Харизма - Каганов Леонид Александрович (книги онлайн TXT) 📗
— Пятнадцать евро, — говорит мужик, — Я с собакой. Говорящей. В Выхино нам надо.
— У-у-у… — отвечает водила. — Не, в Выхино я не еду. Я в Сокольники.
— В Сокольники нам не надо, — говорит мужик. — Нам бы в Выхино. С собакой говорящей.
— Не, — говорит водила. — Я в Сокольники.
— Да нам бы в Выхино, — говорит мужик. — С собакой.
Я не выдерживаю, как рявкну:
— Да отпусти ты его уже, кретин! Ну в Сокольники едет не ясно, что ли? Давай дальше голосуй!
Машина уезжает. Дорога пустая. Мы стоим, ждем. Вдалеке снова шум автомобиля. Мужик уже заранее поднимает руку, выходит чуть ли не на середину дороги… Подъезжает машина. Ну, ты уже догадываешься, да? Менты. Выходят два мента, козыряют:
— Добрый вечер, документы?
— Нам бы в Выхино бы, — говорит мужик. — С собакой говорящей.
— Документы! — повторяет мент удивленно.
— Нам бы в Выхино бы, — твердит мужик. — С собакой мы. Говорящие мы. Оба.
Менты смотрят то на него, то на меня. Ну чего тут делать? Я делаю вид, что тут совсем ни при чем. То есть натурально сажусь на задницу, смотрю вдаль задумчиво и задней лапой ухо чешу. Смысл в том, чтобы мобильник загородить и пачку денег.
— А документов нету у нас с собой, — говорит мужик; — У меня так точно нету. Может, у собаки есть, спросите у собаки.
Менты переглядываются и приглашают его в машину. Мужик садится, но оборачивается ко мне и говорит:
— Ну чего, вроде везут. Поехали?
Я делаю вид, что не понимаю, о чем это он, разворачиваюсь и отхожу от шоссе, в глубь тротуара. Менты уезжают. Все. Мужика увезли, уж не знаю, как он там объяснялся с ними. Самому машину ловить — спасибо, знаем, ловил уже.
Вздыхаю и бегу дальше — по ночной Москве. На своих четырех. На боку мобилка колотится, пачка денег привязана — слежу, чтоб не отвалилась. Бегу, скучно. Жалею, что плеера нет. С плеером бы хорошо пробежался! А так — тоскливо, луна светит круглая, парочки подгулявшие шатаются по улицам, живет Москва, короче. А я бегу. И жрать хочется — страшно. Ну еще бы, после всех этих передряг. И вот бегу я, выбегаю на Садовое, и тут мне приходит в голову, что где-то поблизости живет Ник. А он ночами в инете, так что скорее всего не спит. Человек он понимающий, умный. Поймет, если к нему собака заявится ночью. А надо сказать, что с Ником я не виделся уже полгода, как раз с тех пор. Только перезванивались иногда.
Короче, сворачиваю я на Садовое и бегу к Нику, в Гвоздевский переулок. Это я уже после вспомнил, что он мне, сказал, чтоб я категорически к ним больше в дом не заявлялся. Вспомнил — и остановился. Ладно, думаю, чего тут. Позвоню и провентилирую вопрос. По-быстрому выращиваю руку, достаю мобильник, выбираю номер, слышу Никовское “да!” — и мобильник вырубается. Потому что с Аленкой надо было меньше трепаться.
Ну хорошо, хоть теперь точно знаю, что он не спит. Теперь не спит. И бегу в Гвоздевский. Ну, выгонит и выгонит, хоть одежду одолжу какую-нибудь. Прибегаю в Гвоздевский, захожу во двор ихний, открываю лапой дверь подъезда — и на второй этаж. Встаю на задние лапы, тянусь к кнопке звонка. Красивая у Ника кнопка, неоновая, светится. Вдруг понимаю — нельзя звонить, лучше постучать. И лапой по косяку тихонько — тук-тук-тук. И погромче — Тук! Тук! Тук! И снова тихо — тук-тук-тук. Типа сигнал “SOS” отстучал, только никак не могу запомнить, как там чередуется, три тире, три точки, три тире или наоборот. Но Ник поймет.
Насторожил уши, прислушался — шаги за дверью. Я снова: тук-тук-тук-ТУК-ТУК-ТУК-тук-тук-тук…
— Кто это? — спрашивает Ник.
— Ник, — говорю, — это я, Лекса. Извини, что приперся без звонка и так поздно. Я знаю, ты говорил, чтоб я не приходил сюда, но так уж получилось. Пробегал мимо, дай, думаю, зайду.
— Ну ладно, входи, — отвечает Ник и начинает замком щелкать. — Я, правда, Арише обещал, но не могу ж я тебя на улицу выставить, как собаку…
— Стой! — говорю, а сам за ручку двери лапой хватаюсь и на себя тяну изо всех сил, чтоб он не открыл. — Не открывай пока! Ключевое слово произнес! Давай ты мне одежду какую-нибудь одолжишь, а то я голый. А дверь пока не открывай! Я оденусь, и тогда ты дверь откроешь чтоб не испуга…
И тут Ник дверь все-таки распахивает. Я и забыл, что она у него не как у всех, а на лестницу распахивается. И шлеп — на спину. И на все четыре встал.
— Ой, господи, — говорит Ник. — Кто здесь? Лекса?
— Лекса, — говорю, — Лекса. Одежду мне одолжи, хоть человеческий вид себя приведу.
— Забегай быстрей в квартиру, — говорит Ник, — а та разберемся. Обо мне и так соседи невесть что думают, а ту еще говорящие псы в гости по ночам ходят. Позвонят в милицию, скажут, что я галлюциногены употребляю…
Я быстро забегаю в квартиру, и Ник мне указывает Я ванную. Забегаю в ванную. Он мне халат с крючка снимает, протягивает и дверь закрывает. И я начинаю превращаться. Ох нелегкое это дело оказалось! Я столько часов в собачьей шкуре пробыл, уже привык организм. Больше всего с шерстью пришлось повозиться, чтобы загнать ее обратно под кожу. Ну и осанка тоже сутулая оставалась поначалу. Но потом организм вспомнил, все стало нормально. Я еще перед зеркалом постоял, себя повыравнивал, ну там челюсть, зубы и все такое. Принял душ заодно — ох как классно оказалось прохладный душ принять после всех этих пробежек и волнений! Надел халат и вышел из ванной. Ник сидит на кухне, нервно кофе варит. Поглядел на меня внимательно, видимо, остался доволен.
— Садись, — говорит, — дружище оборотень. Мне Ариша еще тогда сказала, что ты оборотень, да я не поверил. Садись, рассказывай, раз пришел.
А у меня уже голова начинает кружиться. И я знаю, чем это кончается.
— Ник, — говорю, — дай мне пожрать чего-нибудь. Я голодный как собака, вот-вот в обморок грохнусь. Бутербродов каких-нибудь, сахара побольше, а лучше посерьезнее что-нибудь.
Ник кивает, открывает холодильник и начинает доставать еду. А я тут же начинаю ее хомячить за обе щеки. И попутно начинаю рассказ. Про канатную дорогу ему рассказываю, про когти, про следователя, про то, как по врачам ходил, про передачу вкратце, про бандитов, спецназ и как в город добирался. Ник слушал, не перебивал. То посидит на табуретке, то по кухне пройдется, то очередную тарелку борща из микроволновки вытащит и передо мной поставит. Полхолодильника я у него тогда сожрал, кажется… И рассказывал, рассказывал. А он только поглядывал мне в глаза изредка. Поднимет взгляд, а глаза у него белые такие, странные, зыркнет словно в самую душу и опять куда-нибудь вдаль уставится. Я рассказ закончил, а он все сидит, вдаль смотрит. Минута проходит, другая. Я нервно батон хлеба ломаю и ем куски.
— Ну! — говорю. — Не молчи! Хватит молчать. Скажи уже что-нибудь?
— А чего тут сказать? — говорит Ник. — Все ясно. Мне Ариша уже давно говорила. Может, ты этого сам еще не понял. И сам еще не переродился до конца. По крайней мере я надеюсь, что не переродился до конца.
— В оборотня? — говорю.
— Да нет, — говорит Ник задумчиво, и тон у него нехороший такой. — Не в оборотня. В беду ты попал, Лекса. Не знаю, почему это случилось именно с тобой. И как это случилось — тоже не знаю. Это уж тебе виднее, чем ты небеса прогневал.
— Ты давай это, не пугай меня. Что ты хочешь сказать?
— Видишь ли, какое дело, Лекса… В твоем теле в наш мир пытается войти Сатана.
— Опа, — говорю. — С чего это такие выводы?
— Это не выводы, — пожимает плечами Ник, — это правда. И всем уже понятно, только ты сам пока не хочешь себе признаться. А ты сам посуди.
— Ну а я при чем? А как же мне? А чего мне-то делать? Что ж мне теперь? Что теперь мне остается? Сто таблеток суицида?
— Тихо, тихо! Только вот без истерик! Ты пока это можешь контролировать. Можешь?
— Ну, могу. Типа…
— Вот и контролируй. А мы подумаем вместе с Аришей, как тебе помочь.
— Может, мне в церковь сходить?
— Главное — не суетись, — говорит Ник. — Обдумать надо. Может, не надо пока в церковь идти, может, как раз Сатана испугается церкви и сила его возрастет. Что ж ты мне сразу про это все не рассказал? Я ж говорил тебе — если что странное и необычное почувствуешь, сразу звони!
