Семь кругов Яда - Юраш Кристина (книги онлайн полные .txt) 📗
— А если моя мечта не продается? — мои губы снова прикоснулись к вину. По щеке скатилась холодная слеза.
— Все в ми-и-ире прода-а-ается. Гла-а-авное — сойтись в цене-е-е. Если ты о любви, то она всегда прода-а-ажная, — меня взяли за подбородок и развернули лицом к себе. — Она прода-а-ается за ла-а-аску, не-е-ежность, внима-а-ание, сочу-у-увствие, забо-о-оту…
— Вот поэтому она многим не по карману? — моя слеза застыла на щеке, пока я смотрела куда-то в стену. — Слишком дорого?
— Я же, — прошептал Эврард, склоняясь к моему лицу, — суме-е-ел…
Голос был близко-близко.
— Ее…
Невидимая точка отсчета чего-то необратимого, волнующего и тревожного магнитила взгляд.
— Купи-и-ить… — вдохнули мне на ухо, заставив инстинктивно свести колени вместе и сжаться в клубочек.
К моей щеке прикоснулись теплые губы, осторожно осушая ту самую холодную слезу. Я сумела закрыть глаза, чувствуя, как прохладная и ласковая рука плавно скользит по моей талии, словно змея обвивая ее. Слова, которые я слышала на своих губах, на своих щеках, на своей шее, были подобны яду, который медленно растекается в крови. «Ты самая лучшая… — шептали мне, нежно и отрывисто целуя в губы. — Ни в чем никогда не сомневайся…» С моей шеи резко и больно рванули украшение.
— Ну что ты, де-е-етка, — задыхаясь, целовали мои губы, нежно поглаживая мою шею, сжимая в руке нитку крупных бус. — Где боли-и-ит? Дай поцелу-у-ую…
Я покачнулась вперед, чувствуя, как то место, где только что оставила след нитка драгоценностей, нежно покрывают поцелуями и шепотом просят прощения. Долго и мучительно нежно, заставляя меня задыхаться и вздрагивать после каждого: «Как же сла-а-адко ты па-а-ахнешь, ма-а-аленькая…»
Бокал выпал у меня из рук в тот момент, когда я попыталась поставить его на стол и случайно промахнулась.
Резкое движение его руки, и в мою спину больно впился корсет. Еще один грубый рывок, и мое платье безвольно повисло на бедрах.
— Тише-тише-тише-е-е, — шептали мне, гладя по щекам и нежно целуя в поджатые от внезапной боли губы. — Тише-е-е, де-е-етка… Тише-е-е, ма-а-аленькая! Я сдела-а-ал тебе бо-о-ольно? Не може-е-ет бы-ы-ыть… Как я мо-о-ог…
Нежная и прохладная рука гладила мою спину, прося прощения за внезапную боль. Эврард заглянул в глаза, медленно-медленно и сладко-сладко прикасаясь губами к моим губам.
Внезапно меня дернули за заколку, которая держала прическу. Рука больно потянула за волосы, а потом вплелась в них пальцами, даря им всю нежность. Он наклонился к ним и вдыхал их запах.
— Ну что такое, ма-а-аленькая? — на меня смотрели виноватым взглядом. — Что тако-о-ое?.. Я снова сде-е-елал тебе бо-о-ольно… Я неча-а-аянно…
Я взяла его лицо в свои руки и впервые погладила пальцами, чтобы потом приблизиться и поцеловать…
— Соблазня-я-яешь, Цвето-о-очек? — я закрыла глаза, чтобы почувствовать на своих губах его дыхание. — Бессо-о-овестный Цвето-о-очек…
Я чувствовала себя кроликом в объятиях удава, когда наивного маленького кролика душат, а он радостно улыбается: «Уря! Обнима-а-ашки!» А в тот момент, когда его пытаются проглотить, пушистик радуется: «Целова-а-ашки!» А пока изумленный удав понимает, что придется изменить гастрономические предпочтения, глядя на этот комочек меха, кролик тает… Через минут пять выяснилось, что кролик — это не только ценный мех, но и три-четыре поцелуя в секунду.
Покачиваясь на коленях и чувствуя, как прохладная рука меня слегка придушивает, чтобы тут же превратиться в самую нежную руку на свете, как губы то мучают и издеваются, то жалеют и нежат.
Эврард встал со мной на руках, отбрасывая в сторону ногой мое платье. Через мгновение стол, стоящий на его пути, был перевернут и отлетел к стене. Звон разбитого стекла и упавшего на пол бронзового канделябра.
— Какой у меня не-е-ежный Цвето-о-очек, — шептали мне, укладывая на ковер. — Не-е-ежный и оче-е-ень соблазни-и-ительный…
— Может, не надо? — прошептала я, понимая, что так лучше не делать. — Отпусти меня… Пожалуйста… Это неправильно… Я не…
— Ах та-а-ак? — спросили меня, нежно целуя в ухо. — Я к тебе и па-а-альцем не прикосну-у-усь, пока ты сама не попро-о-осишь…
По моим губам и шее скользили прохладные бусы, которые держали свой нежный и трепетный путь к моей вздымающейся от волнения груди. Обогнув по очереди каждую, бусы снова вернулись на мою шею, слегка придушивая меня, а потом лаская… Подлое украшение змеей обвивало мою шею, мои запястья и ноги, оно скользило по животу, заставляя нервничать и переживать. Через мгновенье я поняла, что очень люблю украшения, а еще через пару мгновений я почувствовала, что любовь у нас взаимная, и отнюдь не платоническая…
— Прошу… — прошептала я, впиваясь пальцами в ворс ковра.
— Я не расслы-ы-ышал, Цвето-о-очек, — Эврард склонился ко мне, криво улыбаясь. — Повтори-и-и…
— Прошу, — я закрыла глаза и закусила губу, чувствуя дыхание на своих губах.
— Я не расслы-ы-ышал, — прошептали мне, дразня, но не целуя.
— Прошу, — вздрогнула я, обнимая его за шею и принимая с содроганием самый желанный поцелуй-улыбку в моей жизни.
Я долго не могла уснуть, лежа на его груди. Потом я задремала. В мутном, тревожном сне вертелись слова: «Любовь продается и покупается!» Почему-то представлялся грязный переулок, в котором торгуют любовью из-под юбки. Я застонала, пытаясь отмахнуться от этой грязи, а потом почувствовала, как меня крепко обнимают и шепотом успокаивают.
— Что же сни-и-ится Цвето-о-очку? — шептали мне в волосы, поглаживая по спине. — Наверное, рекру-у-утинг? Цвето-о-очка на костре из каталогов жгу-у-ут?
— Что? — встрепенулась я, открывая глаза и сонно глядя на умиротворенную комнату.
— Спи давай, — заметили мне, укладывая мою голову себе на плечо. — Я кому-у-у сказа-а-ал…
— Любовь покупается и продается, — прошептала я, тяжело вздыхая. — Ты хочешь сказать, что я — продажная?
— Не-е-ет, Цвето-о-очек, ты просто аттракцио-о-он невиданной ще-е-едрости, благотвори-и-ительный фо-о-онд по защите приро-о-оды! — усмехнулся Эврард, зевнув.
— Не поняла? — я тоже зевнула в ответ, а меня завернули в одеяло. Я никогда не отличалась любовью к дикой и домашней природе, беспощадно уничтожая комаров, тараканов и случайно залетевших мух.
— Ко-о-озлов лю-ю-юбишь и защища-а-аешь. Так ма-а-ало того, спаса-а-аешь их от вымира-а-ания. Как, собственно, делает большинство же-е-енщин, — с моего лица скинули прядь волос. — Е-е-если бы не вы-ы-ы, то они-и-и вымерли бы-ы-ы. А тут вы-ы-ы, сердобольненькие, нахо-о-одите их, обогрева-а-аете, обсти-и-ирываете, ко-о-ормите, рабо-о-отаете на двух рабо-о-отах, чтобы козлы не вымерли с голоду. А козлы вас не лю-ю-юбят. Они умеют бле-е-еять три сло-о-ова: «Я тебя люблю», любя-я-ят капу-у-усту, которую вы им прино-о-осите, и вести себя как будто ве-е-есь мир им до-о-олжен. А сегодня-я-я ты наста-а-авила ему рога-а-а… И все встало на свои места-а-а. Можешь сме-е-ело называть его козло-о-ом. Разреша-а-аю.
— Прекрати, — настроение испортилось, а совесть, которая пыталась меня укусить в этот момент, сплюнула и подавилась, пытаясь счистить с языка плесневелый налет настроения.
— Ты подари-и-ила одному козлу-у-у любо-о-овь беспла-а-атно, по акции-и-и. Продала за три-и-и слова-моне-е-етки, — вздохнул Эврард, обнимая так, словно я вот-вот сбегу. — Я понима-а-аю, что тебе не нра-а-авится слово-о-о «цена-а-а», но за любовь либо пла-а-атят, либо распла-а-ачиваются. Лю-ю-юбовь — это иллюзия, игра, в которой постоянно поднима-а-аются ставки. И, как в любо-о-ой игре, находится тот, кто умеет блефова-а-ать.
Пока мне это рассказывали, поглаживая по спине, я лежала и думала о том, что нашла в муже кроме трех вовремя сказанных слов: «Я тебя люблю!» Я заботилась о нем, относилась с пониманием к его неудачам и безответственности, дарила нежность, внимание, участие. Но ни разу не получила ничего взамен кроме трех слов, которые со временем превратились в затычку в любой проблеме. Стоило мне только повысить на него голос, как раздавалось волшебное заклинание: «Я тебя люблю! Ну чего ты злишься?» Стоило мне попытаться в порыве здравого смысла вышвырнуть его из дома, как снова слышалось: «Я тебя люблю! Я без тебя пропаду!» И теперь я понимаю, что, если вытащить эти слова-затычку из ванны любви, которую я бережно наполняла долгие годы, не останется ничего.
