Дурная кровь (СИ) - Тараторина Даха (книги бесплатно txt) 📗
Наёмник не стал раздражённо стряхивать длань с плеча. Сделал вид, что не заметил, отвлёкся на ворону, терпеливо выковыривающую обледеневшую хлебную корочку из кормушки.
— Тухлятиной там воняет, — пояснил охотник, не оборачиваясь.
Санторий понимающе хмыкнул и поддержал игру:
— Да, и правда завоняло чем-то сладковатым. Борька всегда любил умываться этой ужасной приторной водой…
— Наверное, чтобы что-то более вонючее перебить.
— Или просто нам подгадить, — Санни встал рядом, тоже делая вид, что его вниманием целиком завладела птица. — Как думаешь, долго она будет долбить клювом лёд?
Верд хотел шугануть каркушу, уж очень она напомнила ему оглоеда. Только зубов не хватает, да размах крыльев поболе нужен. Но почему-то эта схожесть его и сдержала. Хорошо они всё-таки с колдуньей разобрались с целой стаей! И девка, смелая, дурная, не визжала и не пряталась, а до последнего стояла на своём.
— Мне-то какое дело? Пока не продолбит.
— А мне вот кажется, любая ворона когда-нибудь устанет, — Санни оперся на сложенную из крепких брёвен стену и поёжился от холода. — Эдак и клюв сточить недолго. Ковырнёт раз, другой, третий… Да и полетит куда-нибудь, где зерна насыпано. Такой вороне, знаешь ли, кто угодно зерна с удовольствием сыпанёт…
— Ну и пшла прочь! — топнул наёмник, отпугивая летунью. Она презрительно каркнула, развернулась хвостом и упорхнула. Улетела, однако ж, недалеко: спряталась за вертуном на соседней крыше в ожидании, пока ненужные свидетели окоченеют и уйдут.
Верд плюнул, резко развернулся и хмыкнул:
— Вот как ляпнешь иной раз… Мне аж ненадолго показалось, что ты и не про ворону говоришь вовсе, — одобрительно похлопал приятеля по плечу, заставив его колени подогнуться, и снова нырнул в наполненную затхлым воздухом таверну.
— Да что ты говоришь?! — делано изумился ему вслед Санни и понимающе подмигнул терпеливой вороне.
И всё бы хорошо, да только занятый ими столик пустовал. На стуле сиротливо висел плащ Верда. И Таллы в нём не было.
Глава 10. Чужая беда
По давно сросшемуся хребту точно снова шарахнули чем-то тяжёлым. Ругательства так и застыли в глотке: кому их высказывать? Какой теперь смысл? Была колдунья — и нет. Нету дурной, своенравной, вечно весёлой девчонки! Забрали.
Не отводя взгляда от пустого стола, точно Талла могла вылезти из-под него с торжествующим воплем, Верд нащупал ворот рясы служителя, подтянул к себе и, всё так же глядя на пустое место, чтобы не сорваться и не дать приятелю в морду, выдохнул:
— Где?
Санни не отвечал. Лишь ухватился двумя руками за запястье наёмника, надеясь хоть чуть ослабить хватку.
Он отмахнулся от толстячка, едва не сбив с ног, широким шагом, расталкивая нерасторопных пьянчуг, пересёк зал, подхватил плащ, ещё хранящий запах колдуньи. Лёгкий, тонкий. Словно одёжу на морозе высушили и занесли в тепло.
— Куда пошли? — поймал за локоть разносчицу и кивнул на опустевший столик.
Видно, рожа его страшна была в этот миг. Девка указала дрожащим перстом на кухню и не заикнулась об оплате.
Перекошенная харя хозяина «Кольчуги», небрежно отпихнутого в сторону, юркнувшие в углы, как трусливые мыши, поварята. Маленькая дверца. Выход с другой стороны харчевни, через который обыкновенно затаскивали в кухню свежие (или не очень) продукты. По пыхтению позади Верд понимал, что Санторий не отстаёт, хоть и не решается молвить хоть что-то, чтобы снова не огрести. Не до него.
Трёхугольные метки охотника жгло углём. Пекло, подгоняло, торопило. Уличный холод лишь раззадорил их, заставил светиться сильнее, указывая путь: дурная где-то рядом, недалеко ушла. Поймаешь, нагонишь, успеешь… Если поспешишь!
Если Борей не сообразит, что за отделённую от тела голову колдуньи король платит столько же, сколько за целую.
Узкие улочки сменяли одна другую, редкие прохожие, втягивая головы в плечи, спешили обойти наёмника по большой дуге, а если не удавалось, без раздумий ныряли в сугробы.
Направо, налево, снова налево и прямо меж низких деревянных домиков, в каких они с Санторием жили, только поступив на службу. Треугольники на внешних сторонах ладоней светились до того ярко, что проглядывали сквозь плотные повязки, горели до запаха жжёной плоти. Верд мог бы идти вслепую, мог бы найти дорогу под землёй или в воздухе: однажды учуявшие дурную кровь метки уже не позволят колдунье сбежать. Ни разу не позволяли до тех самых пор, пока та, что их оставила, самолично не разорвёт связь охотника и дурной. Пока она снова не отправит верного пса за добычей. Конечно же, Борей не знал этого. Много слухов ходит про охотничьи отметины, иные Верд самолично придумывал и с большим удовольствием следил, как они разлетаются по свету. Но одного люди не знали — правды. Светящиеся треугольники приведут к колдунье, где бы она ни находилась. По крайней мере, пока жива.
А и хорошо ли, что жива? Что, если сотник и думать не думал о королевской награде? Жалование воина всяко побольше, чем плата за дурную девку, а ссориться с Вердом ни один из побратимов за эдакую мелочь не пожелал бы.
Что если Талла пошла с красавцем-блондином добровольно? Что если наёмник ворвётся в холостяцкую берлогу и помешает тому, о чём намёками и вздохами голубки сговаривались с начала вечера? Может и не лезть лучше?
Верд прибавил ходу.
Сначала он соберёт в кулак льняные локоны, которыми Борька привлекал девок сколько они были знакомы, и раскрутив, как пращу, вомнёт его в стену. Нет, не в стену. Лучше об колено, чтобы услышать влажный хруст ломающегося носа. А потом вырвет руки. Нет, не руки. Лучше кой-чего другое он ему вырвет, чтобы избавить от соблазна заглядываться на чужих… да вообще на всех баб!
— Верд! Верд, подожди! — запыхавшийся, путающийся в рясе служитель едва поспевал. Он уже подхватил подол одеяния и так спешно перебирал ногами, что шерстяные штаны с начёсом разве что искры не высекали. — Там же дальше… Верд, там дружинные дома!
А то он и сам не понял! Разросшийся город-крепость так и остался поделённым на две части: в одной половине обосновались торговцы да тётки вроде Ласки, в другой — военные. В низеньких деревянных домиках ютился молодняк, в домах побольше старики. Сотник успел обложить своё жильё камнем и щегольски украсить росписью, словно конкурировал с домом Желаний. Не дело Санни сюда соваться. Узнают — вздёрнут. Да Верд и сам бы его сейчас придушил, кабы чуть меньше нуждался в лишнем мгновении.
А и плевать, что дружинные дома! Плевать, сколько защитников-помощников найдётся у Борьки, плевать, что, возможно, придётся сойтись в схватке с побратимами. Раскидает! Всех раскидает! Дайте только добраться до этого паскудника, не способного удержать в штанах…
— Н-на! — часового, так не успевшего поинтересоваться, кто идёт, Верд сбил ударом головы в челюсть. Парнишка рухнул плашмя, раскинув руки, точно рисовал в снегу птицу.
Ногой распахнул едва прикрытые воротца, сбив с перекладины столб снега. Санни охнул: понятно, кому за шиворот сбил.
Вот туточки они строились поутру. От покосившегося столба, в маковку которого стреляли из луков для развлечения, через площадку, утоптанную настолько, что и настил не нужен, и до просторного здания в один этаж, целиком отданного под кухню. Возле него вечно шныряли кашевары, а то и молодняк, в наказание вынужденный помогать с готовкой. Поди прокорми добрую сотню бравых бойцов за раз!
Хватало народу и сегодня. Кто с вёдрами, иные с мешками, совсем мальчишки кидались снежками, увлёкшиеся, не желающие отходить ко сну. Верд на лету поймал ком снега, выбравший неправильную цель, и отправил обратно. Раздался шлепок, удар и громкий рёв. Не умеешь воевать — не берись, сопля! Но и игруны Верда не задержали. Он уже приметил дом сотника, выходящий окнами на плац. Небось для того только, чтобы раздавать команды построившимся бойцам, не вылезая из нагретой постели.
У входа полагалось бы поставить караульного, а то и двух. Но Борей не то смел, не то глуп, не то сильно в себе уверен. Поэтому дорогу Верду заступили тогда лишь, когда он, обнажив меч, приготовился снести дверь. Тут же подоспели и ещё солдаты, углядев отражение звёзд в блестящей стали.
