Господин канонир (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Габерон, вздохнув, снял свой лиловый сюртук и повесил на трубу подальше от топки. Следом последовала и жилетка прекрасной саржевой ткани. Секунду он поколебался, не снять ли и сорочку? Тем более, что скоро на мидль-деке станет так жарко, что та превратится в мокрую тряпку. Но решил повременить. Успеется.
— Работаем каждый на две топки, — сказал он, поигрывая лопатой, — Что, никогда не приходилось работать кочегаром? Помни, главное не руки, главное — спина. Спину не гни, не прогибайся, и на лопату много не вали. А еще обязательно держать ритм. Как в ритм войдешь, так полегче станет. И над топкой не наклоняйся.
— Лицо обгорит?
— Хуже. Это же дым от магического зелья, от него что хочешь может случиться. Может, борода десятифутовая вырастет за час или рыжим станешь, или веснушками обсыплет или еще чего в том же духе.
Тренч не успел ответить.
— Капитанский мостик на связи, — возвестил голос гомункула. И раньше не обладавшей большой звучностью, теперь он казался еле слышимым за лязгом цилиндров и гулом паропровода, — Говорит капитан…
Габерон услышал голос Алой Шельмы, трещащий помехами, словно капитанесса находилась в добрых пятидесяти милях от них.
— Тренч! Габбс! Слышите меня?
— Приходится, — буркнул Габерон, распахивая бункер с ведьминским зельем.
В нос ударило сильнейшими парами керосина, дегтярного мыла, жженого рога и календулы. Почти забытый запах флотского ведьминского зелья, поставлявшегося на все военные корабли Формандии, дешевого, но дающего изрядное количество жара. То зелье, что готовила Корди, пахло не в пример лучше — тмином, ржаным хлебом и винной вишней.
— Гомункул говорит о небольших проблемах на машинной палубе. Что-то с топкой номер шестнадцать. Ты не мог бы взглянуть на нее?
— А что с ней? — проворчал Габерон, втыкая лопату в груду ведьминского зелья, похожего на россыпи рыхлого темно-серого порошка.
— Какая-то внутрення вибрация, — Алая Шельма издала короткий смешок, — Наверно, кто-то из предыдущих кочегаров забыл там лопату.
— Двенадцатая, четырнадцатая… Вижу. Но сразу говорю, если там покойник, я его вытаскивать не собираюсь. Придется тебе снять свой алый китель и засучить рукава!
Шестнадцатая топка ничем не отличалась от прочих, все они походили друг на друга как икринки из одной кладки. Но подойдя к ней на несколько шагов, Габерон сразу понял, что имел в виду гомункул под «внутренней вибрацией». Люк топки едва заметно подрагивал, причем не в ритм работающей машины.
Габерон уставился на него, ничего не понимая. На его глазах люк несколько раз дрогнул, из недр топки раздались глухие, тяжелые и медленные удары. Как если бы…
— Тренч! — Габерон отшвырнул лопату в сторону, — К шестнадцатой! Живо!
— В чем дело?
Габерон ответил лишь тогда, когда схватился рукой за металлическую рукоять люка.
— Там… Там может быть выживший! Странно, что гомункул его пропустил, но… Помогай!
Тренч бросился к нему на помощь, но в этом уже не было нужды — негодующе проскрежетав, люк топки отвалился в сторону. Габерон мгновенно бросился к провалу, пытаясь сообразить, безопасно ли спрыгнуть вниз самому или лучше спустить импровизированный канат, но, едва заглянув в круглый провал, замер. Внутри, в наклонном полутемном колодце топки, что-то шевельнулось. Что-то слишком крупное, чтобы быть случайно залетевшей внутрь рыбой.
— Эй! — закричал Габерон, забыв обо всем на свете, — Выходи! Как ты? Не бойся, мы не навредим тебе! Я тоже формандец! Раны есть?
В недрах топки вспыхнул свет, пронзительно голубой и удивительно яркий, заставивший Габерона выругаться и прикрыть ладонью лицо.
— Да выключи ты лампу! Сюда иди! У тебя что-то сломано? Мы сейчас… Тренч, тащи веревку и…
Человек двинулся ему на встречу, издав странный металлический лязг. От него до люка топки было каких-нибудь пять-шесть футов, но из-за темноты внутри и этой проклятой лампы Габерон почти не видел его очертаний. Лишь длинные руки, протянувшиеся к люку. Необычно длинные для человека руки. И никакой лампы в них не было.
— Вы… ты… вы в порядке, — Габерон обнаружил, что слова путаются на языке, как узлы в руках неопытного юнги, — Я имею в виду, вы… как вообще…
Существо вдруг шевельнулось, резко, растопырив руки так, что они врезались в стенки котла, выбив из него снопы желтых искр. Оно сделало шаг по направлению к Габерону. Неуверенный, медленный. Но уже следующий был стремительным и быстрым, таким, что Габерон рефлекторно отшатнулся от топки. Существо двигалось не так, как двигается человек, даже раненный или испуганный. В походке этого существа была какая-то порывистая грация, словно каждое его движение состояло из десятков или даже сотен отдельных рывков, сглаженных единым направлением.
В следующий миг Габерон увидел его целиком и, одновременно, словно бы по частям.
Так мог выглядеть полу-человек полу-лангуст, облаченный в тяжелый рыцарский доспех. Верхняя часть его тела была почти человекоподобной, если не считать непропорционально вытянутой головы, напоминающей сплюснутую с боков морду угря. У него не было ни рта, ни носа, ни даже лица, зато имелся один глаз, горящий ослепительным голубовато-синим светом, тот самый, который Габерон сперва принял за лампу.
Существо выбиралось из топки на свет, лязгая своими сочленениями. И чем лучше Габерон его видел, тем сильнее ощущал, как мочевой пузырь превращается в балластную цистерну с целой тонной застоявшейся воды. Оно не было человеком. Едва ли оно даже состояло с ним в родстве. Там, где под человеческим торсом должны были располагаться бедра, у обитателя топки располагался еще один торс, напоминающий тело членистоногого, горизонтальное и с огромным множеством тонких спицевидных лап. Эти лапы лязгали и скрежетали, упираясь в горловину топки, таща на себе огромное, сверкающее металлическими сегментами и пластинами, тело.
«Абсурд! — мысль эта, единственная уцелевшая во всем сознании, насмешливо захлопала плавниками, да так, что он вдруг перестал слышать даже утробный гул работающей машины, от которого дрожала вся палуба, — Позвольте поинтересоваться, что это еще за…»
Еще меньше ему понравились верхние конечности существа, вполне человеческие и тоже заключенные в сложный сегментированный доспех. Вместо пальцев они заканчивались длинными изогнутыми на манер капинского ятагана когтями, каждый длиной добрых десять дюймов. О том, что служат они не для ремонтных работ, Габерон догадался сразу же, еще до того, как рефлексы заставили его начать пятиться от топки.
— Эй, что вам… Может, я могу… Простите, а…
Это было что-то невообразимое. Словно Мареву вздумалось взять верхнюю часть человека, соединить ее с торсом лангуста и покрыть слоем тяжелой стали. Но это существо не было творением Марева, Габерон сразу это понял. Бронированная шкура чудовища оказалась покрыта заклепками и уродливыми, похожими на рубцы, сварными швами. Оно молча надвигалось на Габерона, скрежеща когтями по металлу и работая всеми своими лапами-спицами. Да и едва ли оно было способно что-то произнести, подумал он отстраненно. Не потому, что было лишено рта. В его движениях была заключена механическая целеустремленность, которая не оставляла возможности для разговора, как не оставляет ее движущаяся на станке фреза. Она просто действует, движимая заложенной в ней силой.
И только когда металлическая лапа, заскрипев, поднялась, оттопырив сияющие отраженным синим светом лезвия, Габерон с опозданием понял, что именно ею двигало.
* * *
У каждого канонира есть особенное чутье. В тот краткий миг, когда душа Габерона вдруг зависла на самом краю океана пустоты, опаленная смертоносным голубым светом, это чутье мгновенно все поняло и высчитало, бесстрастно, как артиллерийский корректировщик. И скупо доложило — не успеть. Оно оценило скорость изогнутых лезвий, поднявшихся над головой Габерона, беспомощность его собственных мышц, как и множество прочих факторов. В то время, как тело и разум были скованы параличом, оно просто выполняло свою работу, привычно сопоставляя физические величины.
