Запретный мир - Новак Илья (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
Зигрия Матхун отхлебнул из кружки, вспоминая Посвященную Шанго и ее колдовской артефакт под названием метаморфизатор, с помощью которого она совершила обряд превращения. Обряд, как и все обучение в Стопе под руководством жриц, был обставлен соответствующими ритуалами и церемониями. А по сути, Шанго лишь создавала группу приверженцев и старалась расставить их на ключевые посты в Кабуке.
– Мы не нашли труп, – процедила Хахмурка, которая всегда цедила, а не разговаривала нормальным голосом, что являлось рецидивом, оставшимся от прежней профессии. Она неодобрительно покосилась на шефа, как раз прикладывавшегося к четвертой расчудесной кружке медовой браги, и закончила: – А труп должен быть.
Зигрия с громким звуком поглотил треть находившейся в кружке жидкости и глянул на порученицу. Гладия, чопорно оттопырив мизинец, маленькими глоточками пила шоколадный глинтвейн из крохотного стаканчика.
– А што тебя так гнететь, «благословенный свет очей моих»? – осведомился он и отрыгнул со звуком, каким сопровождается поднявшийся из недр топкого болота и лопнувший на поверхности грязевой пузырь.
В детстве Матхуна воспитывал строгий учитель изящной словесности, знаменитый поэт Сизокрыл Лютня. Он заставил ученика от корки до корки проштудировать «Антологию Од и Поэм Бардов Междулужья». Поскольку это была единственная книга, которую Зигрия осилил за всю свою полнокровную насыщенную жизнь, то многие метафоры, иносказания и созвучия намертво въелись в его мозг. Цитаты выскакивали из Матхуна совершенно неожиданно, как непослушные мерзкие бесенята. Это крайне раздражало Гладию Хахмурку – и потому не могло не радовать Зигрию.
– Как зовут того, который пропал?
– Гунь Ситцен, из кучеров. Мелкий пройдоха, пронырливый и подхалимистый.
– Подхамелеонистый! – ляпнул Матхун и расхохотался гулким рявкающим смехом.
Гладия еле заметно поморщилась.
– Што, никто не видал, куда он подевался? – спросил ее повелитель.
– Он атаковал одну из башен. Те, которых мы потом допрашивали, утверждают, что на этой башне дежурили какой-то пришлый, только что нанятый амазон и та девчонка, Дебора Анчи, помнишь ее?
– Не-а, – сказал Матхун. – Крутая девчонка?
– Вряд ли крутая. Такая невысокая, с белыми волосами, робкая. В детстве ее отослали…
Раздался громкий стук, и Гладия Хахмурка умолкла. Дородная трактирщица, получившая от Хахмурки несколько золотых и согласившаяся запереть трактир на весь день, быстро прошла мимо них и открыла дверь. В трактир ввалился размахивающий руками человек. Если бы Гунь Ситцен присутствовал здесь, он признал бы Каплуна Лхассу, одного из сотоварищей по кучерскому ремеслу и своего ближайшего дружка.
– Нашли! – возбужденно выкрикнул Лхасса с порога. – Ходют, малая и белобрысая, а с нею – здоровучий амазон и Гунька.
Род свой Каплун Лхасса вел от крестьян самого задрипанного района Западной области, и потому в его говорке присутствовали отчетливые навозно-сельские интонации, а в коренастой, кривоногой, «несветской», как сказала бы Гладия, фигуре – неуловимая сермяжность. Один из трех подчиненных, которых Матхун по разным причинам решил оставить в человеческом обличье.
– А Вессантра, Савимур? – спросила Хахмурка.
– Не. – Лхасса почесал затылок. – Нема их. Токмо те двое и ящур.
– Это какой ящур? – удивился Зигрия.
– Гунька, г'рю…
– Гунь Ситцен? – Матхун нахмурился, вспоминая. – Но он же был пауком.
– Шо не знаю, то не знаю, командир. Щас он как есть ящур.
– Как же ты его узнал?
На лице Каплуна отразилось недоумение.
– А и вправду, командир… Он же пауком был… Не пойму… Морда вроде другая, но все ж таки – он, Гуня…
Гладия Хахмурка решительно поднялась из-за стола и приказала:
– Как тебя… Колун, веди меня, – и добавила, обращаясь к Зигрии: – Я все организую. По дороге захватим других хамелеонов и доставим тех троих сюда.
Недотычки чем-то напомнили Белавану городок, в котором находился его родной интернат. Деревянные и каменные дома с наклонными крышами и жестяными водосточными трубами, канавы вдоль стен, окна с массивными ставнями, крепкие двери, заборы и ограды. И люди… Те же люди, у которых даже одежда не намного отличалась от привычной ему.
Попадались полицейские, здесь именуемые прокторами. Так их назвал Гунь Ситцен, судя по всему питавший к представителям закона классовую ненависть. Вооружены они были короткими шипастыми дубинками.
Кое-что смущало Бела. Когда он понял, что именно, то уже не удивился.
Прокторы были женщинами.
И все, что слонялись без цели по улицам, сидели на лавках, спорили и ругались от скуки с такими же скучающими личностями, были женщинами.
А вот немногие мужчины деловито передвигались с ведрами и сумками, торговались на рынке, мимо которого прошли путники, и гуляли с детьми.
Детей, кстати, хватало. Девочки с криками гонялись друг за дружкой, дрались игрушечным оружием, играли деревянными солдатиками и тягали за волосы мальчиков. Мальчики же в основном лепили из песка куличики (что, по общему мнению, являлось неплохой практикой, воспитывающей в будущем послушном муже прилежание на кухне) и баюкали кукол (что, как считается, способствует приобретению навыков правильного обхождения с младенцами). И лишь некоторые отдельные сорванцы гоняли почти наравне с девчонками, снисходительно принимавшими их в свои компании.
Белаван долго рассматривал эту суету, в конце концов не выдержал и воскликнул:
– Не могу понять, кто у вас детей-то рожает? Спутники уставились на него.
– Женщины, натурально, – сказал Ситцен. – А у вас что, наоборот?
– Нет, и у нас так. Но у нас они же потом, как правило, и воспитывают детей! И они же, как правило, занимаются домашним хозяйством!
– Ну да? – изумился Гунь. – А мужики-то, мужики чего делают?
– Ну, деньги зарабатывают… обычно. Содержат семьи, заботятся о них… чаще всего. Защищают домашний очаг… бывает.
– Это как же зарабатывают? Все, что ли, на панель скопом валят?
– Нет, нет, занимаются обычными мужскими делами. – Бел покосился на Дебору, слушавшую его с широко раскрытыми глазами.
