Планета №6 - Антонов Антон Станиславович (список книг .TXT) 📗
– Да будет так! – эхом повторили коллеги, и взгляду Наблюдателя предстал микробот на выдвижной подставке под увеличительным стеклом.
Увеличение было достаточным, чтобы разглядеть крошечные окуляры, телескопические антенны, органы движения и выпуклость в центре, под которой был скрыт тугой сгусток молекул объемом в миллион кубических микрон.
Природа слишком расточительна. Она делает все с большим запасом, и оттого мозг разумных существ имеет весьма внушительные размеры. Если же подойти к делу рационально, то сознание разумного индивида – все эти бесчисленные миллиарды нейронных связей – спокойно может поместиться в биопроцессоре размером меньше макового зернышка.
К сожалению, собратья пока не умели копировать сознание без потерь. При переносе разума в процессор нейронные связи в мозгу уничтожались и могли быть восстановлены только при обратной операции. На время отсутствия разума в мозгу тело сохранялось в саркофаге, в который и возлег резервный Наблюдатель, когда все приготовления были закончены.
– Счастливого пути тебе, собрат! – восклицали коллеги, и лица их были светлы от сознания сопричастности к великой миссии.
Наблюдатель махал им в ответ конечностями до тех пор, пока не настало время замереть в неподвижности.
В саркофаг с негромким шипением просочился сонный газ, и Наблюдатель перестал что-либо чувствовать.
Когда он очнулся, его ощущения были примерно такими же, как у человека, потерявшего руки и ноги, при первой примерке протезов. Да нет, пожалуй, еще хуже. Наблюдатель совершенно не владел своим телом – хотя бы потому, что у него теперь не было тела. Был суррогат – рабочие органы микробота, но ведь микробот трудно сравнить даже с насекомым. Он меньше самой крохотной тли, и хотя в инструкции написано, что его органы адаптированы к потребностям разумного существа, верилось в это с трудом.
Наблюдатель никак не мог сфокусировать взгляд. Это было труднее, чем перетаскивать с места на место груз тяжелее себя весом. Когда удалось наконец наладить приемлемое фокусное расстояние, примерно одинаковое в обоих окулярах, оказалось, что микробот страдает расходящимся косоглазием. Совместить изображение в обоих «глазах» оказалось еще более трудной задачей, особенно если учесть, что картинка почему-то проецировалась вверх ногами. А когда в одном окуляре удалось ее перевернуть, стало еще хуже, потому что другой окуляр оказался упрям и ни за что не хотел работать как надо.
Совладав в конце концов с окулярами, Наблюдатель возблагодарил небо за то, что ему не надо прямо сейчас пускать в ход органы движения. Для доставки микробота-разведчика на планету существует кокон – тоже микробот, только побольше размером, но с менее мощным процессором. Он сам обо всем позаботится.
Наблюдателю надо было только наладить слуховой канал и систему дальней связи. То и другое работало исправно, хотя у Наблюдателя было такое ощущение, что, двигая волоски-антенны, он ворочает тугие рычаги или тяжеленные балки.
– Как себя чувствуешь, собрат? – запросили его по каналу дальней связи.
– Спасибо, отлично, – ответил он, чувствуя, как тяжело шевелить несуществующим языком.
– Готов к отправке? – донесся следующий вопрос.
– Готов, – сообщил Наблюдатель, но в его ответе не было должного энтузиазма.
Энтузиазм куда-то пропал, и даже гордость от осознания своей великой миссии не давала о себе знать. Остался только страх, который сделался нестерпимым, когда на Наблюдателя снова навалилась темнота. Это одна за другой смыкались над микроботом-разведчиком оболочки кокона.
3
Господин Хари Годзиро, добропорядочный токийский бизнесмен, известный в узком кругу посвященных как действующий предводитель Якудзы – грозной японской мафии, наводящей страх на непокорных, – никогда не бывал в России и почти ничего о ней не знал. Иначе футляры, в которых хранился драгоценный манускрипт, собственноручно написанный его прадедом, наверняка напомнили бы ему русскую матрешку.
Однако поскольку он никогда не видел матрешки, футляры оставили господина Годзиро равнодушным и даже более того – вызвал у него раздражение, поскольку мешали добраться: до текста, в котором могло быть упомянуто место, где спрятаны сокровища, исчезнувшие неизвестно куда после смерти автора дневника.
Прадед господина Хари Годзиро возглавлял Якудзу с 1913 года, после гибели своего отца, смерть которого была окружена туманом тайн и недомолвок. Говорили, будто его убил некий ниндзя, умеющий пробивать пальцем стены и зажигать взглядом дома. Но Хари Годзиро в это не верил, потому что никогда не видел ничего подобного своими глазами. А то, чего господин Годзиро не видел своими глазами, он искренне считал несуществующим или по меньшей мере сомнительным.
Правда, сокровищ прадеда он тоже никогда не видел своими глазами, однако в их существовании нисколько не сомневался, чем нарушал стройную логику своего мировоззрения.
Углубившись в чтение, господин Годзиро обнаружил, что дневник его прадеда наполнен в основном философскими рассуждениями о жизни и смерти, о любви и ненависти, о бренности всего земного и тщете дел мирских.
Проникшись духом поэмы, грозный Хари Годзиро пустил слезу и решил тоже написать что-нибудь подобное для потомков. Несколько обиженный на предка за то, что бренные сокровища не удостоились места на страницах дневника, он тем не менее почтительно склонил голову перед его памятью и с интересом прочитал историю о смерти упомянутого выше отца прадедушки.
История эта была подана в том духе, что смерть всегда может прийти неожиданно и совсем не с той стороны, откуда ее ждешь. Достопочтенный Такакура Годзиро имел все основания считать двенадцатилетнего отрока Ясуку Кусаку самым безвредным из всех людей на земле, и однако именно отрок Кусака одним ударом пальца в печень прервал земное существование всемогущего Такакуры и, более того, сумел скрыться от возмездия.
«Нет большего несчастья, – писал сын Такакуры и прадед Хари Годзиро, – чем знать, что ты сам уже близок к смерти, а убийца твоего отца жив и здравствует».
Иероглифы, обозначавшие имя двенадцатилетнего убийцы, показались господину Годзиро знакомыми. Где-то он их уже видел, причем совсем недавно.
Кажется, в газетном заголовке.
Отложив свиток в сторону, Годзиро бросился перебирать газеты, сложенные на журнальном столике, и очень быстро нашел то, что искал.
«99-летний сэнсэй едет в Москву за победой».
А вот и эти самые иероглифы в подзаголовке:
«Господин Ясука Кусака отправляется на соревнования по боям без правил вместе со своим лучшим учеником».
Конечно, Кусака – фамилия в Японии распространенная и почтенная, ее носил даже один адмирал времен Второй мировой войны. Но Хари Годзиро не верил в такие совпадения. Этот Ясука Кусака был мастером боевых искусств, и лет ему было ровно столько, сколько должно было быть убийце Такакуры Годзиро, доживи он до сегодняшнего дня.
– Неужели это он! – воскликнул Хари-сан и с такой силой ударил рукой по журнальному столику, что тот с грохотом обрушился на пол.
Столешница больно задела господина Годзиро по ноге, и пока он, подвывая, прогонял звезды из глаз, истина предстала перед ним во всей своей неоспоримости: конечно, это он!
Спотыкаясь друг об друга и путаясь в собственных ногах, в кабинет вбежали встревоженные охранники. При виде босса, держащего в руке ножку от столика, их волосы встали дыбом. Они никогда прежде не видели господина Годзиро в такой ярости.
– Кто из вас ответит мне, почему убийца отца моего прадеда до сих пор жив? – сквозь зубы проговорил он таким тоном, от которого у не знающих страха самураев затряслись поджилки.
Старший из охранников, побледнев, повернулся и молча зашагал делать себе харакири. Сопутствующие этому звуки, донесшиеся вскоре из коридора через неплотно закрытую дверь, удержали остальных от аналогичного поступка, а господин Годзиро просто пропустил их мимо'ушей.
– Я жду ответа, – сказал он, но ответа так и не дождался, если не считать за таковой клацанье зубов самого юного из стражей.
