На суше и на море - Подгурский Игорь Анатольевич (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
5 июня. На утреннем осмотре у комсомольцев и сержанта Мохова обнаружил на груди самодельные крестики. Один отобрал и повесил себе на шею.
6 июня. Сам ходил в ночную засаду. Видел мотоциклиста без головы. Стреляли по нему из ручного пулемета в упор – безрезультатно. Интересно, когда у него закончится бензин?
8 июня. Сержант Мохов опять натянул проволоку поперек дороги. Сказал, для проверки. Действует безотказно. По дорогам и проселкам носятся уже несколько мотоциклистов без головы. Немцы боятся покидать населенные пункты даже днем. Воевать не с кем. Затишье.
14 июня. Спросил у рядового Мохова – откуда проволока. Говорит, нашел на старом кладбище. Отобрал моток и забросил в болото.
18 июня. Болото бурлит и кипит. Ночью трясина светилась. Отряд передислоцировался на новое место, в Старый лог, подальше от болота.
23 июня. Впервые после появления мотоциклиста без головы немцы появились в лесу. Разведдозор видел на озере Круглом недалеко от болот трех немцев. Фашисты в черной форме ловили рыбу. Впервые на моей памяти они так глубоко забрались в лес. Следопыты докладывают: вокруг лагеря появились следы гигантских волков. Макаров утверждал, что видел барсука размером с теленка. Наверное, это последствие нового метода скоростного разминирования на велосипеде. Усилил группу разведчиков четырьмя автоматчиками и послал на озеро, где видели фашистов. Язык нам не помешает.
25 июня. Разведчики не вернулись. Послал на их поиски следопытов из местных.
30 июня. До сих пор никто не вернулся. Всю ночь вокруг лагеря выли волки. Утренняя смена не нашла часового. От него осталась винтовка, висящая высоко на дереве. Все вокруг было испещрено волчьими следами. Ничего подозрительного, кроме воя, ночью не было слышно.
12 июля. Сержант Мохов пошел за водой и не вернулся. Поиски ничего не дали. Нашли только пустые ведра и множество волчьих следов вокруг. С серыми пора кончать. Завтра устраиваем охоту. Все, кроме раненых и часовых, участвуют в облаве. Часовой Макаров стрелял и кричал. Говорит, что утром в тумане видел три человеческих фигуры, идущих со стороны болота. Верится с трудом. В караул его больше не ставить.
13 июля. Сегодня устраиваем облаву на волков. Всю ночь накануне жгли большие костры. Рядовой Чукчанов понял ситуацию неверно: вырезал копье, вымазался сажей и полчаса скакал вокруг огня голым. Я хотел пресечь суеверия, но другие дали ему доплясать. Рядовой Чукчанов сказал, что пятница 13-е – не самый удачный день для такого мероприятия.
14 июля. Облава ничего не дала. Почти все погибли. В отряде осталось семь человек. На охоту все вышли на всякий случай вооруженные до зубов. Не успели мы отойти от лагеря, как партизаны начали гибнуть. Люди, с которыми я воевал плечом к плечу, которых любил и уважал. Более того, поначалу их убивали не волки, – так или иначе, ни один из них не был убит когтями или зубами.
На них падали огромные камни, некоторые попадали в ямы – ловушки с острыми кольями. Головная группа попала в засаду и была вырезана. Правда, от флангов цепи к центру партизаны были загрызены, им разорвали горло. Я начинаю понимать, что мы охотимся не только на глупых животных… Их кто-то дрессирует.
15 июля. Сегодня вырыли и замаскировали в лагере несколько волчьих ям. Думаю, сегодня ночью придут за оставшимися в живых. Я согласился с Чукчановым, и сегодня мы будем плясать у костра все вместе… У меня нехорошие предчувствия – он шептался с Макаровым насчет какой-то ритуальной жертвы… Но живым я не дамся. Никому.
Далее следовало нечто невнятное и написанное красным. Что-то вроде: «Они пришли… Один патрон… Чукчанов был прав…»
На этом записки мертвого капитана закончились. Владимиров закрыл дневник и бережно убрал его в сумку. В том, что командир отряда мертв, как и все остальные, никто не сомневался.
Появился лесник и сказал: «Нашел. Они все здесь».
Пошли за Митричем. Он остановился у края глубокой ямы, искусно замаскированной палаточным брезентом и листьями. На дне лежало восемь тел вперемешку с оружием и амуницией. Сверху лежало тело мужчины в выцветшей гимнастерке с капитанскими шпалами на петлицах. В правой руке был зажат вороненый ТТ. Затвор пистолета был отведен в заднее положение. Командир партизанского отряда вел огонь до последнего патрона, так и не выпустив оружия из рук. Ему перегрызли горло, точнее, попросту вырвали его. Отчетливо были видны белые шейные позвонки.
– Кто-то хотел скрыть, что здесь был партизанский лагерь. Он был уверен, что их будут искать, – размышлял вслух Кузнецов. – Тела проложены еловым лапником и пересыпаны землей, чтобы запах разложения не так был слышен.
– Господин обер-лейтенант из Абвера? Или от другого ведомства? – громко поинтересовались сзади.
Следопыты обернулись на голос. Рядом с густым кустом орешника стоял, опираясь на длинное деревянное копье, эсэсовец в черном мундире и такого же цвета фуражке. На поясном ремне висел кинжал, на рукоятке была выгравирована эмблема – орел, держащий в когтях круг со свастикой.
На обшлаге правого рукава красовалась нашивка, свидетельствующая о принадлежности владельца к подразделению дивизии «Мертвая голова». У незнакомца были чрезвычайно густые брови, сросшиеся на переносице, и запавшие глаза. Кузнецов отметил, что указательный и средний пальцы на руке, державшей копье, одинаковый длины. Хромовые сапоги со вставками, чтобы не мялись голенища, были измазаны глиной.
– Тут везде грязь! Никак не привыкну, – произнес немец, проследив за взглядом Николая, и непринужденно представился: – Штандартенфюрер Нагель.
– Обер-лейтенант Пауль Зиберт, – козырнул Николай. – Вермахт.
– Подполковник Владимирофф, – отрекомендовался командир. – Парашютно-десантные войска Люфтваффе.
Задов и Хохел промолчали.
– Это вервольф, о котором я рассказывал, – глухо выдавил лесник.
– Людям служишь, полукровка. Я тут для тебя кол дубовый вытесал. Хотя по уму сгодился бы осиновый, – ощерился Нагель, показав острые зубы, смахивающие на клыки, и между делом пояснил: – На оборотня-кабана надо идти с оружием, сделанным из дуба. Если договоримся, то приглашаю на отбивные с кровью. На партизан вы не похожи. Дымом от вас не пахнет. – Он повел носом, широко раздувая ноздри.
