Рабин, он и в Африке Гут - Лютый Алексей (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Вы бы послушали, какие мои менты предложения по этому поводу выдвигали. Могу лишь сказать, что самым мягким из них было создание персонального гербария для всеобщего любимца Лориэля. Причем единственным экспонатом этой засушенной красоты должен был стать именно он! Об остальных версиях говорить вообще не буду. Иначе вы решите, что мои менты – кровожадные злодеи. А на самом деле они мягкие и пушистые. При исключительных обстоятельствах, естественно.
– Ладно, мужики, кончаем эту бузу, – махнул рукой мой Рабинович, когда ему, наконец, надоело переливать из пустого в порожнее. – Будем решать проблемы по мере их поступления. А пока пошли к Моисею. Старик нас уже, наверное, заждался в этом кабаке.
– Только предупреди его, чтобы больше молоко мне не вздумал подсовывать, – смиренно попросил Ваня. – Я, конечно, не ханжа, но нервы у меня слабые. Еще раз вместо нормального вина эту гадость глотну, могу кому-нибудь и в ухо зарядить, – омоновец повернулся к Попову: – Кстати, Андрюша, раз уж нам тут куковать сорок лет придется, может быть, хоть самогоночку начнешь гнать? А то мне, если честно, местный виноградный компот уже надоел.
– Типун тебе на язык! – рявкнул в ответ криминалист. Жомов оторопел. – Какие сорок лет, морда твоя жлобская? Да у меня за это время все рыбки помрут. А там бирюзовая акара, между прочим, беременная. Мне у нее роды еще принимать!..
– Ну, допустим, рыбки твои не сдохнут, – меланхолично заметил мой Сеня. – Насколько я понимаю, вернемся мы назад в тот же самый день, в который отправились на прогулку. Так что за свои кильки в томате можешь не беспокоиться. Вот только боюсь, что твоя мама, увидев скрюченного артритом старика вместо жирного, хотя и вечно голодного блудного сына, грохнется в обморок.
– Типун и тебе на язык! – от нарисованных Рабиновичем перспектив Андрюша вмиг избавился от вечно розового цвета лица и часто захлопал своими длинными девичьими ресницами, словно собирался заплакать.
Предвидя, что последует за таким конфузом, я решил спасать чувствительного Андрюшу. Все-таки он существо безобидное и незлобное, а этим двум меринам – Ване и моему хозяину – только повод для шуточек дай, живого места на объекте своего юмора не оставят. Я, как вы помните, Попова всегда жалел и помогал ему выкручиваться из всяких неприятных ситуаций. Не мог его и теперь в беде оставить, поэтому применил испытанный прием: уставился на дверь и пару раз гавкнул.
– Похоже, к нам гости, – насторожился Рабинович. – Ванечка, иди посмотри.
– Я тебе что, мажордом? – удивился новой должности омоновец, но дверь открывать все же пошел. – Нет там никого! Крыша у твоего пса едет. Сначала бойцов моих облаял, а теперь ему пришельцы мерещатся.
– На меня еще утром наорал, – поддержал его Попов. Ну, спасибо, Андрюша! Скажите, люди, от чего вы все неблагодарные такие?
– Тихо, Мурзик, тихо, – утихомирил меня Сеня.
Такие проявления нормального общения со мной, абсолютно без альфа-лидерства, у моего хозяина случаются только в двух случаях: либо когда он в стельку пьян, либо когда на меня кто-то наезжает. Сейчас был второй случай, и, не будь Жомов с Поповым Сениными друзьями, досталось бы им на орехи по первое число каждого месяца включительно. А так им повезло. Рабинович даже не поорал на них как следует.
– Так, блин, орлы ощипанные, вы на моего пса прекращайте наезжать, – сердито цыкнул он на друзей. – Вам тут не нравится, а вы думаете, он от здешних порядков в восторге? Он, между прочим, поумней некоторых будет, а эмоции воспринимает получше нашего. Нервничает он, ясно? А вы, идиоты, вместо того, чтобы пса успокоить, только сильнее его раздражать начинаете.
– Да перестань ты злиться, – Жомов выглядел пристыженным. – Мы же просто так сказали…
– А в следующий раз не только говорите, но еще и думать иногда старайтесь, – оборвал его оправдания мой Сеня, а затем, вздохнув, поднялся с топчана. – Ладно, хватит болтать. Пошли с Моисеем план действий согласовывать.
Судя по всему, Мемфис был городом, в котором сплетни распространяются минимум со скоростью света. Еще вчера вечером трактир на постоялом дворе был битком забит любопытными, жаждавшими увидеть собственными глазами необычных чужестранцев, а теперь зеваками оказались заполнены и прилегающие к нему улицы. И причиной этого столпотворения, вероятнее всего, послужил вчерашний инцидент во дворце фараона. Увидев нас, зеваки зашептались.
– Видишь, Фарра, вон того носатого еврея с огромным псом? – услышал я тихий голос за спиной и обернулся. Спасибо за лестные слова, конечно, но молите своего бога, чтобы Сеня вас не услышал. – Так вот он посланник самого Сета. Мне шурин говорил, а он вторым помощником третьего чистильщика левого крыла запасной фараоновой конюшни служит, что лично видел, как Сет прислал своих слуг по первому его зову. И эти два огромных монстра сожрали половину Рамсесовых жрецов.
– Да ну? – удивился Фарра. – Брешешь!
– Вот тебе портрет Осириса во все пузо, что не вру! – побожился рассказчик. – А вон тот здоровый бык – уполномоченный резидент самого Ра. Видишь, у него на груди ОМОН написано.
– Сдурел ты, Лот, – Фарра покрутил пальцем у виска. – Амон через «А» пишется.
– Это у вас как слышут, так и пишут! – возмутился Лот. – А у нас в Сиуте и пишут, и говорят О-мон. Ясно тебе, деревенщина?
Мне, конечно, было интересно послушать, что эти идиоты еще про нас напридумывали, но Сеня, не отличавшийся таким тонким слухом, как у меня, не обратил на шепот болтунов никакого внимания и поспешил вперед, потащив меня за поводок. Зеваки расступились, освобождая дорогу, а затем сплоченной толпой, словно коммунисты на марше протеста, двинулись следом. Я, конечно, насмотрелся в своей жизни уже немало, но с такой наглостью сталкиваться еще не приходилось. Может быть, они еще и в конуру… то есть в спальню к моим ментам толпой полезут? Натянув поводок, который Сеня для солидности прикрепил к моему ошейнику, я остановился и, обернувшись к толпе, грозно зарычал.
– В натуре, Сеня, – поддержал меня Ванюша, отстегивая от пояса дубинку. – Мы что, так под конвоем этих баранов и будем по городу ходить? Может, тебе такой эскорт и нравится, но я его все равно сейчас разгоню.
– Подожди, – остановил его мой Рабинович. – Может быть, дадим Андрюше возможность с ними поговорить?
Все, держите меня семеро! Сейчас эксклюзивное представление начнется…
Шоу удалось действительно на славу. Андрюша, получивший возможность не просто таскаться за Рабиновичем в качестве плешивого хвоста, но и принести нашей команде что-нибудь полезное, резко остановился и, развернувшись к толпе, воздел руки к небу. Получился этакий Филипп Киркоров, но от славянских родителей. Теперь оставалось только пропеть что-нибудь из репертуара этого поп-дива, и сходство пропало бы совсем. Что Андрюша и сделал, завопив во весь свой могучий голос: «Я за тебя молюсь. Посмотри в глаза мне…»
Уж не знаю, поверили ли аборигены, что он молится, но глаз от Попова оторвать не смогли. Конечно, только те, кто стоять на ногах остался. Остальные в контуженном состоянии ползали на брюхе по земле, отыскивая в щелях между камнями мостовой остатки сознания, выбитые поповской звуковой волной. А Андрюша вдруг вспомнил, что забыл слова киркоровской песни, и сменил репертуар на Зыкину. Причем, сам не заметив того, забрался в такие высокие ноты, что у дома, случайно построенного напротив Попова, ультразвуком второй этаж купировало.
Тем, кто после такого представления еще не упал, было уже не помочь. От шока они попросту впали в кому и полностью ушли в глубь себя. Конечно, с площади их на следующий день убрали родные, растащив по домам. Но, промучившись с жертвами поповского вокала пару недель или месяцев, родственники сдали их на хранение в гробницу фараона. Там они до сих пор и лежат. Не верите? Да я клянусь шерстью моего злейшего врага, соседского котяры, сам на фотографии содержимого какой-то гробницы морду знакомую углядел. Того самого Лота, который Фарре сказки о моих ментах рассказывал! Замечу, кстати, что он неплохо сохранился после стольких лет неподвижного лежания в засаде.
