О скитаньях вечных и о Земле (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗
— Бартон! — позвал телефон.— Бартон! Бартон! Бартон!..
— Замолчи!— крикнул старик.
И пнул трубку ногой. Потея и задыхаясь, нагнулся, чтобы положить ее обратно на рычаг.
Но едва он водворил ее на место, проклятый аппарат зазвонил снова.
На сей раз старик стиснул телефон руками, сжал так, словно хотел задушить, заглушить звук, но в конце концов костяшки пальцев побелели и он, разжав пальцы, поднял трубку.
— Бартон! — донесся голос издалека, за миллиард Миль.
Старик подождал — сердце отмерило еще три удара,— затем сказал:
— Бартон слушает...
— Hyjну,—отозвался голос, приблизившийся теперь до миллиона миль.—Знаешь, кто! с тобой говорит?
— Черт побери!— заявил старик.— Первый звонок за пол моей жизни, а вы шутки шутить...
—^Виноват. Это я, конечно, зря. Само собой, не мог же ты узнать собственный голос. Собственный голос никто не узнает. Мы-то сами слышим его искаженным, сквозь кости черепа... Слушай, Бартон, с тобой говорит Бартон.
— Что?!
— А ты думал кто? Командир ракеты? Думал, кто-то прилетел на Марс, чтобы спасти тебя?
— Да нет...
— Какое сегодня число?
— 20 июля 2097 года.
— Бог ты мой! Шестьдесят лет прошло! И что, ты все это время так и просидел, ожидая прибытия ракеты с Земли? —
Старик молча кивнул.— Послушай, старик, теперь ты знаешь, кто говорит?
— Знаю.— Он вздрогнул.— Вспомнил. Мы с тобой одно лицо. Я Эмиль Бартон, и ты Эмиль Бартон.
— Но между нами существенная разница. Тебе восемьдесят, а мне двадцать. У меня еще вся жизнь впереди!
Старик рассмеялся — и тут же заплакал навзрыд. Он сидел с трубкой в руке, чувствуя себя глупым, заблудившимся ребенком. Разговор этот был немыслим, его не следовало продолжать, и все-таки разговор продолжался. Совладав с собой, старик прижал трубку к уху и сказал:
— Эй, ты там! Послушай... О Господи, если б я только мог предупредить тебя! Но каким образом? Ты же всего-навсего голос. Если б я мог показать тебе, как одиноки предстоящие годы... Оборви все разом, убей себя! Не жди! Если б ты мог понять, как это страшно,— превратиться из того, что ты есть, в то, чем я стал сегодня, сейчас, сию. минуту, на этом конце провода...
— Чего нельзя, того нельзя,—расхохотался молодой Бартон далеко-далеко. —Я же не могу знать, ответил ли ты на мой звонок. Все это автоматика. Ты разговариваешь с записью, и не больше. Я живу в 2037 году, для тебя — шестьдесят лет назад. На Земле сегодня началась война. Всех колонистов отозвали с Марса домой на ракетах. А меня забыли...
— Помню,— прошептал старик.
— Один на Марсе,— хохотал молодой голос.— Месяц, год, не все ли равно? Продукты есть, книги есть. Между делом я подобрал фонотеку на десять тысяч слов с типовыми ответами — все надиктовано моим же голосом и подключено к телефонным реле. Буду сам себе звонить, заведу себе собеседника...
— Да-да...
— А шестьдесят лет спустя мои записи позвонят мне сами. Я, правда, не верю; что пробуду на Марсе столько лет, Просто мысль такая в голову пришла, замечательно ехидная мысль, средство убить время. Это действительно ты, Бартон? Ты — это я?
Из глаз старика текли слезы.
— Да-да...
— Я создал тысячу Бартонов, тысячу записей, готовых ответить на любые вопросы, в тысяче марсианских городов. Целая армия Бартонов по всей планете, покуда сам я жду возвращения ракет...
— Дурак! — Старик устало покачал головой.— Ты прождал шестьдесят лет. Состарился, ожидая, и все время один. И теперь ты стал я, и ты -по-прежнему один, один во всех пустых городах...
— Не рассчитывай на мое сочувствие. Ты для меня чужеземец, житель иной страны. Зачем мне грустить? Когда я диктую эти записи, я живой. И ты, когда слушаешь их, живой. Но понять друг друга мы не можем. Ни один из нас не может ни о чем предупредить другого, хоть мы и перекликаемся через годы —один автоматически, другой по-человечески страстно. Я живу сейчас. Ты живешь позже меня. Плакать не стану — будущее мне неведомо, а раз так, я остаюсь оптимистом. Записи спрятаны от тебя и лишь реагируют на определенные раздражители с твоей стороны. Можешь ты потребовать от мертвеца, чтобы тот зарыдал?..
— Прекрати! — воскликнул старик. Он ощутил знакомый приступ боли, им овладели тошнота и чернота.— Боже, как ты был бессердечен! Прочь! Прочь!..
— Почему был, старина? Я есть. Пока пленка скользит по тонвалу, пока крутятся бобины и скрытые от тебя электронные глаза читают, выбирают и трансформируют слова тебе в ответ, я остаюсь молод — и жесток. Я останусь молод и жесток и тогда, когда ты давным-давно умрешь. До свидания.
— Постой! — вскричал старик.
Щелк.
Бартон долго сидел, сжимая в руке онемевшую трубку. Сердце причиняло ему нестерпимую боль.
Каким это было безумием! Он был молод —и как глупо, как вдохновенно шли те первые годы одиночества, когда он монтировал все эти пленки, цепи, управляющие схемы, программировал вызовы на реле времени...
Звонок.
— С добрым утром, Бартон! Говорит Бартон. Семь часов. А ну вставай, лежебока!..
Опять звонок.
— Бартон? Говорит Бартон. В полдень тебе предстоит поехать в МарСтаун. Установить там телефонный мозг. Хотел тебе об этом напомнить.
— Спасибо.
Звонок!
— Бартон? Это я, Бартон. Пообедаем вместе? В гостинице «Ракета», хорошо?
— Договорились.
— Там и увидимся. Пока!..
Дз-з-з-иин-н-нь!
— Это ты? Хотел тебя подбодрить. Выше нос, и так далее. А вдруг уже завтра за нами прилетит спасательная ракета?
— Вот именно; завтра. Завтра. Завтра. Завтра-
Щелк.
Но годы обратились в дым. И Бартон собственными руками задушил коварные телефоны со всеми их хитрыми репликами. Теперь они должны были вызвать его только после того, как ему исполнится восемьдесят,—конечно, если: он еще будет жив. И вот сегодня телефоны звонят, и прошлое дышит ему в уши, нашептывает, напоминает...
Телефон!
Пусть звонит.
«Я же не обязан отвечать»,— подумал еда.
Звонок!
«Да ведь там и нет никого»,— подумал он.
Звонок! Звонок! Звонок!
«Это будто сам с собой разговариваешь,— подумал он.— Но есть и разница. Господи, и какая разница!..»
Он ощутил, как его рука сама подняла трубку.
— Алло, старик Бартон, говорит молодой Бартон. Мне сегодня двадцать один! За прошедший год я установил голосок-вые устройства еще в двухстах городах. Я заселил Марс Бартонами!..
— Да-да...
Старик припомнил те ночи, шесть десятилетий назад, когда он носился сквозь голубые горы и железные долины в грузовике, набитом всяческой техникой, и насвистывал, счастливый. Еще один аппарат, еще одно реле. Хоть какое-то занятие. Остроумное, необычное, печальное. Скрытые голоса. Скрытые, затаенные. В те юные годы смерть не была смертью, время не было временем, а старость казалась лишь смутным эхом из глубокого грота лет, .лежащих впереди. Молодой идиот, садист, дурак, не помышляющий о том, что снимать урожай придется не кому-нибудь, а ему самому...
— Вчера вечером,— сообщил Бартон двадцати одного года от роду,— я сидел в кино посреди пустого города. Прокрутил старую ленту с Лорелом и Харди. Ох и смеялся же я...
— Да-да...
— У меня родилась идея. Я записал свой голос на одну и ту же пленку тысячу раз подряд. Запустил ее через громкоговорители — звучит как тысяча человек. Оказывается; шум толпы успокаивает. Я так все устроил, что двери в городе хлопают, дети поют, радиолы играют, все по часам. Если не смотреть в окно, только слушать, тогда здорово. А выглянешь — иллюзия пропадает. Наверно, начинаю чувствовать одиночество...
— Вот тебе и первый сигнал,—сказал старик.
— Что?
— Ты впервые признался себе, что одинок...
— Я поставил опыты с запахами. Когда гуляю по улицам, из домов доносятся запахи бекона, яичницы, ветчины, рыбы. Все с помощью потайных устройств.
— Безумие!
— Самозащита...
— Я устал от тебя!..
Старик резко повесил трубку. Это уж чересчур. Прошлое засасывает, захлестывает его...
