К оружию! К оружию! - Пратчетт Терри Дэвид Джон (книги хорошего качества .TXT) 📗
— Они самые, — согласилась Ангва.
— А вы что собираетесь делать? — спросила Королева Молли. — Вы же стражники! Что происходит в этом городе? Вы обязаны что-то сделать!
Дуббинс и Детрит следовали по Федрской улице. На ней сосредоточились сыромятни, печи для обжига кирпича и дровяные склады, и место это считалось не слишком привлекательным — именно поэтому, как подозревал Дуббинс, им поручили патрулировать данную улицу, чтобы «получше узнать город». Иначе говоря, чтобы услать их с глаз долой. Сержант Колон считал, что они придают караульному помещению бардачный вид.
Тишину нарушали только звон гномьих кованых башмаков и стук костяшек Детритовых пальцев по мостовой.
Наконец Дуббинс не выдержал:
— Хочу, чтобы ты знал: мне совсем не хочется быть твоим напарником! Так же, как и тебе — моим!
— Правильно!
— Но что случилось, то случилось. И чтобы нам лучше ужиться, нужно кое-что изменить.
— Например?
— Например, ты не умеешь считать, это же просто смешно! Большинство троллей умеют считать. А тебя что, не научили?
— Я умею считать!
— Хорошо, сколько пальцев я сейчас показываю?
Детрит прищурился.
— Два?
— Ладно. А сейчас сколько?
— Два… и еще один…
— А два и еще один будет?..
Детрит запаниковал. В дело пошла высшая математика.
— Два и еще один будет три.
— Два и еще один будет три.
— А сейчас сколько?
— Два и два.
— Это ЧЕТЫРЕ.
— Четыре-е.
— А сейчас сколько?
Дуббинс попробовал показать восемь пальцев.
— Два раза по четыре.
Дуббинс приятно удивился. Он ожидал услышать «много» или, возможно, «очень много».
— А сколько будет дважды четыре?
— Два и два и два и два.
Дуббинс наклонил голову набок.
— Гм, — сказал он. — Ладненько. Дважды четыре мы называем восемь.
— Восемь.
— Знаешь, — примирительно промолвил Дуббинс, смерив тролля критическим взглядом, — ты, может, и не такой тупой, каким кажешься. Это совсем не трудно. Давай-ка подумаем… Ну, то есть я подумаю, а ты просто помолчи.
Ваймс захлопнул за собой дверь штаб-квартиры. Сержант Колон сидел за столом с довольным видом.
— Что случилось, Фред?
Колон сделал глубокий вдох.
— Интересное дело, капитан. Мы со Шнобби провели некоторое, э-э, обследование в Гильдии Шутовских Дел и Баламутства. Я записал все, что нам удалось выяснить. Все здесь. В самом настоящем рапорте.
— Чудесно.
— Все записано. Посмотри. Правильно. С пунктуацией и всем прочим.
— Молодец.
— С запятыми и всем прочим, посмотри.
— Не сомневаюсь, я получу настоящее удовольствие от твоего рапорта, Фред.
— И эти… Дуббинс и Детрит тоже кое-что выяснили. Дуббинс тоже написал рапорт. Но в нем меньше запятых, чем в моем.
— Сколько я спал?
— Шесть часов.
Ваймс попытался мысленно заполнить этот пробел, но потерпел неудачу.
— Нужно что-то проглотить, — сказал он. — Кофе или еще что-нибудь. И мир разом станет лучше. Хотя непонятно с чего.
Человек, оказавшийся в то время на Федрской улице, мог стать свидетелем престранного зрелища. Тролль и гном возбужденно перекрикивали друг друга:
— Дважды тридцать два, восемь и еще один.
— Вот видишь? А сколько кирпичей в этой стопке?
Пауза.
— Шестнадцать, восемь, четыре, один.
— А за одним следует два!
Более длинная пауза.
— Двадцать девять…
— Правильно!
— Правильно!
— Ты можешь!
— Я могу!
— Ты просто создан считать до двух!
— Я просто создан считать до двух!
— Если умеешь считать до двух, значит, умеешь считать до сколька угодно!
— Если умею считать до двух, значит, умею считать до сколька угодно!
— И мир станет твоим моллюском!
— Моим моллюском! А что такое моллюск?
Ангва почти бежала, едва поспевая за Моркоу.
— А как же опера? Может, стоит ее осмотреть? — крикнула она.
— Потом. Все равно тот, кто там был, давно уже скрылся. Сначала нужно доложить обо всем капитану.
— Думаешь, ее убила та же штуковина, что и господина Крюкомолота?
— Да.
— Девять птиц.
— Правильно.
— Один мост.
— Верно.
— Четыре-на-дцать лодок.
— Замечательно.
— Одна тысяч. Три сот. Шесть десят. Четыре кирпича.
— Прекрасно.
— А вот…
— Я бы на твоем месте отдохнул. Не стоит растрачивать все силы.
— А вот… один бегущий человек.
— Где? Где?!
Кофе Шэма Харги по вкусу напоминал расплавленный свинец, но обладал одним преимуществом: вы испытывали ни с чем не сравнимое чувство облегчения, когда наконец выпивали чашку до дна.
— Шэм, — сказал Ваймс, — кофе просто отвратительный.
— Верно, — согласился Харга.
— За свою жизнь я выпил немало плохого кофе, но сейчас мне словно пилой провели по языку. Сколько ты его варил?
— А какое сегодня число? — спросил Шэм, вытирая стакан.
Он всегда вытирал стаканы. Правда, никто понять не мог, куда он девает чистые.
— Пятнадцатое августа.
— Какого года?
Шэм Харга улыбнулся или, по крайней мере, пошевелил мышцами вокруг рта. Шэм Харга успешно заведовал «Реберным домом» вот уже много лет. Он всегда улыбался, никогда не кормил в кредит и быстро понял, что большинство посетителей предпочитает, чтобы еда состояла из четырех пищевых групп: сахар, крахмал, жир и подгоревшие хрустящие кусочки.
— Дай мне пару яиц, — сказал Ваймс. — Но чтобы желток был твердым, а белок жидким, как патока. А еще я хочу бекона, твоего особого бекона, покрытого твердыми узелками, и чтоб на нем болтались кусочки жира. И ломоть жареного хлеба, от одного вида которого сводит желудок.
— Непростой заказ, — покачал головой Харга.
— Вчера тебе удалось его выполнить. И дай мне еще кофе. Черного, как полночь в безлунную ночь.
Харга удивленно посмотрел на капитана. Сегодня Ваймс вел себя как-то странно.
— Так тебе черный кофе или нет? — уточнил он.
— Очень черный.
— Но как это?
— Что как?
— В безлунную ночь на небе всегда много звезд. Их лучше видно. И горят они очень ярко. Безлунная ночь может быть достаточно светлой.
