Отстрел невест - Белянин Андрей Олегович (читать книги онлайн полностью txt) 📗
– И шо угодно двум таким многозначительным людям от бедного иудея? – Спутать манеру речи нашего хоккейного судьи просто невозможно. Дьяк вклинился сразу, а вот Алекс Борр пока молчал. Может быть, почуял подвох?
Некоторое время прошло в ничего не значащей болтовне, дежурных упрёках по продаже Христа и сионских погромах, наконец перешли к делу:
– Таки ви зря сюда шли! Гробы почти не покупают, народу чихать на мои проблемы, никто не хочет умирать до весны. Деньги в рост берут тоже по весне, чтоб рассчитываться по урожаю. А где он, урожай? Все думают, шо долги еврею всегда можно погодить, и я забыл, когда ел настоящее коровье масло. Костюм-тройку никто не шьёт, были заказы от лавочников на жилетки, скока времени они могут нас кормить?! Нет, ви попали не туда…
– Дык что ж, христопродавец патлатый, так и не будешь золото покупать?! Кровопийца-а! Талмуд тебе в рыло!
– Ой, ну шо ви такое говорите? Пойдемте в дом, я ничего у вас не буду покупать, но почему бы мне не помочь вам с продажей?
– И какую же ты долю захочешь?
– Ви опять о деньгах и деньгах… Вировняйте дыхание, мы договоримся.
– Бабуля, они зашли в дом! – шёпотом напомнил я; наш эксперт-криминалист что-то мурлыкала себе под нос, увлеченно постукивая спицами. – Бабуль! Вам что, не интересно?
– Да не шипи ты, милой, они ж нас там всё одно не слышат, – нехотя откликнулась Яга. – Чего ж ради трёп всякий на уши вешать? И так понятно, справно наше дело ведут, хоть всех в штат зачисляй. А вот ужо когда государь наш вступит, сие любопытственно будет. Ты уж кликни тогда…
Дело меж тем развивалось, как планировали. Шмулинсон усадил гостей за стол, щедро предложив холодную мамалыгу и вчерашний чай. Потом долго описывал все беды еврейского народа и наконец попросил разрешения взглянуть на товар. Видимо, дьяк тут же поставил кубок. Абрам Моисеевич взял его, унес в соседнюю комнату, изобразил коммерческий спор с «харьковским раввином» и вынес какую-то сумму денег. Гражданин Груздев чуточку поскандалил, деланно повозмущался, но, естественно, взял. Австриец, все это время сидевший тише воды ниже травы, проявил себя, лишь когда дьяк, прощаясь, встал из-за стола.
– Господин ростовщик, вы не могли бы взглянуть ещё на одну вещь?
Судя по восхищенному вздоху Шмулинсона, золотая гетманская булава с каменьями действительно того стоила.
– Тридцать червонцев!
– Двести.
– Шо ви такое говорите?! Ви же режете меня без ножа на глазах у голодных детей и жены, которая давно забыла, шо такое новое платье! Пятьдесят, и это последняя цена!
– Двести. – Борр был непреклонен, наверняка он имел обширный опыт общения с ростовщиками и барыгами.
– Как такое возможно? Я не понесу много всякой ответственности, а вдруг она краденая?!
– А разве это хоть когда-нибудь интересовало ваш народ?
– О мой бедный, мой несчастный народ, измученный в рабстве Египта и утомлённый сорока годами прогулок в пустыне… Сто! Сто, и ни червонца больше!
– Деньги, – неожиданно согласился дипломат. Раздался грохот тяжёлых шагов вроде классической походки пушкинского командора. Потом долгая минута тишины. Вслед за ней ти-и-хий писк Филимона Груздева:
– Ить это ж… царь!
– Бабуля! Царь пришёл, вы просили разбудить! – громко напомнил я, но, прежде чем Яга оттопырила ухо, из иглы вырвался оглушительный Митькин рёв:
– Не двигаться, это арест! Все арестованы! Все, я сказал!
Далее четыре глухих удара. Четыре звука упавших на пол тел. Дьяк, Шмулинсон, Алекс Борр, кто же четвёртый?
– Ну вот, теперь и перед Никитой Ивановичем будет чем в отделении похвалиться. А раввин-то этот как на Гороха нашего похож… У-у, морда!
Мы с бабулей вытаращились друг на друга…
– Васенька, котик ты мой яхонтовый, пройдись-пробегись, а? Там ить Еремеев со стрельцами контролировать должен.
Кот открыл один глаз, оглядел Ягу с таким видом, словно она предложила ему измену Родине, и вновь задремал, демонстративно поправляя сковородку на голове.
– Что ж делать, Никитушка, – обернулась наш эксперт, – придётся тебе самому поспешать. На Сивку-бурку садись, она тебя вмиг к Шмулинсонову двору доставит!
– А с правопреемниками юридические вопросы утрясены? – поднимаясь, напомнил я. Бабка злобно выпустила из ноздри струйку пара… – Хорошо, еду. Э… минуточку, но не в таком же виде?!
– Да чем же тебе платье царское не к лицу? По мне, так и влюбиться можно, молодец молодцом!
– Не спорю, – охотно согласился я, – но там требуется присутствие очень недоброго молодца, то есть лейтенанта милиции. Вы меня понимаете?
– Охти ж мне, старой, забот на седую голову… – заворчала Яга, скидывая пуховый платок. – Ну пошли что ли, помогу тебе форму милицейскую вернуть.
– Бабуля, имейте в виду, я к ней в ухо больше не полезу.
– Полезешь, соколик, куда ж денешься…
Угу, деваться действительно некуда. Пришлось зажмуриться, сунуть руку и лезть. В другое ухо, естественно (переодевание осуществляется только таким способом). Я чудесам давно не удивляюсь – экстренно выработанная привычка самосохранения целостности психики. Современному человеку с трезвым взглядом на жизнь очень трудно самореализоваться в мире чародейства и колдовства. Приходится либо игнорировать, либо воспринимать как данность и ставить себе на службу. Я предпочитаю второй вариант…
– Форма не мятая, пуговки блестят, сапожки дёгтем натёртые, – пристально оглядела меня бабка, помогая подняться с пола. – Вона с рукавичек соломинки отряхни, портупейку поправь, да и в путь! Спаси уж там, кого успеешь…
Я вывел Сивку-бурку во двор. Восхищённые стрельцы помогли управиться с седлом, поддержали стремя и раскрыли ворота.
– Поехали! – крикнул я, подобрав поводья и тронув лошадиные бока каблуками. Не знаю, что навоображала о себе эта скотина, но тонкую стервозность своего нрава она продемонстрировала сразу же. Во-первых, в ворота она не пошла, ей это неинтересно – она их перепрыгнула! Может быть, кому-то это покажется весело, но лично мне прыжки на три метра вверх и приземление вниз счастья никак не добавили. Я клацнул зубами, едва не прикусив язык, а вдохновлённая кобыла двинула в галоп. Нет, пусти её по городу, мы бы весь народ потоптали на фиг… Лошадь была умной, подобные мысли ей в голову не приходили, она перемещалась длинными балетными прыжками совсем не в ту сторону, куда мне было надо. Я плюнул на горделивость посадки, на прямую спину и прижатые локти, бросил поводья, обхватив Сивку-бурку за шею и молясь не потерять фуражку. Ага… именно фуражка сразу же и слетела где-то в районе Колокольной площади…
– Гляньте, православные, милиция в небесах скачет! – Снизу, задрав головы и придерживая шапки, на меня откровенно любовался народ. – Безмерной отваги человек наш Никита Иванович! Я б так сигать не рискнул, у меня голова одна, и мозги в ей имеются…
Вот так или примерно так меня приветствовали в разных концах города. Отвечать «здрасьте» я не успевал, а госпожа лошадушка резвилась вовсю, упоённо катая меня туда-сюда.
– Лю-ди-и! Какое чудо великое в облаках образовалось – не иначе сам Егорий Победоносец на белом коне рыщет, дракона ищет! Вот тока чего верещит так жалобно, непонятно…
Я не верещал! Я пытался объяснить этой длинногривой дуре, что мы уже два раза пролетели мимо дома Абрама Моисеевича. А нам именно туда и надо! Бесполезно… Может быть, она застоялась без дела, может быть, ей в конюшне скучно, может, просто обрадовалась возможности показать себя во всей красе… не знаю. Пока ясно одно – мы прыгаем…
– Ой, мамочки! Чё деется, чё деется… Мне участковый при всех фуражку именную на маковку бросил! Отметил, стало быть… Мамань, а чё бы это значило? Да ну? Ой, маменька, какое ж мне счастье великое привали-ло-о-о… на сороковом году!
Я закусил губу и, рискуя жизнью, поймал болтающийся повод. Сивка-бурка изумлённо покосилась на меня фиолетовым глазом. Казалось, её дико удивило моё желание взять свою судьбу в свои же руки. Вроде как ей я не доверяю… В результате пятиминутной борьбы эта кобыла обиделась и, не споря ни на что, поставила меня на место. В смысле, вернула во двор родного отделения. Баба Яга снисходительно поглядывала на меня в окошечко:
