Поход клюнутого - Чичин Сергей (читать книги без .txt) 📗
– Ты ж вроде им не гордился и чернил последними словами?
– Так и есть. Стыжусь и сам себя презираю. – Бинго деликатно сморкнулся в лист развесистой смородины. – А поделать ничего не могу. Нет, конечно, могу, но скажу тебе, как родному: делов мне до твоего отношения в аккурат по задницу. Я вот, кстати, успел вызнать у ей, что за история с тем постоялым двором, – можешь ли такими успехами похвастаться?
– Я молоток да гвозди раздобыл, это весомее да болезненнее.
– Грубиян ты и задира, попробуй еще только мне попенять на эти ценные качества. Так вот, далее по дороге будет застава того самого местного буль-дядьки, чья земля, и на ней с путников взимают подати втридорога. Ранее все, кто едет, останавливались там, на развилке, про то прознавали да и сворачивали на объездную дорогу. Ныне же, чтоб на нее вернуться, возвращаться придется, а народишко-то суеверный, возвращаться – пути не будет, так что зубами скрежещут, а едут прямо. Ты как насчет суевериев?
Торгрим разочарованно сплюнул.
– Нате вам, а я уж козни какие заподозрил. Суеверий не имею – счастлив уже полным списком народных традиций. Да и потом, с утра всяк путь внове, какое тут возвращение?
– Таки что, поутру в объезд двинемся?
– Утро вечера мудренее. Сейчас отужинаем, я прилягу, а ты, сколь я успел постичь твою неуемную натуру, пойдешь еще погуляешь, вот и побеседуй с людьми и особенно людицами, может, чего нового вызнаешь. Сколь дерут за проезд, чем чревата неуплата, не дешевле ли будет промчать во весь опор, свистя да улюлюкая.
– Эй, ты меня зря считаешь эдаким неутомимым ходоком! И так-то послеобеденный сон прозевал, да рыцарей бил – умаялся, а уж в свинарнике я и молчу, какой подвиг отколол, пока ты гвозди тырил!
– Я не тырил. Я плату оставил.
– Вот ведь неприятность какая! – Бинго сокрушенно пристукнул себя палицей по лбу. – Я ж туда возвращаться опасаюсь. Кузнечиха во какова, сама б могла заместо того храпуна молотом шурудить... как тут не задуматься о правоте тех благородных сэров, что вожделели даму без зада.
Над постоялым двором уже вовсю витали ароматы свежезажаренного мяса, кони оказались заведены в небольшую крытую конюшню, где Рансеру пришлось держать голову опущенной на уровень груди, чему он, привычный ко всякому, не возражал.
– Мог ли я подумать, что дважды за день буду мясо наворачивать, – поделился Бинго, в чьих недрах свинина как раз перекочевала в кишечник, освободив желудок для насущных поступлений. – Хорошо быть этим... мобилизованным!
– Не в жратве счастье, – по обыкновению, вступил в препирательство дварф, сразу к столу не поперся – свернул к рукомойнику, привешенному на столбе.
– А в чем? – не прошел мимо очевидной нелепости Бинго. – Только не начинай мне тут, что, мол, в служении да спасении. Спас я как-то одну тетку от неминуемой смерти... да вот, придержал руку, как жентельмен! Так никакого счастья, как заверещала, коза, так только и осталось, что улепетывать во все лопатки, проклиная свое великодушие.
– Счастье наступает, когда наперекор всему миру ты исполняешь то, что велит тебе долг, – объяснил Торгрим терпеливо, ополаскивая ладони под холодной водой.
– Это вот как ты сейчас? Там мясо ждет, а ты вопреки этому грабли мочишь?
– А ты попробуй, вдруг понравится.
– Вот еще, нашел дурака. Ты небось и кушать станешь вилкою?
– Нет, такого в моих заповедях не водится, так что не зевай.
Бинго руки мыть так и не стал – демонстративно вытер о волосы, а в дом и к столу порхнул первый, словно громадный мотылек на свечку. Торгрим еще только ноги затеял вытирать на припорожном коврике, а гоблин уже придвинул к себе миску с парующей капустой, ухватил с блюда ломоть мяса, плеснул в кружку из кувшина и всего этого поочередно причастился. После кружки лицо его недоуменно вытянулось.
– Кисель, что ли? – вопросил он сгорбленную старушку, сменившую предыдущего представителя администрации.
– Хлебай, што дають, ирод! – ответствовала старушка категорично. – Ишь, кисель ему не по нраву!
Бинго немедля явил свою трусоватую сущность, покорно выхлебав кружку досуха, и метнул умоляющий взор на подвалившего к столу Торгрима.
– У вас проблемы, мадам? – галантно осведомился тот, аккуратно подтыкая бороду за ворот, чтобы не испачкать. – С иродами, с киселем или с какими иными материями?
– С вами у меня проблемы! – отрапортовала старушка охотно. – Шляетесь, места сваво не зная, да ишшо привередничать мне тут будете! А ты, зеленый, позыркай мне тут, я тебе такого взвару вынесу, что вовек канючить заречешься!
– Мадам-ведьма? – уточнил дварф обстоятельно, умащиваясь за столом напротив гоблина.
– «Мадам» твоя бабка была, недомерок, а шо до меня, так я ужо семьдесят лет кисели варю, и не для того, чтоб их проезжие хаяли!
– Бабка моя, безусловно, была еще та мадам, перед ней аж боевые клирики книксен делали, – степенно признал Торгрим. – А киселя вашего мы хаять отнюдь не собирались, лично я так вовсе полагаю, что это наилучшее из ваших наземных изобретений. Но терзают меня смутные сомненья – не ксенофобией ли вызвана ваша бурная реакция?
– Или геморроем, от него тож характер портится! – не остался в сторонке Бинго, но тут же под пламенным старушкиным взором уткнулся носом в миску и принялся в два пальца переправлять в пасть ее содержимое.
– Я имею в виду, что расизм не пристал столь почтенной даме, которая к тому же при деле – кисели варит, – сурово закончил Торгрим. – Деньги наши ваш управитель взял за здорово живешь, нимало не сетуя ни на мой рост, ни на масть моего товарища. Так извольте и обращаться, как ко всякому иному, не считаясь с личными особенностями!
– Только не по голове, – прочавкал Бинго заискивающе.
– Дык а разве я к вам как-то по-особенному? – изумилась бабка. – Почитай, как к родным, по первому классу! Шляются тут всякие, вещи потом пропадают, и непременно средь оных сыщется пузан, или лысый, или глист, или косорожий, а чаще все до кучи, как ни обзови, все в яблочко. А тут-то повезло – один зеленый, второй карапет, поди спутай!
– А можно, я буду «карапет»? – жалобно поинтересовался Бингхам, уминая капусту, пока бить не начали, как всякого косорожего. – Или вот, к примеру, пусечка.
– Ты зеленый будешь, – отрезала старушка. – Каланча еще, паскудник и морда разбойная, ежли тебе это ближе.
– А он что – не разбойная морда?
– Он-то? Нешто ты разбойников не видал! Глянь как-нибудь в зеркало, да смотри штаны не попачкай. Этот не разбойный, этот недоросток леший да моховая борода.
– Чего это я леший? Да я в лесу вашем был полтора раза! Я подгорный.
– Дома у себя ты хоть херувимом небесным называйся, а тут лешим будешь! Как тебе мой кисель, леший?
Новоявленный леший с тяжким вздохом отведал киселя.
– Ты как есть скажи! – подначил Бинго злонравно.
– Это как?
– Что ейный кисель – ни разу не пиво!
– Так вы чиво, пива хотели? – ахнула старушка. – Ох ты ж, Стремгод задери старую дуру, а я-то уж было думала, шо у вас к киселю претензии. Простите, детишки, это я сейчас, это я мигом! Ох, горе мне, оплошала, обхамила ни за что, на покой пора, в домовину...
И ушаркала в глубины строения, не переставая причитать и виниться, где-то в коридоре, судя по деревянному постуку, даже головой о стену приложилась пару раз в припадке раскаяния.
– Вот видишь, – наставительно изрек Торгрим, акцентируя внимание Бинго на поднятом пальце, и ловко увел свободной рукой из-под гоблинского носа смачный мясной оковалок с полосой прикопченного сала по ободу. – Всяко недоразумение проясняется безболезненно, если иметь терпения достаточно.
– Или если бегать быстро – тоже помогает.
– Уклоняясь от проблемы, ее не решить. Надобно только стоять намертво и, ежели сталью отвечать невместно, гнуть свое с неизбывной доброжелательностью.
– Славно все-таки тот усатый нас свел! Теперь, случись такое, каждый может поступать по-своему и друг другу не мешать – я наутек, а ты насмерть с этой, как ее...
