался.
Это оказалось вовсе не так легко.
Дело было не в весе, хотя он никогда не поднимал ничего такого же тяжелого; он осознал, что все зависит от связей между ним и предметом, который он хочет сдвинуть.
Так передвигали вещи чародеи. Он проделывал такое раньше, не понимая, как именно он это делает, – теперь же он ясно все видел. Его новое ощущение показывало ему пространственные связи между ним и предметом, на который он хотел воздействовать, а потом он пользовался этими связями. Собственно, чародействовать и значило находить с помощью этого чувства волшебные связи между собой и миром, а потом заставлять их изменяться. Тот графинчик Ханнер поймал, нарушив связь между ним и полом.
Но поиски магической связи ничего не давали. Тем не менее Рудира и другие летают. Значит, способ есть. Ханнер принялся изучать себя вновь обретенным чародейским взглядом и понял наконец, что должен сделать: чтобы полететь, чародей передвигает не себя; он передвигает остальной мир.
Ханнер тут же попробовал сделать это – отодвинуть от себя стену и улицу – и едва не опрокинулся на спину.
Он выпрямился, насупился, уставился себе под ноги и попробовал снова, сосредоточась на том, чтобы оттолкнуть землю от подошв своих башмаков.
Очень неуверенно он приподнялся на пару дюймов, потом покачнулся и начал заваливаться назад, но снова с помощью чародейства сохранил равновесие.
Как легко удалось ему подхватить себя, с досадой подумал Ханнер: похоже, эти чары действуют лучше, когда про них не думаешь.
Но если он не будет думать о полете, он не полетит! Он услышал шаги и обернулся: к нему подходил патрульный. Ханнер быстро задрал тунику и развязал штаны, чтобы создать зримое объяснение стояния ночью в нескольких дюймах от ровной стены.
– Эй! – рявкнул солдат. – Иди отсюда!
– П-прости. – Ханнер затягивал штаны. – Перепил вот эля з-за ужином...
– Облегчайся в другом месте.
– Ладно, сэр!
Он помедлил, потом шагнул к Купеческому переулку. Стражник отправился дальше.
Ханнер вновь повернулся к стене, исследуя ее своим чародейским взглядом. Найти бы, за что уцепиться, чтобы держаться ровно, пока он будет подниматься над ней. Кирпич и раствор, кирпич...
– Ой! – вырвалось у него.
Вот же она, в нескольких ярдах справа, деревянная калитка с железным засовом. И как это он ее не заметил?
Он поспешил туда, протянул руку... и понял, что не видит никакой калитки. Только ровную, без трещин, кладку.
Обычные глаза не видели ничего. Для взора чародея – калитка была.
Тут Ханнер наконец все понял. Дядя Фаран зачаровал калитку, наложил на нее защитную иллюзию. Ханнер ощупал «стену».
Разумеется, это дерево, не кирпич. Иллюзия не была настолько полной, чтобы обмануть его пальцы. Он на ощупь нашел засов и попытался открыть его.
Калитка была заперта на замок. Ханнер ощущал механизм, язычок, который отодвигался изнутри. Под ним была скважина; у Берна, должно быть, есть какой-то инструмент, чтобы просунуть его в скважину и открыть засов изнутри.
У Ханнера ничего подобного не было – но он был чародеем.
Язычок скользнул вбок, и калитка открылась. Ханнер вошел. Он тщательно закрыл дверцу, надеясь, что не разрушил хитроумных чар, и двинулся к двери, что вела в дом из сада.
Минутой позже он был уже в доме и шел по холлу. Впереди слышались голоса.
С полдюжины человек собралось в озаренной свечами гостиной.
– Лорд Ханнер! – Рудира сидела в кресле перед одним из окон, откуда была видна толпа на улице. – Рада, что вам удалось вернуться, не подвергнувшись опасности.
– Вот уж в чем не уверен, – пробормотал Ханнер, осматриваясь. Кроме Рудиры и его самого, в комнате собрались Алладия, Отисен и еще трое чародеев, чьих имен он сразу припомнить не мог. – Где дядя Фаран?
– Наверху с волшебниками, – сказала Рудира. – Он установил дежурства: надо быть уверенными, что этот люд с улицы не причинит вреда. – Она показала, на верхний край ближнего к ее креслу окна. – С час назад кто-то оттуда застал нас врасплох и швырнул в стекло кирпичом, но мы все исправили. Ведь правда, не скажешь, что стекло было разбито?
– Исправили? – переспросил Ханнер, глядя на совершенно целое стекло. – Как?..
Кто-то хихикнул, а Отисен мягко сказал:
– Мы чародеи, не забывай.
– Да, но... Я знаю, вы можете двигать предметы, но исправлять их!..
– Мы можем много чего, – сказала Рудира. – Двигать вещи, ломать вещи, чинить их. Можем творить свет, как ты уже видел. – В доказательство она приподняла сияющую оранжевым светом руку. – Мы учим друг друга. Мы можем отпирать замки, лечить, нагревать и остужать что угодно... Можем сделать вещь твердой, а можем размягчить или сжечь. Нам видно то, что не различишь без чар, мы видим вещи изнутри и ощущаем их, не касаясь. Это великолепно, милорд! Мне нравилось просто двигать предметы и летать – но ведь есть еще столько всякого!..
– Это... это прекрасно! – Ханнер постарался, чтобы голос его звучал убедительно. На самом-то деле он не был уверен, что это так.
Он не знал, как все это делается; но, если все остальные выучились, наверняка мог выучиться и он. Для этого ему всего-то и нужно признать себя чародеем, разделить с другими их жребий – и обречь себя на ссылку или смерть, не говоря уж о том, чтобы стать неприятным Мави.
И все же это было искушение – чародейство взывало к нему, требовало, чтобы его использовали, развивали, наращивали.
Ничего этого он делать не собирался.
По крайней мере пока.
– Эта девочка, Шелла, ну, что училась на ведьму, – сказал Отисен. – Она говорит, мы можем сотворить еще чародеев, и даже показала нам как, но мы не можем найти добровольца.
– Леди Альрис не согласится, – подала голос Рудира.– А тебя тут не было.
– Я тоже не соглашусь, – быстро ответил Ханнер, отметая это предложение и надеясь, что никто из присутствующих не чувствителен к чародейству так, как Шелла. – А как насчет тех людей? – Он взмахом указал на окна. – Может, вам удастся изменить кого-то из них? Это убедило бы их, что чародеи – вовсе не чудища.
– Их?.. – Рудира бросила взгляд на окно, и шторы распахнулись, хотя в закрытой комнате не было ни ветерка. Рука ее перестала светиться. – Много чести! – сердито фыркнула она.
– А кроме того, – добавил Отисен, – для этого нужно быть совсем рядом. Лучше всего – касаться человека.
– И все же интересно, что такое возможно, – заметил Ханнер. – И вы можете учиться друг у друга разным... разным заклинаниям. – Он был не вполне уверен, что слово «заклинание» тут подходит, но ничего лучше ему в голову не пришло. – Это значит, если все останется, как есть, чародеи смогут брать себе учеников и обучать их, как все другие маги.
– Точно! – согласилась Рудира.
– Полагаю, вы правы, – медленно проговорила Алладия.
– Я так рада, что мы встретились тогда в Волшебном квартале, милорд! – сказала ему Рудира. – Без тебя я не пришла бы сюда, не встретилась бы с лордом Фараном и никогда не научилась бы всему... всему этому.
– Счастлив, что ты рада, – ответил Ханнер, немного ошарашенный ее восторгом. В конце концов снаружи бурлит обозленная толпа, готовая в любой момент снова взяться за камни; вряд ли их положение можно назвать завидным. Больше всего это походило на осаду – а есть ведь еще указ об изгнании, нависший над их головами. А ну как лорд Азрад или Гильдия магов решат, что ссылка – слишком мягкая мера, и приговорят их к смерти?
