Мрачный Жнец (сборник) - Пратчетт Терри Дэвид Джон (читать книги онлайн без сокращений txt, fb2) 📗
— К сожалению.
— Они должны быть сфокусированы. — бесстрастно произнес Альберт. — И затем забираются именно те жизни, которые должны быть забраны. Это уже показывают песочные часы, как ты их называешь. А ты думал, все так просто: посмотрел на часы и пошел на дело? Э-э, милый! Это уже финал. Фактическая реализация — исполнение Обязанностей — самая легкая работа.
— Ты можешь сфокусировать точки?
— Нет. А ты?
— Нет!
Альберт, охваченный лихорадкой размышлений, втянул вторую порцию мяты.
— Это значит, что весь мир вляпался в большое дерьмо, — заключил он.
— Послушай, я не вполне понимаю, почему ты так беспокоишься. Я думаю, что он просто где-то задержался…
Мор сам ощущал, как жалко звучат его доводы. Смерть был не из тех, кого хватают за пуговицу, чтобы поведать еще одну (всего одну!) историю. Его не хлопали по спине и не говорили вещей вроде: «У тебя найдется время, чтобы быстро опрокинуть по стопочке, зачем тебе бежать, как на пожар?» Его не приглашали на кегельные матчи («у нас как раз не хватает игрока!»). Не звали пойти купить парочку продающихся в разнос клатчских способов вхождения в мир иной, не… Внезапно Мора резанула по сердцу некая ужасная мысль: а ведь Смерть, должно быть, самое одинокое существо во всей Вселенной. На великой вечеринке Вселенной он все время проводит на кухне.
— Одно я точно знаю — понятия не имею, что на хозяина нашло в последнее время, — промямлил Альберт. — Вон из кресла, милая девушка. Давай-ка взглянем на эти узловые точки.
Они открыли гроссбух.
Они долго смотрели в него.
Затем Мор произнес:
— Что означают все эти символы?
— Содоми нон сапиенс, — пробормотал себе под нос Альберт.
— А это что значит?
— Значит, если я хоть что-нибудь понимаю, то я педераст.
— Это выражения волшебников, да? — полюбопытствовал Мор.
— Заткнись со своими выражениями волшебников. Я знать не знаю, как выражаются волшебники. Лучше примени свои мозги к тому, что видишь здесь.
Мор опять уставился на переплетение линий. Оно выглядело так, как будто паук плел паутину прямо на странице, на каждом перекрестке делая привал, чтобы записать впечатления. В тщетном ожидании озарения Мор смотрел, пока у него не заболели глаза. Ни одно озарение не вызвалось. Похоже, дело слишком рисковое, чтобы озарениям хотелось идти добровольцами.
— Ну как? Понял что-нибудь?
— Все это для меня клатчская грамота, — сдался Мор. — Я даже не знаю, положено читать это сверху вниз или слево направо.
— Спиралью, начиная от центра и двигаясь наружу, — надменно фыркнула Изабель из своего угла.
Оба уставились на нее. Она пожала плечами.
— Отец учил меня читать карту узловых точек, — объяснила она, — пока я сидела здесь и шила. Он еще зачитывал некоторые отрывки вслух.
— Ты можешь помочь? — спросил Мор.
— Нет, — заявила Изабель и высморкалась.
— Что значит «нет»? — модуляциями голос Альберта напоминал закипающий чайник. — Это слишком важно, чтобы всякие ветреные…
— Это значит, — ответила Изабель (ее голос модуляциями напоминал бритву), — что я могу разобраться с ними, а вы можете помочь.
Гильдия Купцов Анк-Морпорка нанимала целые банды людей с ушами, как кулаки, и с кулаками, как большие мешки, набитые грецкими орехами. Их работа заключалась в переобучении впавших в заблуждение и пошедших по дурной дорожке людей, которые отказывались признавать многочисленные привлекательные стороны этого замечательного города. К примеру, философа Отчехвоста нашли плывущим по реке лицом вниз уже через несколько часов после изречения им прославленных, вошедших в народный фольклор строк: «Если вы устали от Анк-Морпорка, значит, вас достало бродить по колено в дерьме».
Следовательно, предусмотрительным будет придерживаться одного — среди многих других, разумеется, — объекта описания, который и в самом деле делает АнкМорпорк одним из самых прославленных городов в многомерной Вселенной.
Этот объект — пища.
Торговые пути половины Плоского мира проходят непосредственно по самому городу или по довольно вялым водам его реки. На раскинувшейся на многие акры территории обитают представители более половины всех племен и рас Диска. В Анк-Морпорке сталкиваются кухни всего мира: его меню включает в себя тысячу видов овощей, пятьсот сыров, две тысячи специй, триста типов мяса, двести дичи, пятьсот различных видов рыбы, сто вариаций на тему макарон, семьдесят типов яиц той или иной категории, пятьдесят насекомых, тридцать моллюсков, двадцать разнообразных змей и других рептилий, и в придачу — нечто бледно-коричневое и бородавчатое, известное как бродячий клатчский болотный трюфель.
Городские заведения для поглощения пищи варьируются в широком диапазоне — от роскошных, где порции крошечные, зато тарелки серебряные, — до укрытых завесой тайны, где, по слухам, наиболее экзотичные обитатели Плоского мира поглощают любой предмет, который лучше из первых трех попавшихся под руку пропихивается в глотку.
«Реберный Дом Харги», что около доков, вряд ли входит в число ведущих заведений общественного питания. Он, как может, удовлетворяет запросы мускулистой и не любящей церемоний клиентуры того типа, которая предпочитает количество и разбивает в щепки столы, если не получает оного. Они приходят сюда не ради изысков или экзотики и придерживаются традиционной пищи, как то: зародыши нелетающей птицы, рубленые органы в оболочке из кишок, куски свиной плоти и горелые семена сорной травы, погруженные в животные жиры.
Или, как эти блюда называются на местном диалекте, яйца, сосиски, бекон и отбивные.
Это заведение было из тех, которые не нуждаются в меню. Вам просто нужно посмотреть на жилет Харги.
И все же, он должен был признать, его новый повар оказался той еще штучкой. Сам Харга, дорогостоящая и распространяющаяся вширь реклама своей насыщенной углеводами пищи, сиял посреди зала, битком набитого удовлетворенными посетителями. И новичок работает так быстро. Сказать по правде, эта скорость заставляла Харгу испытывать некоторое замешательство.
Он постучал по заслонке.
— Двойная глазунья, чипсы, фасоль и тролльбургер без лука, — проскрежетал он.
— ПРИНЯТО.
Несколькими секундами спустя заслонка отодвинулась, и в открывшееся окошко были просунуты две тарелки. Харга лишь покачал головой, полный благодарного изумления.
И так шло весь вечер. Глазуньи сияли, как солнышки, фасоль блестела рубиновым блеском, а чипсы были похожи на покрытые ровным золотистым загаром тела на дорогих курортах. Последний повар Харги превращал чипсы во что-то похожее на бумажные пакетики с гноем.
Харга оглядел наполненный паром зал. Никто за ним не наблюдал. Он докопается, поймет, где тут собака зарыта. Он вновь постучал по заслонке.
— Сэндвич с аллигатором, — потребовал он. — И чтобы с оскал…
Заслонка захлопнулась со скоростью (и звуком) минивзрыва. Через несколько секунд, потребовавшихся ему, чтобы собраться с духом, Харга заглянул под верхний слой длинного, напоминающего небольшую подводную лодку предмета: Он не утверждал, что это аллигатор, но и обратного доказать не мог. Он опять постучал по заслонке.
— Ладно, — изрек он. — Я не говорю, что чем-то недоволен. Я просто хочу знать, как тебе удается делать это с такой скоростью.
— ВРЕМЯ НЕ СУЩЕСТВЕННО.
— Ты сказал…?
— ИМЕННО.
Харга решил не спорить.
— Слушай, ты чертовски хорошо работаешь, парень, — похвалил он.
— КАК ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ, КОГДА У ТЕБЯ ВНУТРИ ТЕПЛО, ТЫ ВСЕМ ДОВОЛЕН И ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ВСЕ ОСТАВАЛОСЬ ТАК, КАК ЕСТЬ?
— Полагаю, это называется счастьем, — ответил Харга.
На крошечной, тесной до предела кухне, покрытой слоями десятилетнего жира, крутился и вертелся Смерть. Он летал, как пушинка, резал, крошил и жарил. В зловонном пару его скелет так и мелькал.
Он отворил дверь, и в кухню ворвался холодный ночной воздух. Дюжина соседских котов и кошек величаво, как на прием, вошла внутрь, привлеченная мисками с молоком и мясом — из лучших запасов Харги. Миски Смерть заботливо и стратегически верно расставил по полу. Время от времени Смерть отрывался от работы, чтобы почесать за ушком кого-нибудь из своих гостей.