Таймири (СИ) - Флоренская Юлия (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Спустив ноги на пол, она припомнила свой мутный, изнурительный сон. Сколько он длился? Неделю? Месяц? Год?
— Ну, уж не год, так точно, — рассудила Сэй-Тэнь. — Не может же яхта целый год плавать по одной несчастной реке!
Единственное, чего ей сейчас хотелось — так это поговорить. Неважно с кем, пусть даже с эксцентричным философом.
Но тут в каюту ворвалась Таймири.
На море Эрбий, куда ездят отдыхать все порядочные жители столицы, Сэй-Тэнь много раз видела красных блестящих крабов. Когда краб взбирался на скалу, его ради забавы сталкивали в воду каким-нибудь прутиком. При этом краб щелкал клешнями, дико вращал глазами и, вообще, жутко паниковал.
Таймири сейчас почему-то особенно напоминала эрбийского краба.
— Сэй-Тэнь, скажи, что я не состарюсь! — заламывая руки, воскликнула она. — Неужели это со мной произойдет?!
— Со всеми происходит, — пожала плечами та. — И ты никуда не денешься. А еще ты умрешь.
— Бессердечная! — вскричала Таймири. — Тебе нет дела до чужих страданий! Дрыхнешь круглые сутки!
— Я не дрыхну, — жестко сказала Сэй-Тэнь. — В стране наступил кризис.
— Что? Как ты узнала?
— Больницы переполнены, в магазинах и на складах шаром покати, с образованием — беда, — равнодушно продолжала Сэй-Тэнь. — Спрашиваешь, как я узнала? Телепатически. Моя Айрин сейчас в палате, ее сбил плайвер. Врачи говорят, город кишит преступниками. Ходят слухи, что Икротауса Великого видели у ворот в городскую тюрьму. Якобы он выпустил на свободу всех заключенных. Но я подозреваю, это дело рук ведьмы.
— Не может быть! — прошептала Таймири. — Неужели всё настолько серьезно?
— Серьезнее не бывает, — подтвердила Сэй-Тэнь. — Пока мы тут с тобой болтаем, страна Лунного камня гибнет. Горожан похищают на улицах прямо средь бела дня. Запихивают в полицейские плайверы — и за решетку. А потом их куда-то переправляют… Знать бы, куда.
Таймири затрясло.
«Хорошо, что мы отгорожены от городов пустошью. Хорошо, что с тыла нас защищают необъятные пространства пустыни. Хорошо, что река глубока и быстротечна, и никому не придет в голову пускаться за нами вдогонку… — У нее защемило сердце: — Тетя!»
— Тебе тоже знакомо чувство, когда близкий человек оторван от тебя и ты ничего не можешь с этим поделать? — как-то странно и отрешенно спросила Сэй-Тэнь.
— Скорее, это мы оторваны, — ответила Таймири. — Отделены сотнями и сотнями километров.
Та ничего не сказала, а только встала с кровати и, шаркая, направилась к двери.
***
— Она же не нарочно! — вступился за индианку Остер Кинн. — Откуда ей было знать, что Сэй-Тэнь не из племени Бурых Року?!
Кэйтайрон переводил сердитый взгляд с одной изрядно потрепанной девицы на другую.
— Объясните мне, как?! Как вы, такие кроткие с виду, смогли учинить такой бардак?!..
К тому времени яхта перестала быть яхтой и приобрела черты вездехода; четыре подвижные ноги довольно резво переступали по зыбкому песку. И утес, которому предстояло стать дорогой в небо, приближался с невиданной быстротой. Работа спорилась, пока Остер Кинн с присущей ему непринужденностью очищал от чешуи наловленную рыбу, а «спящая красавица» колдовала над обеденной похлебкой, посыпая ее всяческими приправами. Но когда появилась Эдна Тау, всё перевернулось с ног на голову. Дочь индейского вождя приняла действия Сэй-Тэнь за шаманский обряд, а саму Сэй-Тэнь — за представительницу вражеского племени. Потому и набросилась на бедняжку с кулаками да проклятиями.
Потом они катались по палубе, таская друг друга за волосы (причем Сэй-Тэнь делала это исключительно в целях самообороны). Разнять их удалось только благодаря Остеру Кинну.
Но что самое удивительное, так это похлебка. Несмотря на драку, котел с похлебкой уцелел, и обед не пришлось готовить заново. Кок, которому с утра отчего-то нездоровилось, испытал невероятное облегчение, узнав, что еду сварили за него.
— О, прости, прости меня великодушно! — заламывала руки Эдна Тау. — Как могла я спутать тебя, утонченную натуру, с неуклюжей медведицей Року!
Сэй-Тэнь выглядела помятой, но довольной. Она украдкой взглянула на индианку: та была воплощением раскаяния.
— Я прощаю тебя. Ты сражалась как настоящий воин. И, думаю, медведице Року не поздоровилось бы, свяжись она с тобой.
— В честь примирения предлагаю выпить по чашечке мятного чая, — сразу оживилась индианка и сунула руку в мокасин.
Остер Кинн подозрительно сощурился:
— Слушай, давно хотел спросить, откуда ты берешь все эти листья?
— А зачем тебе? — хитро осведомилась Эдна Тау. Она явно норовила уйти от ответа.
— Но ведь сама прекрасно знаешь. В массиве, как ни изощряйся, мяту не вырастишь. На камнях-то. Там только сосны уживаются. Так что признавайся.
Индианка закатила глаза к небу. В детстве ее отучили врать — за вранье шаман стриг девочек налысо.
— Мы их выращиваем, — наконец выдавила она.
— Выращиваете? — не поверил Остер Кинн.
— Рядом с мастерской счастья Лисса есть обширные угодья, и мы, племя Знойной Зари, издавна возделываем там клочок плодородной земли.
— Вот так-так! — присвистнул путешественник. — И почему ты раньше-то молчала?!
— Значит, и в магазинах у нас продукты из мастерской? — встряла Минорис, которая примчалась сразу же, как почуяла похлебку.
— Так и есть, — подтвердила индианка. — Но большая часть — поставки из-за океана.
Капитан Кэйтайрон тронул Остера Кинна за локоть и лаконично заметил, что пора бы уже отобедать. На звон большого трапезного колокола сбежалась вся команда: и взмыленные матросы, и не менее взмыленный боцман-пересмешник, и даже Папирус, на которого накатило вдохновение и который, по идее, должен был прилипнуть к своей бочке, как клейкая лента.
Не явился только Диоксид. Таймири сказала, у него мигрень и хандра.
— Правильно, — отозвалась Сэй-Тэнь. — Пусть себе хандрит. Главное, чтоб мне на глаза не попадался.
— И отчего ж ты его так невзлюбила? — подивилась Минорис. — Он ведь никому не сделал зла.
— Личная неприязнь, — сухо пояснила та.
— Может, он сейчас как раз обмозговывает, какую бы учинить пакость, — хихикнул Остер Кинн.
— По себе судите, да? — вскинулась на него Минорис. — Философы так не поступают! У них есть честь. И благородство!
Разгорячившись, она нечаянно опрокинула тарелку с похлебкой. И, после того как Остер Кинн заключил, что у него ни чести, ни благородства нету, выбежала из камбуза в слезах.
— И всё-таки за едой нужно думать о еде, — изрекла Эдна Тау. — Золотое правило индейца.
— Золотая твоя головушка! — сказал Остер Кинн и любовно потрепал ее по щеке. Сэй-Тэнь машинально пригладила волосы.
Взявшийся невесть откуда Зюм проявил расторопность и начисто вылизал пол там, где разлилась похлебка. Его мог бы похвалить любой чистоплюй.
Щенка хватились на следующий день, когда капитан распорядился поднять легкий плайвер Таймири на крышу каюты. Все, даже самые непонятливые, уже догадались, что Кэйтайрон собрался перевалить через горы в самом непроходимом месте.
— А где же твоя лодка, Эдна Тау? — спросил Остер Кинн.
— Я отвязала ее еще на реке. На суше каноэ было бы дополнительным балластом.
А плайвер так и волочился по песку до конца похода к горам. Из полированного он превратился в пыльный и поцарапанный — больно было смотреть.
Зюм опять сбежал. Таймири рассудила, что раз уж он дух гор, то, стало быть, отправился к своим собратьям и впитался, подобно аморфной субстанции, в породу адуляра. Благо, в ее рассуждения никому вникать не пришлось.
Пока плайвер водружали на яхту, ей никак не давала покоя одна смутная мысль. Эта мысль ускользала, как только Таймири пыталась на ней сосредоточиться. Но вот мыслишку наконец удалось поймать за хвост: «Записки отшельника»! Вдруг их постигла та же участь, что и блокнот капитана? Вдруг Зюм и до библиотечной книги добрался?
Таймири бросилась к машине со всех ног, расталкивая на бегу зазевавшихся матросов. Кое-как вскарабкалась на крышу и, перекувырнувшись, очутилась в плайвере, где в бесформенной куче валялись ее вещи.
