В основном безвредна - Адамс Дуглас Ноэль (онлайн книга без .txt) 📗
Второй оказался… – вторая оказалась совсем девочкой, некрасивой и угрюмой. Ее одежда вовсе не выигрывала от того, что была измята, испачкана и пропотела. Что хуже, девочка отлично это сознавала.
На пришельцев не отрываясь смотрели все, за исключением птичек-пикка, у которых были совершенно другие заботы.
Женщина стояла и озиралась, словно искала кого-то, но не знала, где он и кто. Она переводила взгляд с одного лица на другое, но, видимо, среди сбежавшихся к звездолету жителей деревни того, кого она искала, не было.
Трашбарг, вконец растерявшись, на всякий случай решил запеть заклинания. Откинув голову, он разразился негромким подвыванием, но немедленно был заглушен оглушительными руладами из хижины Мастера Сандвичей, что находилась на дальней левой окраине деревни. Женщина резко обернулась, и лицо ее осветилось улыбкой. Так и не удостоив Старика Трашбарга взглядом, она зашагала к хижине.
Подлинное искусство изготовления сандвичей дается лишь тому, кто, в свою очередь, готов самоотверженно ему отдаться, познать его в глубину и высоту. Экая нехитрая штука, казалось бы, но сколько простора для творческой мысли! Взять хотя бы выбор подходящего хлеба. Мастер Сандвичей провел не один месяц в ежедневных спорах и экспериментах с Грапом-Пекарем, прежде чем они совместными усилиями добились такого качества батона, которое позволяло нарезать его на почти невесомые, аккуратные ломтики, не раскрошив мякиша и сохранив воздушность и тот ореховый аромат, что так замечательно сочетается с ароматом мяса Абсолютно Нормального Зверя.
Не последнюю роль играет и геометрия отрезанного ломтя хлеба: необходимо выдержать гармоничное соотношение его высоты, ширины и толщины, придающее окончательную форму готовому сандвичу; здесь тоже ценилась легкость – но не в ущерб твердости ломтя, а самым важным был тот неописуемо аппетитный вид, по каковому и распознаются произведения рук настоящего мастера изготовления сандвичей.
Помимо всего прочего, залогом успеха является и качество орудий труда. Бог весть сколько дней Мастер Сандвичей, прервав на время общение с Пекарем, уединялся со Стриндером-Кузнецом, взвешивая на руке и пробуя ножи. Длина лезвия, угол заточки, балансировка – все это рождалось в оживленных спорах; одна за другой выдвигались, апробировались и оттачивались теории, и вечер за вечером жители деревни могли наблюдать силуэты Мастера Сандвичей и Кузнеца на фоне заходящего солнца. Молот Кузнеца совершал плавные движения в воздухе, выковывая нож за ножом, сравнивая вес одного с балансировкой другого, толщину лезвия третьего с изгибом рукояти четвертого.
Для грамотного изготовления сандвичей требовалось три ножа. Первый – нож для нарезки хлеба: жесткое, властное лезвие, безоглядно навязывающее батону свою стальную волю. Затем шел нож для намазки масла: округлый, но также не без твердости в лезвии. Ранние варианты отличались чуть избыточной округлостью, но постепенно, опытным путем, родились новые, абсолютно идеально сочетающие гибкость с твердостью и сообщающие слою масла необходимые гладкость и изящество.
Но королем всех ножей оставался, вне всякого сомнения, нож для мяса. Он не просто диктовал разрезаемому материалу свою волю, как делал нож для хлеба, – нет, его траектория определялась структурой мясного пласта, в результате чего достигалась поразительная гармоничность ломтиков, изящными пластинами соскальзывающих с окорока. Каждый новый ломтик мяса отлаженным движением руки Мастера Сандвичей направлялся на тщательно спропорционированный нижний кусок хлеба и подправлялся на нем четырьмя короткими движениями ножа. А затем наступало то истинное волшебство, поглазеть на которое каждый раз собиралась ребятня со всей деревни: еще четыре точных удара лезвием – и начинка сандвича становилась чудесной мозаикой из кусочков мяса и масла. Размер и форма мозаики менялись в зависимости от формы всего сандвича, но всякий раз Мастеру Сандвичей удавалось достичь гармонии, отличающей произведение настоящего мастера. Второй слой мяса, повторная обработка – и основной акт творения можно было считать завершенным.
Мастер Сандвичей передавал то, что сотворил, своему подмастерью, который в свою очередь добавлял несколько пластинок огурца и редиски, пару капель плюженичного соуса, накрывал все это вторым куском хлеба, а затем нарезал сандвичи четвертым, прямым, ножом. Не подумайте, что эти завершающие операции не требовали искусства – но все же то были второстепенные процедуры, входящие в обязанность верного подмастерья; наступит день, когда Мастер Сандвичей передаст юноше свои инструменты и сделается его законным преемником. Это была заветная должность, и подмастерью по имени Дримпл завидовали все его друзья. В принципе, таскать воду или колоть дрова – тоже неплохо, но должность Мастера Сандвичей обещала куда больше почета.
И не случайно, что Мастер Сандвичей сопровождал свою работу пением.
В данный момент он расходовал последние запасы оставшейся от прошлой охоты солонины. Она чуть перележала, и все же такой вкусной Абсолютно-Нормально-Зверятины Мастер Сандвичей на своем веку еще не встречал. Не пройдет и недели, как Абсолютно Нормальные Звери начнут свое ежегодное кочевье на юг, и тогда вся деревня займется своим самым любимым делом: охотой на зверя. Они добудут шесть – повезет, так семь – десятков из тех тысяч, что сплошным потоком потекут мимо деревни. Убитых зверей спешно освежуют и разделают, большую часть мяса засолят, чтобы продержаться всю зиму, до тех пор пока Абсолютно Нормальные Звери не двинутся по весне в обратный путь, пополняя тем самым их запасы.
Однако лучшее мясо изжарят тотчас же в ознаменование Праздника Осеннего Хода Зверей. Торжества продлятся три дня. Три дня ликования, танцев и рассказов Старика Трашбарга о том, как проходила охота в этом году, – рассказов, которые он старательно выдумывал, сидя у себя в хижине, пока вся остальная деревня занималась собственно охотой.
И вот тогда самое-самое лучшее мясо не пустят на пиршество, а отнесут холодным к Мастеру Сандвичей. И Мастер Сандвичей с мастерством, которое он принес к людям Лемюэллы от богов, изготовит особые сандвичи – Сандвичи Осеннего Урожая, и каждый житель с благоговением съест один или даже два, готовя себя к тяготам надвигающейся зимы.
Сегодня он изготовлял обычные сандвичи, если только сооруженные с такой любовью произведения искусства можно назвать обычными. Сегодня его подмастерье отпросился по делам, так что Мастеру приходилось самому завершать каждый сандвич. Он делал это с огромным удовольствием. Собственно говоря, он был доволен практически всем на свете.
Он резал, он пел. Укладывал ломоть мяса на кусок хлеба, подрезал, крошил мозаику… Чуть-чуть салата, чуть-чуть соуса, еще кусок хлеба, еще один сандвич, еще одна строфа из «Йеллоу Сабмарин»…
– Привет, Артур!
Мастер Сандвичей чуть не отхватил себе палец.
Оцепеневшие жители деревни смотрели, как женщина решительным шагом направляется в сторону хижины Мастера Сандвичей. Мастер Сандвичей был ниспослан деревне Всевышним Бобом прямиком с небес, на огненной колеснице. Так по крайней мере говорил Старик Трашбарг, а уж Трашбарг в таких делах собаку съел. Так по крайней мере говорил сам Старик Трашбарг – я, дескать, в таких делах собаку съел, а потому не спорьте, – и оставалось лишь безоговорочно ему верить, потому что кто-кто, а Трашбарг в таких делах собаку… и т.д. и т.п. И вслух усомниться в этом – лишь зря сыр-бор разводить.
Кое-кто из деревенских удивлялся, зачем это Всевышний Боб послал свой бесценный дар – Мастера Сандвичей – в огненной колеснице, а не просто спустил его тихо-мирно, не поджигая леса и не изранив самого Мастера Сандвичей чуть ли не до смерти. Старик Трашбарг заявил на это, что такова неисповедимая воля Всевышнего Боба, а когда его спросили, что такое «неисповедимая», он велел посмотреть в словаре.
Тут, ясное дело, вышла загвоздка: единственный на всю деревню словарь находился во владении у Старика Трашбарга, и тот никому его не давал. Его спросили, с какой это стати, и он ответил, что нечего им знать, какова воля Всевышнего Боба, а когда его спросили, почему так, он ответил, что потому, что кончается на «у». В итоге кто-то залез в хижину к Старику Трашбаргу, пока тот купался, и посмотрел в словаре слово «неисповедимый». Оказалось, оно значило «тайный», «непостижимый», «то, чего нельзя понять или объяснить», а также «то, в чем невозможно признаться на исповеди». Так что хоть одна тайна прояснилась.
