Порри Гаттер и Каменный Философ - Жвалевский Андрей Валентинович (книга жизни .txt) 📗

Куда-то пропали и трепыхание Сена, и звуки битвы Мергионы с Черной Рукой, и издевательский голос Того-кто-похоже-решил-специализироваться-на-ходьбе-по-граблям.

«Я их всех убил, – подумал мальчик. – И сам умер». И потерял сознание.

Глава 22. На лаврах

Порри снилось, что он маленький транзистор в плате, выполненной по 0,13-микронной технологии. Он лежит и ждет, когда придет сигнал. После этого нужно быстро – очень быстро – изменить ноль на единицу или единицу на ноль. Но сигнала все нет. Порри раскрыл глаза и понял, что он не в плате, а в палате.

В окно весело светило неприветливое зимнее солнышко. Пахло спиртом. К спинке кровати была прикручена табличка, похожая на ту, которую Гаттер видел на больничной койке Мергионы.

Порри перегнулся через спинку, чтобы прочитать диагноз. Табличка гласила:

Порри Гаттер

Spit. Ustal.

Колдовскую медицину начинали преподавать только на третьем курсе, поэтому латынь Гаттеру ничего не сказала.

Запах спирта усилился, и в палату вошла мадам Камфри с подносом в руках.

– Проснулся, победитель Мордевольта? – спросила главврач, снимая крышку с тарелки овсяного пудинга. – Давай-ка поешь, герой.

– Герой… – пробормотал Порри, припоминая подробности собственной госпитализации, – брякнулся в обморок, как девчонка.

– Это ничего, – успокоила мальчика Камфри, – даже в самых продаваемых книгах главные герои время от времени теряют сознание на пару-тройку месяцев. А потом к ним приходят друзья и толково рассказывают, чем все закончилось [125].

В подтверждение ее слов из-за занавески выскользнула Мергиона в белом маскхалате.

– Привет, Мерги! – обрадовался Порри. – А как ты узнала, что я уже проснулся?

– У меня свои источники, – таинственно ответила девочка, но мадам главврач рассмеялась.

– Слушай ты ее больше, эта ниндзя каждые пять минут тут объявляется, – сказала она, тактично выходя в коридор.

– Представляешь, – с места в карьер начала Пейджер, – Оливье Форест наловчился подделывать твою подпись! И даже успел продать пару десятков «личных автографов Гаттера», прежде чем я…

– Какой Форест? Мерги, ты о чем? – опешил Порри. – Ты про главное расскажи! В Мордевольта я хоть попал?

– Еще как попал! От него только плащ с дыркой остался и ошметки трубы! Их еле-еле за рамой от зеркала разыскали. А чего ты не ешь?

– Слушай, – сказал притихший Гаттер, – я ведь человека убил.

– Это еще вопрос, человек он или так, призрак, – возразила Мерги, – от человека что-нибудь посущественнее осталось бы.

– А он успел выстрелить из Трубы?

– Сейчас проверим, – прищурилась Пейджер. – Ну-ка, колдани-ка.

– Пропеллериус, – послушно сказал Гаттер.

Тарелка с пудингом приподнялась над подносом и крутанулась вокруг своей оси.

– Хоп! – сказала Мергиона, ловко поймав собравшийся полетать пудинг и вернув его на тарелку. – А теперь я.

Девочка насупила брови, уставилась на поднос и строго приказала:

– Кувыркомус!

Поднос заклинание проигнорировал.

– Понятно, – загрустил Порри. – Прости, Мерги. Надо было мне не торопиться стрелять, а сначала…

– Порри, перестань, – отмахнулась Пейджер. – Это просто счастье, что Мордевольт в нас не выстрелил. Скорее всего, это действительно был призрак, а получить магическую силу привидения – спасибо, не надо [126].

– А-а-а, – облегченно протянул Гаттер. – А что Сен?

– А что Сен? Его теперь все Шалтаем-Болтаем дразнят, он в библиотеке отсиживается. Кряко такую газетищу наколдовал от радости, что всем ректоратом еле расколдовали. «Да здравствует Порри! Да здравствует Гаттер! Кто Порри не любит, тот провокатор!» – продекламировала Мергиона.

– Да при чем тут Кряк? Ты про ту ночь расскажи!

Постепенно, пресекая попытки Мергионы углубиться в побочные темы (например, каким именно приемом она пресекла махинации Оливье Фореста), удалось восстановить картину происшедшего.

Почти сразу же после финального выстрела Порри в зал ворвался Бубльгум, которого подняла на ноги сработавшая сигнализация. Потом подоспели деканы и мадам Камфри, которая как раз дежурила. МакКанарейкл при виде бездыханного Гаттера впала в истерику.

– Бубль ей говорит: «Мисс Сьюзан! Почините Философа, как в прошлый раз», – щебетала Мергиона, отщипывая кусочки от больничного пудинга. – А та в слезы: «Я не буду его чинить! Я не могу! Оставьте меня!» Ну тут Лужж и говорит: «А давайте я!», все сгреб в свой магический шар и пошел. Правда, недалеко. Вышел в коридор, хлопнул себя по лбу и сказал: «За каким чертекаком я его тащу с собой?» Потом вернулся и за три минуты восстановил Каменного Философа. Бубльгум к тому времени уже трансгрессировал в высшие сферы, и Лужж даже не смог никому похвастаться.

– Куда Бубльгум трансгрессировал?

– Он сказал: «У меня срочное дело в высших сферах». И смылся прямо из Зала. Сказал не ждать, праздновать без него.

– Праздновать?

– А, ну да, ты же не знаешь! В честь такого дела у нас через неделю бал-маскарад-соревнование. Всякие там эстафеты, бег в бездонных мешках, «Заколдуй меня» с завязанными глазами, соревнования шпагоглотателей. Почти все готовила Канарейка, а ректор только вчера объявился, – Мергиона перешла на таинственный тон, – уставший, исхудавший, злой. Что-то у него там не заладилось. Две недели проторчал в своих высших сферах…

– Как две недели? – Порри даже подпрыгнул на кровати. – Не может быть!

– Ну, может, чуть меньше, – Мерги подняла глаза к потолку. – Он прямо из зала трансгрессировал… или левитировал… короче, пропал неизвестно как. Я не видела. Это было первого декабря. А вернулся он вчера, двенадцатого.

– Так я что, тринадцать дней проспал?!

– Ну да. Круто, правда [127]? Да ты ешь, ешь, тебе силы восстанавливать надо! Кстати, очень вкусно, – Мергиона отправила в рот очередной кусок пудинга. – А где был Бубльгум, вообще непонятно. Лужж его не нашел, хотя целый день в трансе провисел. И в ближнем Астрале, и в дальнем – пусто. Лужж говорит: «Ну Бубльгум, ну сила! Неужели в параллельный Астрал ушел?» Зато Браунинг отыскался.

– Да ну! И где же он?

– Затихарился в Марианской впадине, переосмысливает смысл жизни. Лужж сказал, что сейчас его лучше не трогать.

– Мерги, – поинтересовался Порри, пододвигая поближе пудинг, от которого взволнованная Пейджер отщипала уже три четверти, – а откуда ты все знаешь?

– У стен есть уши, – заметила рыжая ниндзя. – А если ушей нет, их всегда можно соорудить.

– А как ты управилась с Черной Рукой? Мергиона просияла:

– О! Поначалу она меня взяла в оборот. Я, конечно, умею заламывать любые руки, но этот чертов протез и заломить-то не за что было! Короче, дрались с переменным успехом. А потом эта зараза начала меня щекотать. А я щекотки ужас как боюсь! И никак ее не вытренирую. Никакая медитация не помогает. Единственное мое слабое место. Не считая ушей [128]. Кстати, Порри, ты обещал дергать меня…

– Мерги, не отвлекайся, – кротко произнес Гаттер.

– Ну, короче, когда она начала щекотать, я ее за палец укусила. А потом все бабахнуло. Смотрю – она лежит. И я сижу. А тут народ набежал – ректорат, ментодеры…

– Что же эти ментодеры сразу не прибежали, – проворчал Порри, принимаясь за остатки обеда, – когда я там с Мордевольтом воевал?

– Ох, и влетело этим дуракам пятнистым! Они же с поста ушли. Бубльгум на них наорал. А они, представляешь, говорят, что это он сам их с поста и отправил. А он кричит: «Как я вас мог снять, если я даже мимо не проходил, а сразу в Зал трансгрессировал?». Под горячую руку всех повыгонял, один остался в Зале и чего-то там проверял. А потом прямо оттуда и улетучился.