Сегодня, мама! - Лукьяненко Сергей Васильевич (читаем книги .txt) 📗

– Как вам сказать… – вытирая куском папируса дротик, уклончиво ответил Улик.

Я подавился фиником, а толстокожий Стас лишь пожал плечами и произнес:

– Не могу сказать, что мне такой товарообмен совсем уж не нравится.

Я подумал и тоже продолжил пожирание фиников. И тут в дверь тихо постучали. Улик сбегал к двери, отпер засов, выглянул и принялся часто кланяться, говоря:

– Входите, молодая госпожа, входите, слуги Осириса лежат у ваших ног.

Мы уставились на дверь. И увидели девчонку лет двенадцати, смуглую и тонколицую, закутанную в разноцветные накидки. В ее волосы был воткнут стебелек зеленого папируса. Мне она сразу понравилась.

– Ха, соплячка какая-то, – грубо сказал Стас. Хорошо хоть по-русски сказал. Я дал ему подзатыльник. За непочтительность.

– Ты чего? – обиделся Стас. Но потом глянул на меня внимательно, прищурился и ехидно бросил: – Все ясно. Влюбился, братик.

Тут девчонка подошла к самой решетке и ласково на очень мелодичном древнеегипетском сказала:

– Мальчики, бедные, вас тут хоть кормят?

– Откуда ты знаешь, что мы мальчики? Мы ростом со взрослых! – с подозрением посмотрел на нее Стас.

– Ну и что? Это взрослые боятся поверить, что вы можете быть детьми, но с них ростом. Ведь тогда ваши родители – великаны. А я-то вижу – у вас лица глупенькие.

Я взглянул на Стаса, ожидая услышать от него поток встречных оскорблений. Но мой вздорный братец смотрел на девчонку и жмурился, как наевшийся сгущенки котенок. Да уж, если кто у нас влюбился – так это он.

– Как ты смеешь так нагло говорить со слугами Осириса? – неуверенно возмутился я.

– Так и смею! – девчонка надула губки. – Я – Хайлине, невеста фараона. Вот! Что хочу, то и ворочу!

– Тогда… Может, ты нас спасешь? – неуверенно спросил Стас. Хайлине покраснела и опустила глаза.

– Ой, ребята… Нет, не смогу. Я же только невеста, а не жена. А когда стану женой – вас уже сожгут.

Мы подавленно молчали.

– Я прикажу, чтобы вам дрова маслом облили, – попробовала утешить нас Хайлине. – Вы тогда быстро сгорите, раз – и готово!

Но нас это не утешило. Тут к Лине (мы со Стасом не сговариваясь так ее стали звать) подошел Улик и грустно сказал:

– Сейчас будет проверка караула, молодая госпожа. Уходите. Посмотрели – и будет.

Лина взглянула на наши печальные лица и спросила стражника:

– А можно завтра еще подойти?

– Завтра? Да мы хотели смениться…

– Полталанта серебра дам, – прошептала Лина.

Улик клацнул зубами и сказал торопливо:

– Можно завтра. Можно послезавтра. Все можно.

Лина помахала нам рукой и вышла.

А мы с братом начали устраиваться на ночь: разгребли солому на две кучи и улеглись на них.

– А дома сейчас ужин, – мечтательно сказал я, глядя на решетку. – Макароны с мясом.

– Уймись, чревоугодник, – замогильным голосом отозвался Стас. А через минуту, когда я уже стал засыпать, добавил:

– Такую девчонку встретили – и вдруг умирать надо. Обидно…

Мне тоже было обидно. Поэтому я стал придумывать, как бы нам все-таки отсюда выбраться. И уже почти придумал, но заснул.

Глава третья,

трагическая

Хайлине пришла утром.

– Мальчики, расскажите что-нибудь, – попросила она, – о землях, откуда вы пришли, о том, как там люди живут… Здесь у нас так скучно, просто ужас. Ничего не происходит.

– Но как-то вы все-таки развлекаетесь, – неуверенно возразил я.

– Да, – задумчиво ответила она, – иногда какого-нибудь пленника-нубийца крокодилам скармливают. Только мне это уже давно надоело.

Я опасливо глянул на нее и поспешно сменил тему:

– А я читал, у вас, в Древнем Египте, театр очень развит.

– Театр? – удивилась Лина. – А что это такое?

– Ну, это когда мужчины и женщины переодеваются и играют разные сценки.

– Сценки? – снова переспросила она.

Вот как ей объяснить?

– Они изображают из себя других людей, – выручил меня Стас.

– Они врут, – поняла Лина. – Да, это, наверное, очень интересно. Только у нас за вранье тоже крокодилам скармливают.

– Да-а, – протянул Стас, – весело вы тут живете.

– Вот я и говорю, – вздохнув, сказала Лина. А потом спросила с надеждой: – Слушайте, а если я вам сбежать помогу, вы мне театр покажете?

Ответить утвердительно у меня язык не повернулся: не люблю я врать людям, которые мне нравятся. Но все-таки поинтересовался:

– А что, ты правда можешь нам помочь?

– Вообще-то нет, – грустно призналась она. – Если бы могла, я бы сама давно сбежала.

– Тебе-то зачем? – удивился Стас. – Ты же невеста фараона. Завтра свадьбу сыграешь, станешь фараоншей. У тебя куча слуг будет, куча рабов, наряды там всякие, сокровища… – Он, распаляясь, говорил так, словно собственные слова причиняли ему боль, а Лина, слушая его, хмурилась и становилась все мрачнее. Заметив это, Стас продолжил с каким-то жестоким злорадством: – И фараон у тебя симпатичный. Молоденький такой. Любить тебя будет. Тебе же интересно, да ведь?

Вот гад! Меня аж перекосило от его наглости. И еще я понял: он ревнует отчаянно, вот и психует. А Лина ударила кулачком по решетке и закричала:

– Замолчи, дурак! Какой же ты дурак! – И сразу же заплакала навзрыд.

Стас оторопело замолк, а Улик, до тех пор не вмешивавшийся в беседу, на этот раз заметил:

– Ну все, хана вам, слуги Осириса.

Я не очень понимал, чего Лина расплакалась. Ну, нахамил ей Стас, тем же и ответила бы. Ее, во всяком случае, на костре сжигать не собираются. Наверное, ей просто фараон не нравится. Я попытался успокоить ее:

– Лина, ну что ты, перестань. Фараон как фараон, нормальный…

– Что бы вы понимали, мальчики, – перебила она, беря себя в руки. – Вы думаете, меня спрашивали, хочу я замуж или не хочу? Неменхотеп приказал всех девчонок ко дворцу пригнать, прошел, ткнул в меня пальцем, «вот эта», говорит. И все. И больше я ни папу, ни маму не видела.

– Их к тебе не пускают? – жалостливо спросил я.

– Казнили их, – тихо ответила она, и две запоздалые слезинки скатились по ее щекам.

– Как это казнили? – опешил я. – За что?

– За то, что папа был простым гончаром, а мама – женой простого гончара. А у фараона не может быть родственников низкого происхождения.

– Ну и логика, – поразился я. А у Стаса лицо стало такое, будто он тоже собрался плакать.

– Лина, прости меня, – сказал он просто, и я даже зауважал его. – Я сам не знаю, что на меня нашло.

– Да ладно. – Она вытерла слезы. – Ты же не знал ничего. К тому же скоро я встречусь с ними, – и она улыбнулась.

– С кем? – не понял я.

– С папой и мамой, – ответила она, продолжая мечтательно улыбаться. – Ведь фараон тяжело болен и знает, что скоро умрет. А вместе с ним в царство мертвых отправятся его самые любимые слуги и, конечно, жена. Он для того и женится, чтобы в землях Анубиса у него была молодая жена.

У меня комок подкатил к горлу, а Лина продолжала:

– И я не боюсь туда уйти, ведь сказано же в первой песне жреца Неферхотепа: «Время, которое проводится на этом свете, – сон». А в землях Анубиса меня ожидает пробуждение в прекрасном мире, и там я снова найду своих родителей.

– Религия – опиум для народа, – по-русски пошутил Стас невесело. И закончил философски: – А может, так и лучше…

В это время глаза Лины окончательно высохли, и она сказала, понизив голос, так, чтобы не услышал Улик:

– Но иногда все-таки страшно. Сказано в песне арфиста: «Оттуда никто не приходит обратно». И вдруг прав герой Ани, который не верил в царство мертвых? Так говорил он богу Атуму: «Нет в той пустыне воды, она глубока-глубока, она темна-темна, она вечна-вечна». Порой я думаю так же.

И тут я вдруг допридумал то, что начал придумывать вчера перед сном.

– А фараон хотел бы вылечиться? – спросил я для начала.

– Конечно, – ответила Лина. – Только никто его вылечить не может. Он уже двенадцать лекарей крокодилам скормил, а двоим повезло: он их отравил ихними же лекарствами.