Первое правило стрелка - Мусаниф Сергей Сергеевич (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
– А ты потом не пожалеешь? И вообще, откуда я знаю, кто ты такой? Может быть, ты решил надо мной подшутить? Не стоит доверять человеку, в одиночку шляющемуся по пустыне…
Конец веревки ударил Джавдета по лицу.
– Должен тебе заметить, ты выбрал весьма странный способ путешествовать по пустыне, – сказал Джавдет. – Я видел людей, пересекавших пустыню в одиночку, но обычно у них был хотя бы один верблюд. А делать это пешком…
– У тебя тоже не было верблюда, – сказал Джек.
– Меня к этому вынудили обстоятельства. Я – Джавдет.
– Ты уверен, что не хочешь рассказать мне долгую историю своей жизни? – спросил Джек. – Мне все-таки любопытно, что же ты такого натворил.
Они шли по вершине бархана. Джек на ходу курил сигарету, а Джавдет то и дело прикладывался к фляге с водой. Его организм был обезвожен сверх всякой меры. Джек удивлялся, как спасенный им человек вообще может передвигаться.
Не иначе еще один истинный сын пустыни.
– Полагаю, ты имеешь право это знать, раз уж ты меня спас, – сказал Джавдет. – Видишь ли, все началось с предсказания. Один аксакал, настолько древний, что помнит еще те времена, когда песчинки в пустыне были величиной с грецкий орех, предсказал, что у меня родится дочь и мы с женой назовем ее… Впрочем, для истории это неважно. Еще аксакал сказал, что в жизни моей дочери наступит критический момент, когда ее семейное счастье и сама жизнь будут зависеть от историй, которые она вынуждена будет рассказывать на протяжении тысячи ночей.
– Тысячи и одной ночи, – сказал Джек.
– Ты знал того аксакала?
– Нет. Просто что-то похожее я уже слышал. В каком-то из миров. Но я не вижу в этом предсказании ничего плохого. Пророчество как пророчество.
– Сначала я тоже так думал, – сказал Джавдет. – Но потом мне в голову пришла другая мысль. Аксакал сказал, что умение рассказывать истории пригодится моей дочери в весьма юном возрасте, так откуда же молодой девушке знать столько историй? И тогда я подумал, что мой отцовский долг заключается в том, чтобы научить девочку всем этим историям.
– Желание обеспечить безопасность дочери весьма похвально, – заметил Джек.
– Сам я такого количества историй, понятно дело, не знал. Но после того как я принял решение, уже ничто не могло меня остановить, и я отправился в долгое странствие. Я превратился в самого благодарного слушателя в мире. Я приходил в оазисы и просил рассказывать мне разные истории. Я слушал седых старцев и безбородых юнцов, меня интересовало все, что могло быть рассказано. Я беседовал с караванщиками, с купцами и с их охраной. Я разговаривал с ремесленниками и батраками, я разговаривал с бедуинами, я разговаривал бы даже с их верблюдами, если бы они могли рассказать мне что-нибудь интересное. Постепенно молва обо мне распространилась по всей пустыне, и люди сами приходили, стремясь рассказать свои истории. Меня приглашали в свои дворцы падишахи, калифы и эмиры. Меня пускали даже в гаремы, чтобы наложницы могли поделиться со мной историями из своей жизни.
– В этом и проблема? – поинтересовался Джек. – Ты позволил себе лишнее в чьем-нибудь гареме?
– О нет. Я соблюдал целомудрие, ибо все мои мысли были только о спасении дочери. Проблемы начались гораздо позже. Когда мне были рассказаны все заслуживающие внимания истории, я, всего лишь скромный сын пустыни, выяснил, что начал их забывать. События смешались в моей голове, сюжеты сплелись в единый клубок, я начал путать имена героев, царей и богов…
– Тяжело, – сказал Джек. – Тебе ведь это все еще и ребенку рассказывать.
– Вот именно, – сказал Джавдет. – И чтобы привести свою голову в порядок и получить хоть небольшое представление о том, что ожидает мою дочь, я начал рассказывать эти истории.
– И тут же выяснил, что твой язык является твоим злейшим врагом?
– Ну да, – вздохнул Джавдет. – В моей голове творилась такая мешанина, что мне стоило большого труда не потерять нить повествования, и все мое внимание было сосредоточено только на этом. Следя за построением сюжета, я совершенно не обращал внимания, кому и что я рассказываю.
Джек улыбнулся.
– Я не принял во внимание различие во взглядах разных людей на одни и те же вещи и события. Бедуины не должны слышать, что о них рассказывают караванщики. Купцам совсем незачем знать, что думают о них жители оазисов. Падишах не сможет спать спокойно и никогда не зайдет в свой собственный гарем, если услышит хотя бы одну историю из тех, что рассказывают его наложницы. Гнев слушателей обратился против меня. Выяснилось, что за полгода я успел оскорбить практически всех.
– Удивляюсь, как тебе удалось остаться в живых до сих пор, – сказал Джек.
– Очень просто, – сказал Джавдет. – Если бы я оскорбил одного или двух человек, то кости мои уже обгладывали бы стервятники. Но у меня теперь слишком много врагов, и каждый жаждет расправиться со мной лично. Однако ввиду именно большого их количества они никак не могут это сделать. Потому что никак не могут договориться между собой. Если падишах обещает заживо содрать с меня кожу, то эмир не может посадить меня на кол, не проявив этим неуважения к мнению падишаха. Староста оазиса не прикажет забить меня камнями, потому что я – личный враг эмира и эмир будет недоволен таким исходом. Караванщик не решится скормить меня псам, потому что это обидит бедуинов, обещавших растоптать меня верблюдами. В итоге все они ходят вокруг и просят друг друга меня не трогать, а я до сих пор обретаюсь в мире живых.
– Должно быть, сложившаяся ситуация жутко мешает твоей семейной жизни, – сказал Джек. – Я имею в виду, вряд ли твоя жена в восторге от внимания, привлеченного к твоей персоне.
– Я не женат, – ответил Джавдет.
Они шли по пустыне. Солнце в очередной раз перестало быть белым и клонилось к закату. Джек подумывал, не устроить ли привал пораньше, потому что его спутник слишком слаб. Вторым вариантом было предоставить сына пустыни заботам его матери и продолжить путь в одиночку.
– Расскажи какую-нибудь историю для моей дочки, – попросил Джавдет.
– В другой раз, – сказал Джек.
– Я думал, ты должен знать много разных историй.
– В них нет ничего интересного, – сказал Джек. – Я – стрелок, и все мои истории заканчиваются одинаково.
– Выстрелами?
– Гробами.
– Может быть, тогда ты хочешь послушать какую-нибудь мою историю?
– Не хочу.
– Тебе никогда не бывает скучно?
– Нет.
– А мне бывает. Давай просто поговорим о чем-нибудь.
– Давай, – сказал Джек. – Что ты думаешь о дверях?
– Дверь – это символ, – сказал Джавдет. – Дверь – это начало всех начал и в то же время это конец всего сущего. Открытая дверь символизирует жизнь, закрытая дверь символизирует смерть. Дверной звонок – это тревожный набат. Дверь – это вход и выход, единство и борьба противоположностей, дуалистический символ конвергентных преобразований…
– А что ты думаешь о дверях, которые стоят на гребне бархана?
– Двери в песке? Это какая-то аллюзия?
– Посмотри прямо перед собой.
Перед путниками стояла дверь.
Самая обычная деревянная дверь в деревянном коробе. Дверь была обита дерматином, глазок и звонок отсутствовали, однако имела место дверная ручка.
Дверь не отбрасывала тени.
– Мираж, – уверенно сказал Джавдет.
– Это на закате-то? – усомнился Джек.
Он зачерпнул горсть песка и швырнул в дверь. Песок не пролетел сквозь дерево и дерматин, путники услышали легкий шелест, с которым песок соскальзывал по обивке, возвращаясь к телу пустыни. Джек обошел дверь сбоку. Она исчезла.
Стоило Джеку вернуться, как она снова появилась. Джек повторил попытку и убедился, что дверь видима только с лицевой стороны. Профили и тыл двери не просматривались. Либо дверь существовала только в двух измерениях, либо остальные ее части находились где-то еще.
– Нет, это не мираж, – сказал Джавдет. – Это магия.
